Сиротка. Гл. 62

- Люди! – Пьер Рейналь протянул вперед руку, и его голос в стенах революционного клуба прозвучал громко и отчетливо. – Народ Франции, послушайте меня! Вспомните о своих священных правах, утвержденных великой Декларацией Прав человека и гражданина!
Народ притих, внимательно слушая его, стоявшего в этот вечер на трибуне. Мадлен, также пришедшая на это собрание, прислонилась спиной к колонне и взволнованно прижала руки к груди. Раньше она и представить не могла, что придет сюда… в бывшую церковь, которая казалась ей оскверненной. А проводимые в ней революционные собрания – кощунством. Но… теперь что-то неуловимо изменилось… словно какая-то непреодолимая сила заставила её отвести сегодня вечером Луизу к Катрин Беко и попросить ее приглядеть за девочкой пару часов.

- Куда-то собралась, Мадлен? – Катрин Беко прищурила глаза и слегка улыбнулась.
- Да, - ответила молодая женщина, - я… я очень переживаю за Пьера. Сегодня он выступает в их революционном клубе, пойду, послушаю тоже.
- Ну хоть ума у тебя хватило дочь с собой туда не тащить, - Катрин нахмурила свои тонкие брови, - и с каких пор тебе стали нравится эти собрания, подруга? Ты ведь сама говорила, что их речи тебе не очень-то по душе.
- Катрин… - Мадлен посмотрела подруге в глаза…, и та увидела в них страх, смешанный с отчаянием, - я просто очень волнуюсь за Пьера. Я поняла, что он не отступится от своих взглядов, но… мне будет легче, если сегодня я буду там. Буду видеть его. Это лучше, чем сидеть в безвестности и ждать беды.
Катрин тяжело вздохнула, и улыбка сошла с ее лица.
- Он не отступится, - повторила она, - ну да… словно он женат не на тебе, а на революции.
- Он такой… да, - очень тихо сказала Мадлен, закусив губу. – Не может изменить своим принципам.
- Он не думает ни о тебе, ни о ребенке! – раздраженно бросила ей Катрин, указав подруге на ее живот, - наверное, ему не терпится сделать тебя вдовой, а будущего малыша оставить сиротой, ведь так?
- Прошу тебя, Катрин, не начинай опять.
- Да я уж вижу, что переубеждать бесполезно, - ухмыльнулась Катрин Беко. – И все же… милая, - ее тон смягчился, и она взяла Мадлен за руку, - ну зачем тебе идти туда? Это же так опасно.
- Я люблю его, - отозвалась Мадлен.

И сейчас, стоя у белой мраморной колонны, она вновь вспомнила этот разговор. Мадлен посмотрела в напряженное лицо Рейналя, заострившиеся скулы, горящие темные глаза. Он намеренно сделал долгую паузу, и ей показалось, что тишина в зале стала физически ощутимой, словно наэлектризованной. На оратора устремились сотни взглядов, в которых были надежда и вера. Народу сегодня пришло очень много, церковь была переполнена.
- Вспомните о своих священных правах! – продолжил Рейналь, повысив голос, - и о тех, кто сейчас, в эти дни перечеркивает их, уничтожает, отнимает, а вас, свободных людей хочет опять погрузить во тьму беззакония! Чтобы вы опять стали униженными и бесправными! Опять стали рабами, только теперь, у новых господ!
Он перевел дыхание и откинул со вспотевшего лба прядь волос. Оперся правой рукой на трибуну и продолжил:
- Права эти… вы все их хорошо знаете, не так ли?
- Да! – возбужденно загудели собравшиеся.
- Я напомню их вам! – продолжал Пьер Рейналь. – Свобода слова! Мы, народ Франции, имеем право открыто выражать свое мнение, не боясь, что нас за это бросят за решетку и казнят. Ведь так?
- Так… так! -  раздались голоса.
- Свобода митингов и собраний! – Пьер оттянул шейный платок и оперся обеими руками о края трибуны.
- Свобода печати! – он вновь повысил голос, продолжая свою речь, - каждый журналист имеет право выражать свое независимое мнение и критиковать власть, не боясь быть за это осужденным. Без свободы мнений республика превращается в гладь стоячего болота, а все яркие люди, имеющие свои убеждения и отличные от этого серого «болота» объявляются «врагами нации» и «иноагентами».  Пора уже положить этому конец! Вы согласны со мной, граждане свободной Франции?!
- Да, да! Согласны! – раздался одобрительный рев голосов, мужских и женских.

Мадлен прижала ладонь к губам, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
«Пьер совсем потерял осторожность, - подумала она. – А люди…»
Она огляделась по сторонам, вглядываясь в лица собравшихся. И видела в них одно и то же похожее выражение – какую-то злую радость… от того, что Рейналь настолько ясно и четко озвучил их мысли. То, о чём они думали и сами, что грызло их изнутри и не давало покоя… но о чём они сами боялись сказать. Сейчас же эти слова свободно и четко звучали, словно вырвавшиеся из плена… из плена всеобщего страха.
 
- Мы положим конец этому беспределу власти! – продолжал Рейналь своим четким и звучным голосом, - и покажем им, кто настоящие хозяева своей страны. Не эти… - он с презрением скривил губы, - «новые аристо», алчно скупающие дворянские земли и особняки. И не те ханжи, кто ратует за то, чтобы все мы думали и мыслили одинаково! А именно, так – как хотят они. Этого никогда не будет! И мы с вами, граждане, должны восстать и сбросить эту новую тиранию, как на дрожжах выросшую за последний год! Именно к этому вас призывает гражданин Эбер, прекрасный патриот! Именно к этому призываю вас, и я тоже! Пора повторить события 31-го мая 92-го года, когда народ Парижа восстал и сбросил клику жирондистов, засевших в Конвенте! Граждане, вы согласны со мной?
Он смолк, переводя дыхание.
- Да, да, согласны! – его поддержал многоголосый возбужденный хор.
- Хорошо! - Пьер слегка улыбнулся, - я не сомневался в вашей честности и смелости! Францию опять поработили… но она станет свободной, благодаря нам!  Свобода, равенство и братство!
Люди восторженно закричали, повторяя его слова.
 
И в этот момент у входа в церковь произошло какое-то волнение. Раздалось несколько женских вскриков, какие-то глухие удары, гул нарастал… Мадлен встала на цыпочки и вытянула шею, чтобы увидеть, что там происходит. Сквозь небольшой образовавшийся просвет ей удалось увидеть то, что повергло ее в ужас. Грубо проталкиваясь сквозь толпу людей, к трибуне энергично шли несколько национальных гвардейцев.
- Именем республики! – крикнул тот, что шел впереди, - вы арестованы, гражданин!
Он был уже почти у самой импровизированной трибуны и обращался к Рейналю, который не двинулся с места, а лишь сильнее вцепился в края трибуны. Так, что побелели костяшки пальцев.
- Спускайтесь сами и не заставляйте нас применять силу, - продолжил гвардеец.
- А вы, граждане! - он обернулся к безмолвно застывшим людям, - быстро расходитесь по домам! Ваш клуб закрыт! Вот официальное постановление! – он помахал в воздухе какой-то бумагой!
- А это… - он извлек из кармана вторую бумагу, развернул ее и издали показал ее Рейналю, - ордер на ваш арест, гражданин Пьер Рейналь.
- Спускайтесь с трибуны, - повторил он, - не заставляйте применять к вам силу.