Твой. Без цензуры... Глава 25

Вернувшись домой после окончания операции, Чехова едва успела переодеться перед ужином и принять душ.

Её голова все ещё гудела от наставлений и ругательств Гордеева. Он «издевался» над ней с Новиковым и Фроловым как мог, превзойдя в этот раз самого себя по части циничных замечаний. Поэтому как только ей повезло очутиться у себя, она хотела только одного: как можно скорее закончить все свои дела и пораньше лечь спать. Если бы не одно «но».

Взявшись всерьёз за расследование дела о своих родителях, и самым тщательным образом изучив историю болезни отца, где почему-то не хватало последней страницы в виде так называемого заключения патологоанатома, она обратила особое внимание на фамилию некоего анестезиолога Афанасьева.

Подключив к этой работе позже Рудаковского, вскоре им удалось выяснить, что другие члены бригады, оперировавшей после аварии её отца, таинственным образом исчезли, но куда подевался сам Афанасьев, для них так и осталось загадкой. А тут ещё Рудаковский потерял рассудок, начав снова донимать её каким-то незнакомцем, чисто случайно опознав его в больном… Которого курировал Смертин, позаимствовавший у того привычку пить чай в два глотка.

Посчитав, что он может иметь какое-то отношение к смерти её родителей, она быстро договорилась с Толиком забрать этого пациента под свой присмотр. И будучи только рад избавиться от немногословного воркутинского сидельца, Смертин передал ей Анкушева, на всякий случай предупредив её, что с этим типом надо держать ухо востро и вообще быть с ним начеку.

«Поздравляю, «сестренка», теперь и у тебя появился пациент с судимостью» — подтрунивал над ней Глеб, когда эта новость дошла и до него.

Раньше подобные шутки сыпались на голову бедного Толика. Узнав о роде деятельности нового пациента Чеховой, «братец» ещё долго не оставлял её в покое, подшучивая над её желанием забирать под свое крылышко бывших З/К, о которых четко пелось в блатном шансоне: «Пятилетка, за запреткой, карты да гитара. Сигаретка, под жилеткой лагерные нары…». Ведь ранее возня со всякими зэками с различной степенью судимости и ментами было сугубо прерогативой Смертина. И вообще, последний был уверен, что девушки должны были отдавать предпочтение другим пациентам, но Чехова так настойчиво требовала передать ей на «поруки» конкретно этого больного, что устав с ней препираться, Смертин был вынужден пойти ей на встречу, делая все возможное, чтобы Анкушева не вернули ему обратно, если что-то пойдет не так.   

Вернувшись к себе после душа, Валерия села за письменный стол, и положив голову на согнутые локти, мысленно унеслась в новые воспоминания.

За окном шел дождь, и вечер обещал быть пасмурным. Заметив позже, как потемнело в комнате, она была вынуждена отвлечься от своих невеселых дум и зажечь ночник, чей света моментально осветил помещение, наполняя его уютной атмосферой.

Встреча с Анкушевым продлилась не долго, но она помнила все подробности своего разговора с этим мужчиной, который, судя по бодрому виду, давно шел на поправку.

«Ну, а все-таки, с какой целью вы все это затеяли? — расспрашивала она Анкушева о роде его деятельности, когда Рудаковский рассказал ей все и про подпилок, и про харчи. — И зачем теперь скрываетесь в стенах хирургического центра? Вам разве угрожают?»

Отказавшись тогда от чаю, Анкушев лишь отрицательно кивнул в ответ, продолжая сохранять молчание.

«Но должна же быть, в конце концов, хоть какая-то причина, по которой вы здесь находитесь, не спеша покидать стены больницы!» — настаивала она, пытаясь самостоятельно докопаться до сути.

«Причины есть, — сухо ответил он спустя время, успев пожалеть о том, что попал в руки столь любознательной девчонки, когда предыдущему практиканту на его биографию было наплевать. — Я, почитай, пять лет отбыл на каторге. В Воркуте»

Прозвучавшая в стенах палаты новость заставила Чехову вздрогнуть и чуть не выронить из рук полупустой бланк опросного лица с его фамилией.

Собравшись с духом, она внимательно посмотрела на пациента, намереваясь продолжить свой опрос. Так вот значит, кем на самом деле является этот «загадочный» Федор Ильич Анкушев! Теперь было понятно, почему он так долго не хотел говорить свои настоящие «позывные», категорически игнорируя все, что связывало его с прошлым.

«Значит это было… Убийство?» — затаив дыхание, переспросила она, судорожно вцепившись в бланк.

«Да, — кивнул Анкушев, самодовольно прищуриваясь. — Укокошил друга. За дело»

Валерия оторопело заморгала, только сейчас осознав, с каким опасным человеком имела дело. Походу, опять нарвались на какого-то больного на всю голову, так что сразу и не разберешь, кто является он на самом деле: маньяк или просто убийца… Сейчас как достанет из своего дипломата плоскогубцы, паяльную лампу, бахнет её чем-то тяжелым по голове: ноги отдельно, руки отдельно, — все в целлофановый пакет и отправит все это в круиз бесплатный по Москва-реке...

Неудивительно, что Рудаковский так сильно боялся этого типа, вздрагивая от одного лишь упоминания его фамилии, ассоциировавшейся у него с тем зимним днем на кладбище и надгробной плитой некого Наибадзе.

«Да не убью я вас, ежели вы этого боитесь» — поспешил заверить её Анкушев, как будто прочитав тогда её истинные мысли о роде его деятельности.

«А за что конкретно вы его убили?» — не унималась Чехова, как только ей удалось справиться с собственным страхом и настроиться на продолжение беседы со столь загадочным пациентом, давно вышедшей за рамки простого медицинского опроса.

«Не захотел поделиться со мной своей фирмой, вот и результат, — признался Анкушев, не увидев в своем поступке ничего предосудительного. — Я нисколечко не жалею, что кокнул его тогда. Таких подонков, по-моему, надо сразу убивать. Я просто оказался последним из заговорщиков, кто не успел вовремя спрятаться от правосудия, потому и был пойман».

«Час от часу не легче! — подумала тогда Чехова, застыв с авторучкой над опросным листом.

За таким пациентом нужен был глаз да глаз. И когда она поставила его в известность, что ей надо срочно доложить об этом деле своему куратору, Анкушенв только рассмеялся в ответ.

«Не будь столь мелодраматичной, девочка, — подмигнул он ей, намекая на бессмысленность подобных действий. — Ваш Гордеев итак уже обо всем знает»

Порядочно удивившись, Валерии показалось тогда, будто она ослышалась, но пациент говорил настолько убедительно, что собираясь ещё раз сходить к куратору, чтобы перепроверить некоторые факты, в итоге передумала это делать, вспомнив в последний момент, ради чего, собственно говоря, все это затеяла. 

«Я рассказал ему об этом ещё в первый день пребывания в больнице, — пояснил ей Анкушев, обнаружив её замешательство, — когда меня курировал этот… как его? Короче, другой студент. Так неужели вы думаете, чтобы я позволил какому-то хирургу обследовать меня, не рассказав ему о подробностях своей прошлой жизни?»

Внимательно выслушав его тогда, Валерия была несколько озадачена словами мужчины. Значит, Гордеев, был в курсе, кем на самом деле являлся этот человек, и все же не побоялся направить к нему практикантов. У неё не нашлось подходящих слов, чтобы описать всю низость поступка куратора. Хотя…

Оставить бывшего арестанта в палате, не поставив никого в известность относительно рода его деятельности в прошлом — было вполне в духе Гордеева, и удивляться здесь было нечему. С другой стороны, она сама захотела курировать этого пациента, пытаясь докопаться до истины в деле её родителей. Тогда к чему такие претензии?

Внеся в бланк дополнительную информацию, касавшейся нынешнего состояния здоровья больного, Чехова собиралась покинуть его палату, когда остановив на ней взгляд, Анкушев сделал ей знак задержаться. У него была к ней определенного рода просьба, которую он тут же поспешил озвучить, не переживая о том, что могла подумать о нем после этого студентка. 

«Лера, мне надо выбраться из этой больницы, — взмолился он, намекая ей на побег; больше ему нельзя было здесь оставаться. — И только вы мне можете в этом помочь!»

Пообещав сделать все возможное, она ушла тогда из его палаты, и тщетно пытаясь выяснить, кого он опасался и почему так спешил отсюда сбежать, весь день ходила по больнице сама не своя, почти не вникая в лекции Гордеева, что, конечно, довольно скоро бросилось ему в глаза.

Последняя фраза пациента повторно всплыла в её памяти, и, дав себе слово побывать завтра в квартире родителей, чтобы взять для него какой-то одежды, как в свое время помогал ему с едой и подпилком Рудаковский, Валерия снова впала в полузабытье, раздумывая о чем попало, пока из такого состояния её не вывел подозрительный стук за окном. Уже минут десять кто-то барабанил по стеклу, называя её имя.

Жаль, что она заметила это только сейчас. Очнувшись от своих дум, Чехова посмотрела в окно, увидев там промокшего от дождя Рудаковского.
Боясь заходить в дом через парадный вход, чтобы не наткнуться на Глеба, Вовка приноровился посещать её, перебираясь через окно. У Чеховой по этому поводу была отработана целая «система», которую она не собиралась менять. Подойдя к подоконнику, Валерия нажала на шпингалет, и потянув пластиковую створку на себя, открыла окно.

— Вов, ты чего так поздно?

— А че, уже действительно поздно? — удивился он, закидывая одну ногу на подоконник, а второй — отталкиваясь от земли.

— Ты на часы вообще смотрел?  — Уже была половина одиннадцати ночи, она в это время давно готовилась ко сну, но Рудаковскому будто все было нипочем.

Если ему хотелось с ней увидеться и передать важную информацию, то время суток не играло для него никакой роли. Перебравшись через подоконник, Вовка спрыгнул на пол, после чего встряхнувшись в комнате подобно собаке, выбравшейся бассейна, бросил на стол рюкзак, усаживаясь на пол рядом с её диваном. 

— Ну, как прошла операция под руководством Гордеева? — осведомился он, все ещё горя желанием знать, как все обошлись без него.

— Как прошла?! — рассеянно переспросила Чехова, медленно возвращаясь в реальность. — Два часа работы, пару литров крови и море ненормативной лексики…

Именно так могла она охарактеризовать свое состояние после перенесенных накануне трудов. У неё до сих пор стоял в ушах гул от воплей Гордеева, отчитывавшего их с Новиковым за малейшую ошибку.

«Не забывайте работать зажимами! — орал на них куратор, не считаясь с неопытностью практикантов. — Зажимы вам зачем? Конечно, доктор Новиков, такой метод проведения операции, несомненно, тоже имеет право на существование, но сейчас мы делаем другое! А вы что стоите, доктор Чехова? Ну, подержите скальпель за коллегу! Ну, немножечко! Ему же тяжело! Мы тут с вами как слоны в посудной лавке: тужимся что-то, пыжимся, а взлететь не можем… ПОЛЕТЕЛИ!!!»

Валерия была уверена, под руководством «светилы» у них ещё не одна операция пройдет в подобном духе и на нервах. Но возможно это было только началом их непростого взаимодействия, и он с их группой обошелся тогда ещё достаточно мягко.

— Но аппендицит Пермяковой вы, надеюсь, хоть вырезали? — вопрос Рудаковского вырвал девушку из канвы воспоминаний об оставившей в её памяти след операции.

— Вырезать-то, вырезали, — устало вздохнула она, подвергая сомнению компетентность куратора. — Но я не уверена, что это был именно он.

Оторопев, Вовка округлившимися глазами посмотрел на подругу. Лишенные стекол очки придавали его лицу комический вид.

— Гордеев разве вам не помогал?

Чехова иронично усмехнулась.

— Он уселся на койку к больной и лузгая семечки, время от времени отпускал комментарии в адрес нашей с Новиковым работы, болтая ногами. Все остальное мы сделали сами.

— Не может быть!

Рудаковский ошарашено уставился на неё.

— И это без учета капельницы, так и проболтавшейся до конца операции на перевернутой швабре, — закончила свой рассказ Чехова, мрачно вздыхая.

Она так мечтала попасть накануне в операционную в качестве ассистента, а добившись желаемого, больше не хотела ни под каким видом переступать порог этого помещения. 

— И кто же додумался до подобного «нововведения»? — съязвил Рудаковский. — Тоже Гордеев?

— А ты надеялся услышать какую-то другую фамилию?! — переспросила Валерия. — Но это ещё не все. А чтобы мы не скучали во время операции, он поручил нам держать эту капельницу по очереди.

— На швабре?

— Да, на швабре! Ну, ладно, Вов, хватит об операции, — отмахнулась она, не желая больше об этом вспоминать. — Лучше расскажи, как обстоят дела с диском? Тебе удалось его достать. Что говорит Вадик?

— Какой ещё диск? — смутно пытаясь что-то вспомнить, Рудаковский нервно потер свой лоб.

По правде сказать, до Левицкого он так и не смог дозвониться, вернее достучаться. В интернет-клубе, куда он отправился после занятий, чтобы встретиться с его друзьями, на вопрос: «А Вадик выйдет?», те ответили ему, что он до сих пор «в стадии разработки».

Молодежь была явно навеселе:  их сообщество отмечало годовщину открытия, поэтому выловить Левицкого из атмосферы алкогольно-травяного дурмана было нереально. Так и не получив ответ на свой вполне понятный вопрос, он подался прочь, раздумывая над тем, как ему правдоподобнее наврать Чеховой, когда та будет приставать к нему с подобного рода расспросами.   

— Диск с Гордеевым у тебя? — уточнила она, заметив, что он опять унесся куда-то мысленно, витая в облаках.

— Диск с собой, а вот Гордеев, Лер, — парень развел руками в ответ, — в карман не поместился…

— Очень смешно…

— Тем не менее, я сделал все, как ты мне говорила, — оправдывался он, не зная, с чего начать свой долгий рассказ. — Подошел накануне к Глебу и спросил у него насчет клипа, на что он мне сказал, что ничего снимать пока не собирается и вообще это сплетни. Разумеется, я ему ни капли не поверил, но выведать больше информации об этом деле мне не удалось. Походу он подсунул мне пустую болванку, намекая на ложность съемок, а вот на втором диске…

Тут Вовка запнулся.

— На втором оказался странный клип…

— О чем?

— Там какое-то зеленое лысое существо летает в шлеме и поет: «Пам-пам-пампарам-пам-пам-пам…» — яростно жестикулируя, Рудаковский попытался повторить движения персонажа, похожего на виртуальную лягушку. — И в конце оно, знаешь, ещё так странно завершает куплет…
Выпучив глаза, Вовка раскрыл рот, выдавливая из себя протяжное:
— Бэм… Бэм…

Клип на композицию «Сrazy Frog «AXEL F» не видел в свое время наверное только слепой. Но сам Рудаковский, похоже, оказался единственным в своем роде человеком на постсоветском пространстве, который не то, что бы не слышал об этой композиции, но даже никогда не видел её собственными глазами. И это в век продвинутых цифровых технологий! А жаль. Ведь сам сюжет клипа в какой-то степени отражал то, что происходило в жизни их руководителя практики, и могло ещё произойти. Там было немало биографических пасхалок.

Один только побег этой лягушки от робота чего только стоил! Да и сама лягушка по внешнему виду недалеко ушла от самого «светилы», с той разницей, что вместо больничного халата на ней был шлем. На том внешнее сходство с Гордеевым заканчивалось.   

— Вов, тут и без тебя тошно, а ты ещё рожи такие страшные корчишь… — вздохнула Чехова, тщетно пытаясь добиться от приятеля правды. — Нам надо просмотреть этот диск, чтобы окончательно убедиться, есть там что-то про Гордеева или нет.

— Согласен, — кивнул Рудаковский, — но на чем мы его посмотрим, Лер?

— На ноутбуке Глеба. Денис как раз забыл его вчера на кухне, так что у нас появилась возможность просмотреть диск. Мой брат, бывает, настолько часто берет его с собой, что Глеб уже и забыл о существовании своего ноутбука. Что нам только на руку.

— Тогда чего мы ждем?! — обрадовавшись, подмигнул ей Вовка. — Давай, тащи его сюда!

Глава 26

http://proza.ru/2024/03/06/866