Пиджак в полоску

       Минута в минуту врач в кабинете к началу приёма. Уже не верите? И правильно делаете, потому что это было бы странно. С боем часов Ия заглядывает в кабинет и в дверях видит улыбающееся лицо врача (опять испытываете недоверие?):  он просит подождать две минуты.
     «Вам надо облачиться?»,-- полу-спрашивает Ия, имея в виду белый халат.  Ровно через две минуты гостеприимно распахивается дверь и молодой доктор любезно приглашает Иечку, обращаясь к ней  по имени-отчеству, в кабинет. В нём царит ледяной холод: видно, в первую смену никто не вёл прием, и окно было настежь распахнуто. Уже приодевшийся  в белый халат врач приглашает Ию присесть.
      «Нет, спасибо. Я постою:  тут жутко холодно, а садиться на холодный стул не могу – сразу начнётся обострение».
     Опешивший доктор засуетился: «Чем же Вас укрыть?»
     Иечка, иронично: «Ну, как в ресторане, дайте плед, что ли.»
     «Пледа, к сожалению, нет. Может, мой пиджак подойдёт?»
     Заметим, что собираясь к врачу, Иечка оделась,  как на парад  - и то верно,  куда ещё пенсионеру наряжаться – только к врачу. На ней облегающие чёрные джинсы, приталенный пиджак  с белой окантовкой,  чёрно-белые серьги муранского стекла, приобретённые на днях в Эрмитаже, французские духи, наконец. Зачем ей ещё один пиджак? А он тем временем достал из шкафа свой фирменный пиджак в крупную полоску и уже заботливо надевает его ей на плечи. Да, в двух пиджаках ей раньше  сидеть не приходилось…   Ия с улыбкой смотрит на все происходящее как бы со стороны  и тут же вспоминает комичную историю, произошедшую в этом  заведении пару лет  назад. Она поведала доктору, как однажды на приёме у врача она  прикинулась кошечкой: об этом  есть забавный рассказ, который можно почитать на прозе.  Ну, а то, что он молниеносно включил обогреватель и поставил его прямо у Ииных ног, можно  не говорить  -- это и так понятно.
     Часовой приём был заполнен, в основном, рассказом юного кандидата наук о его отношении к больным, об интересных исследованиях и их результатах, о заграничных командировках и о многом другом. Время от времени Ия всё-таки старалась перевести разговор на свою, пусть небольшую, но конкретно-волнующую-её тему. Он живо откликался, но тут же пользовался  случаем и опять заводил разговор о своём.
     Ия переживала за вероятно-скопившуяся-за-дверью очередь из пациентов, которым наскучило томительное ожидание, да  и Ие эта избыточная предупредительность и сидение в двух пиджаках в уже-пышущей-жаром комнате больше не доставляли удовольствия.  Однако, всё это  произошло  столь неожиданно, что не написать об этом было бы  просто непростительным: пусть люди, которые часами сидят в очередях или неделями не могут дозвониться, чтобы записаться  на приём к специалисту, или,  попав на приём, даже не видят его лица, уткнувшегося в клаву, а лишь слышат изредка-пробуркиваемые-с-плохо-скрываемым раздражением вопросы  —  пусть они  знают, что бывает и такое.
      Как известно, у нас все равны. Но некоторые равнее.  Как говорят теперь, по факту наличия у них наличных.

      Происшедшее  отразилось не только на  Иечке -- самому  Пиджаку пришлось пережить немало. Пока он рос и формировался, никто его не замечал и яркого будущего ему не прочил. Со временем он вырос, приобрёл  форму, стал стройным, с хорошей фигурой. Неудивительно, что на него стали заглядываться и мужчины, и женщины. Особенно выросло его самомнение, когда перед ним открылся чарующий  мир парадного Невского проспекта, где он красовался в витрине роскошного магазина, высокомерно поглядывая на зазевавшихся и остолбеневших от его красоты прохожих. За ним регулярно ухаживали заботливые женские руки, сдували с него пылинки,  а он всё хорошел и хорошел. Иногда его касались мужские руки: они довольно грубо его вертели и разглядывали, пытаясь натянуть  на себя. А он, внутренне возмущаясь подобным обращением, как мог, старался воспротивиться их попыткам, и в конце концов, его, к счастью, возвращали на место. Но когда пришёл Он и своими деликатными руками хирурга с тонкими, нежными пальцами коснулся  его, Пиджак поддался и охотно покинул свой пьедестал.
      Его куда-то долго везли и, наконец, выгрузили в светлой комнате, которую Пиджак стал торопливо осматривать в надежде увидеть ещё более достойный пьедестал. Каково же было его изумление, когда его просто повесили в глухую каморку и плотно закрыли за ним дверцу. Там было грустно и одиноко. Правда, иногда хозяин надевал его и ходил в красивые места, но придя туда, почему-то его сбрасывал, меняя на тряпичное белое облачение. Иногда хозяин пытался его знакомить с какими-то юбками и блузками, но они были ему совершенно чужды, так как ему не о чем было с ними разговаривать, ведь они никогда не видели ни Невского проспекта, ни ярких витрин, а главное – его, красующегося там на всеобщем обозрении. Со временем  он  как-то потускнел, и уже не так красиво сидел на хозяине.
      
       Вот и в этот вечер хозяин, придя на работу, снял Пиджак и сунул его в шкаф. Пиджак,   уныло свесив голову, молча  поджидал конца рабочего дня, когда хозяин вытащит его на минутку на белый свет,  наденет  и отправится в свой унылый дом. Пиджак только подумывал вздремнуть, когда в неурочное время распахнулась дверца шкафа  и весёлый хозяин стал суетливо стаскивать его с привычной вешалки. Потом он расправил его и аккуратно накинул на женские плечи. Пиджак был возмущён и не понимал происходящего. Вскоре, приглядевшись, он увидел, что его руки обнимают что-то неведомое, но отдалённо знакомое. Прошло немного времени, и Пиджак невольно ощутил приятное тепло, исходящее от того, что он обнимал. Это существо походило на Пиджак, но было меньше ростом и, что удивительно, ластилось к нему. Неожиданное, ранее не испытываемое ощущение тронуло и согрело  пиджачную душу, в прошлом  чёрствую ко всяким женским штучкам. Он даже чуть крепче обнял это существо.
            «Как тебя звать?» -- тихо спросил он.
            «А тебя?» --  едва вымолвила она.
            «Я-то Пиджак – это всем известно. А ты кто?»
            «Для тебя я готова называться Пиджачкой, если тебе нравится»,  - прошептала она  дрожащим от волнения голосом.

           Сказав это, как бы признаваясь в любви, она слегка передёрнула плечиками, а потом широко улыбнулась  и распахнулась – ей тоже стало тепло от тепла, исходящего от Пиджака.  Время шло, они так и сидели, тесно прижавшись друг к другу, составляя единое целое. Им было хорошо вдвоём, и Пиджак впервые ощутил радость настоящей близости. Теперь так будет всегда: потом у них будут маленькие пиджачки, которых они вырастят и которые тоже станут красивыми, и все будут на них восторженно заглядываться.
       
           Ничто не предвещало конца этой неожиданной любви, но высшие силы внезапно расторгли их,  казавшийся несокрушимым, союз. От прошедшего счастья длиною в один час врачебного приёма  у них сохранятся  сладкие воспоминания, которые останутся  на всю их пиджачную жизнь.