6. 3. 24. второе

                Жар-птица и дедушка
 
  Жила у дедушки курочка. Она отруби клевала и неслась исправно. И он её считал курочкой.
  И он не знал, что ночами выходила она из курятника, скидывала под кустом грязненькие куриные перья -- и тогда даже звёздочки удивлялись на такую красоту: потому что это была жар-птица! И она летала-сияла в ночи.
  А падишах той страны гулял по дворцовому саду и однажды увидал, как она летит-сияет, сказочная жар-птица!
  - Поймать и ко мне во двор доставить! -- велит он царедворцам.
  Побежали царедворцы, руки к верху подняв. Ловили-ловили жар-птицу, а тогда она и улетела в курятник, и опять сидит на жёрдочке в своих старых грязненьких перьях, которые успела на себя накинуть. И так далее живёт курочкой, несёт куриные яички для дедушки. Она ведь у него одна-единственная, без неё он с голоду как бы не помер...
  А у соседа полон курятник был кур. Вот однажды увидали те куры из курятника всё-всё. Наутро сказали хозяину: так и так, жар-птица в соседском дворе живёт. Тот -- доложил во дворец.
  Прибежали царедворцы:
  - Где жар-птицу прячешь, показывай! -- кричат.
  Испугался старик, удивился:
  - Окромя моей курочки другой живности не имею...
  - Где?
  - Где ей положено, в курятнике на гнёздышке мне завтрак несёт...
  Заглянули те в курятник, сунули курочку в мешок и унесли во дворец. А старику только яичко осталось, тёплое, как та курочка.
  Вот раскрыли они мешок перед падишахом, увидал он грязненькую обычную курицу -- тронуть её побрезговал.
  - Вы что -- заругался, -- такие-сякие!
  - Все соседские куры свидетельствуют, будто это она и есть. Жар-птица!
  - Над своим падишахом насмехаться?! -- рассердился падишах и всех прогнал, а курицу велел ему на обед зажарить...
  Тем временем дедушка так расстроился, что даже не позавтракал, а пошёл во дворец свою дорогую курочку требовать.
  Царедворцы узнали, чего старик хочет, расхохотались: невиданное дело, чтобы простой дедушка от великого повелителя что-то требовал.
  А падишах только что задремал на троне, и спрашивает:
  - Кто там ещё?
  - Да тут, о несравненный падишах, совсем смешной старик пришёл.
  - Зачем?
  - Требовать курицу.
  - Требовать? -- рассмеялся падишах. -- Какой наивный. Отошлите его на птичий двор, пусть ту курицу сам зарежет, перья ощиплет, на вертеле зажарит да ко мне на подносе принесёт. Тогда я его, так и быть, приму...
  Отвели дедушку на птичий двор. Увидала его курочка, подбежала, к своему дорогому человеку прижалась.
  Обнял её старик, заплакал:
  - Велел наш падишах тебя зажарить...
  - А ты?
  - Что я могу? -- зарыдал бедный старик. -- Иначе он меня зажарит!
  Затем он помолчал-помолчал и воскликнул:
  - Ну и пусть! пусть лучше меня, раз у нашего повелителя ни совести, ни чести!
  - Тише, тише... -- молвит ему курочка. -- Нам бы только ночи дождаться...
  Вот в обеденное время велят, чтобы старик уже нёс падишаху жареную курочку, а он и отвечает:
  - Передайте нашему драгоценнейшему падишаху: ещё не готова курочка! Старое мясо долго не прожаривается!
  Передали падишаху, тот отвечает:
  - Ладно, поужинаю курятиной...
  А как настало время ужина, опять велят старику нести жареную курочку.
  - Никак невозможно! -- отвечает старик. -- Надобно ещё всю ночь жарить на костре. Такое твёрдое у неё мясо -- прям беда!
  Доложили падишаху, тот:
  - Ла-адно, до завтрака подожду. Но если и тогда не будет готова -- велю старика зажарить мне на завтрак!
  - Ха-ха-ха! -- обрадовались царедворцы, что у них такой весёлый и находчивый падишах.
  ... И вот настала ночь. Все во дворце уснули. А падишаху снилась очень-очень вкусная жареная курочка на вертеле. С луком, чесноком и красным перцем -- чтоб изо рта аж пламя вырывалось, он так любил.
  Вот тогда курочка вдруг уронила на землю грязненькие куриные перья -- да и стала настоящей жар-птицей.
  - Садись! -- говорит она старику.
  - На тебя, такую прекрасную, нежную, сияющую?
  - Хочешь, чтобы нас зажарили?
  - Не хочу!
  И сел на прекрасную жар-птицу. Взмахнула она раз, взмахнула два -- и поднялась сама да дедушку подняла в воздух. И улетели они в самые дальние края, где злых падишахов не бывает, а живут там наши православные люди.
  Там очень обрадовались этой жар-птице -- и её дедушке!..


               
                Город в капле

Ромик уже много месяцев не вставал с постели: его ноги сковали невидимые оковы.

И однажды приснилось ему, что его сердце улыбнулось и запело громким прекрасным голосом. Так сильно запело, что Ромик и проснулся удивительно рано.

И понял: да это колокола в храме звонят, потому что настала Пасха. Он открыл окно рядом с кроватью, а там вверху уже небо светало, и реактивный самолётик с малюсенькими пассажирами в высоте летел, а за ним розовая от солнца полоса, как хвост дивной птицы; и весь мир от неба светал.

– Ра-дуйтесь, лю-ди! Ра-дуйтесь, лю-ди!.. – пели колокола. Им вторили соловей в саду и петух на заборе; а также дрозды, скворцы, воробьишки, грачи, воро;ны и во;роны (не путайте этих разных птиц); и также лягушки; и все насекомые, у кого есть хоть какой-нибудь голосок. Все пели в меру своих способностей и очень старались. Кто же не имел голоса, тот молча дышал. Потому что – как сказано в Писании? Всякое дыхание да хвалит Господа!

А в саду на персиковом дереве румяные цветочки пахнут медовыми пряниками; от них ветерок сладок, дует в окно вместе с колокольным звоном и пеньем птиц. Рома от холода закрылся до подбородка одеялом и ждал бабушку Марию Ивановну. А у неё он жил всю свою семилетнюю жизнь.

Когда он прошлым вечером уснул, она оделась в праздничное платье и, тихо заперев дверь, пошла на Всенощную. А утром, зная, когда внук обычно просыпается, вернулась домой с пасочкой, крашеными яйцами и – алой розой.

– Ты у меня сегодня ранняя птаха? – удивилась Мария Ивановна. Она осторожно поднесла внуку розу, стараясь её не наклонять, и они похристосовались. – Одна добрая женщина в храме дарила людям цветы из своей теплицы, вот мне для тебя дала. Когда батюшка окроплял святой водой пасочки, то я стояла рядом, и одна капля попала на розу. Смотри, солнце ещё не взошло, а капля сияет, от неё в комнате светлей…

Рома взял розу обеими руками и увидел каплю на лепестке. И улыбнулся.

– Я таких ещё не видел. В ней маленький город.

– Где? – бабушка склонилась над цветком. – Правда, город в капельке! Вот златоглавый храм, вон избы с теремами, деревья… Ох-х!

Тут храм в капле зазвонил праздничную колоколицу, и там внутри тоненькие человеческие голоса воскликнули:

– Христос Воскресе! Воистину Воскресе!..

А потом из храма стали выходить очень хорошие люди. Они радовались, целуя друг друга трижды в щёки.

И этот город, и всё там происходящее – ни Рома, ни Мария Ивановна не выдумали, а всё это было на самом деле, в капле святой воды на лепестке цветка.

А ещё там в капле – маленькое синее небо; и совсем маленькое, но яркое солнце на город светит, и от него храм – яркий, солнечный.

Вот большой храм, откуда пришла Мария Ивановна, перестал петь колоколами, а этот, в капле, звенел и звенел колокольчиками. Бабушка с внуком смотрели во все глаза, слушали и улыбались.

Тут Мария Ивановна сказала:

– Давай, я розу поставлю в воду.

Она приготовила графин на столе, взяла цветок – да рука у неё нечаянно дрогнула от старости.

Капля на лепестке тоже вздрогнула, вдруг покатилась вниз по лепестку, сорвалась и…

– Ох! – сказала бабушка.

Но капля не долетела до пола, не разбилась.

– Вот она, – сказал Рома, держа её на ладони. – Город цел, и все люди, и храм звенит под синим небом.

– И мой внук стоит на ногах, – тихо сказала бабушка.

А что произошло? А это, когда капля падала, Рома испугался, что она разобьётся, вскочил и спас удивительный город.

– Как это? – спросил он. – Разве мои ноги ожили?

– Это тебя Господь исцелил, послав тебе капельку. Дай я тебя обниму, расцелую!

– Сначала каплю на розу… – сказал Рома.

Он положил её на цветок в графине и прижался к бабушке, а она его обняла и расцеловала.

– Ра-дуйтесь, лю-ди! Ра-дуйтесь, лю-ди! – тоненько звонил храм в капле. И крохотные, но настоящие люди замахали бабушке и Роме руками, сердечно поздравляя с великими радостями, а также благодарили, что мальчик успел их поймать.

Тут за садом в окне показалось большое тёплое солнце, и лепестки у розы вспыхнули, как огненные язычки. И стало ещё светлей.

Потом все Ромины и бабушкины знакомые приходили смотреть город в капле и слушать храм, который всё звенел и не собирался умолкнуть никогда. А капля не собиралась высыхать.

Люди смотрели – кто простым глазом, кто в очках, а школьный учитель принёс большое увеличительное стекло, и все стали через него смотреть на каплю.

– Посмотрите: одеты они по-старинному, – сказал учитель. – Там все девочки, девушки и женщины – в красивых сарафанах и платках, да на женщинах кокошники нарядные. Там мальчики, отроки и мужчины – кто в сафьяновых цветных сапогах, кто в новеньких лаптях, очень ладных; и все в праздничных рубахах навыпуск; рубахи же подвязаны кушаками…

Приходил священник из большого храма, благословил Рому на добрую долгую жизнь, а потом что-то поднял с пола невидимое другим людям, и это что-то – неприятно звякнуло.

– Это оковы, которыми ты много месяцев был скован, – сказал он Роме. – Унесу их, заброшу в трясинистое болото!

А старик из соседнего дома шепнул Марии Ивановне:

– Откуда у вас такая дорогая хрустальная ваза? Вы ведь всегда жили бедно.

Она и ответила:

– Графин-то старый, стеклянный. Это капелька светится, и роза под ней не увядает, вот и обычное стекло стало прекрасней самого дорогого хрусталя…