На всё божья воля

               НА  ВСЁ  БОЖЬЯ  ВОЛЯ
                Рассказ

        Из захудалого домишка на краю села едва ли не каждую ночь доносятся пьяные выкрики и хмельные песни. Односельчанам это не в    диво – уже привыкли. Проживает в том доме приезжая семья из четырёх человек: мать, отец и двое сыновей.   Приехали они то ли из Оренбуржья, то ли из Казахстана – толком никто не знал. Собственно,  никого и не интересовала жизнь домочадцев в окраинном доме  Репьёвки. Живут  себе да и пусть  живут, никого  не трогают, и ладно…
     Весна   тогда выдалась ранней. Как-то быстро сошли снега; тропочки и дорожки  проветрились, обрели свои прежние очертания. И большие дороги просохли.  Местные  лихачи  на мотоциклах уже успели промчаться  по полевым  грунтовым дорогам.
   Сама  Репьёвка –   небольшое селеньице на  правобережье реки Шумолга,  извилистой змейкой  убегающей в лесистое предгорье,  за которым на высоком  берегу    стоит  церковь со сверкающими куполами. По левому же краю  Шумолги  далеко тянутся луга, за ними –  куртины  краснотала, а далее  шумят  осинники  вперемешку  с хвойными деревьями, из которых особо любима  репьёвцами  сосна, дающая   и смолу, и шишки для домашнего обихода.
 А ещё далеко за селом, пробегает    река по прозванию Чухлинка. Репьёвцы не особо любят  её  –  очень  уж своенравна и бурлива.  Лишь  самые отчаянные смельчаки отваживались   бросаться в   её быстрые воды. Река примечательна тем,  что в ней водились на удивление крупные рыбы…
 Утреннее солнце поднялось,  тараща   свои лучистые очи  на дом, в котором   даже   самым ранним утром не утихают бранные  крики.
- Лайда! Ты отдашь  четушку али нет? Мотри, стерва,  встану – не возрадуешься!  – срываясь на хрип, кричал взлохмаченный бородатый мужик, тряся увесистым кулаком.
Ислаида, жена  пьяного мужика, женщина неопределённого возраста, полулёжа на драном тюфяке, пыталась налить в   стакан какую-то  мутную бурду из бутылки.
« Дудки тебе, сквалыга, а не четушку,  самой мало. Надо было с вечера   думать о похмелье», –
пьяно бубнила она,  пряча посудину  с  питьём себе под кофту.
Сыновья,  старший Олёша, младший Митя, вздыхая, собирали ранцы в школу: уроки никто не отменял!..
После полудня Ислаида  начала приходить в себя. Оглядываясь вокруг, она  всплеснула руками и в изумлении выдохнула: «Боженька мой!  Хламу-то сколько!»
  Беспорядок  и вправду в доме был невообразимый : на полу разбросаны ломти  ржаного хлеба, в  тёмном углу  избы, квохча, толклись куры, в другом – валялась подушка с надорванным углом, из которого белыми лёгким облачком   сыпался пух.
Мужа дома  уже не было.
« Хоть  бы сегодня не напился, тогда, глядишь, и я поправлюсь», – с  мечтательным облегчением подумала  женщина, вылезая из постели. 
     Болезненно  кряхтя и вздыхая, Ислаида   взялась наводить в избе порядок. Она  уже забыла, когда наводила его в последний раз.  И, напрягая память, с тоской пыталась понять, когда же   она так  опустилась вслед за мужем?   Ведь, кажется, совсем недавно у них было всё  иначе. И жили они тогда в городе  Федотьино, под Оренбургом.  Семья Шитовых теснилась в однокомнатной квартирке на третьем этаже  старенького пятиэтажного дома.  Муж Семён трудился стекольщиком на местном  деревообрабатывающем  комбинате, а сама она  работала уборщицей в школе. Подрастал у них   тогда первенец  Олёшка, презабавный  малыш, доставляющий  молодым родителям  общую радость.
Семён, бывало, встанет перед кроваткой сына и хохочет:
- Вот сумей-ка, как он – пяточкой  до ротика достать! 
И всё-то   было  славно у них.
Ислаида  была   тогда высокой статной молодкой;  в её тёмных, как  омут, глазах  как будто скрывалась какая-то тайна. И  это   делало её ещё загадочней и красивей. Тугая  чёрная коса была  особым предметом её гордости. Полные  страстные  губы сами   звали к поцелуям.
И  в мужья  она выбрала  жгучего брюнета, напоминающего   выходца из  знойной Африки.  Характерами  оба были сходны, с зачатием ребёнка  не замедлили.
…Годы летели быстро,  оглянуться не успели, как  Олёшке  уже четыре  стукнуло.
    И тогда же в один из вечеров  её подруга по работе Катюшка собрала у себя коллег на день рождения. Была на нём и Ислаида – супруг отпустил. Ох, лучше бы не отпускал  её Семён! Гулянье затянулось допоздна. Домой собрались с подругой,  когда вышли на улицу, на небе  то появляясь, то исчезая за  пеленой  плывущих тучек,  светила щербатая луна.
Подруга, чмокнув   Ислаиду  в щёчку, на прощанье спросила:
- Дальше  одна дойдёшь? Тут  тебе осталось вдоль парка немного пройти, и  ты дома!
- Дойду, конечно.  Ты иди-иди,  тебя, небось, дома заждались? – охотно отозвалась Ислаида.
На том и расстались.
Дальше был парк, тёмная аллея. Тут и произошло самое страшное – из  кустов вышли двое. Ислаида увидела их, споткнулась и едва не упала.
Незнакомцы  подскочили к ней, с двух сторон облапили и засмеялись:
- Вам помощь нужна?
Одному из них, кажется, самому нахальному, она сразу  влепила пощёчину.
- Ну, ты, коза пьяная! Совсем с катушек слетела?! А вот мы посмотрим, какая ты есть! Раз так, то получай!
И крепкие мужские руки повалили её наземь …
     Домой Ислаида притащилась далеко за полночь. Муж с сынишкой  уже  безмятежно спали. Закрывшись в ванной, под шум струящейся воды  она глушила в себе отчаянные рыдания…
Наутро ходила как  потерянная,  мужу она так и не решилась сказать о случившемся  этой августовской ночью. И потом, много времени спустя, когда поняла, что беременна, страх  совсем сковал её : как бы Семён не  узнал  об изнасиловании.
Времени на раздумье не было. Не узнает!..
К мужу  Ислаида стала по-другому относиться: по ночам всё ластилась  к нему и заговаривала  о рождении второго ребёнка:
- Дочку бы нам, Сёмушка, родить! – всё шептала она.
-  Что  ж,  можно и дочку! – тиская жену в объятиях, охотно соглашался Семён. – Сынок-то  уже  у нас подрос!
Вопреки ожиданиям,  в семье Шитовых родился второй мальчик.  Это несколько разочаровало их, но что поделаешь? – с природой не поспоришь…
Ислаида со страхом смотрела на новорожденного. Её угнетало, что  дитя было зачато в насилии, и мысли  об этом  всё назойливей лезли в голову.
Семён  же жил в неведении – знал работу да забавы с сыном.
«А вдруг муж догадается? – не переставала терзаться Ислаида, – что будет потом?»
А Семён, словно бы угадывая  её мысли, всё чаще стал присматриваться к малышу: что-то настораживало  и заставляло пристально вглядываться  в личико младенца.
« Странный какой-то, особо не плачет по ночам, пальчик всё сосёт, тихонький малец растёт да и бледненький.  Не болен ли чем?» – сверлила Семёна тревога. Паутина подозрительных сомнений  потихоньку оплетала его мозг. И его всё чаще к выпивке  стало тянуть. По этой  причине на работе возникли проблемы.
- Ты что-то, братец,  в рюмку стал заглядывать  часто, выпивохой хочешь  стать? – спросил его бригадир стекольщиков, заметивший раз да другой  Семёна пьяненьким. – Эх, Сёма,  цены нет твоим золотым рукам – алмаз  у тебя сам режет стекло, ни одного брака за всё время! Алмазный резец твёрдость рук любит, сам знаешь, а  в дрожащей  руке  инструмент может  многое погубить!..
В ответ Семён лишь обиженно сопел да помалкивал,  склоняя  чубатую голову.               
                ***
       Дни  семьи Шитовых  проходили в   работе и домашних хлопотах. Подрастали сыновья. Олешу в первый класс снарядили, Мите  пятый годик пошёл.
Окончательно   семейный лад   начал ломаться    с   горестного сообщения от старшей сестры Ислаиды из села Репьёвка. Погибли муж и сын Горпины. И она извещала о похоронах.
Всё произошло на  реке Чухлинка. В тот летний день муж Горпины,   Никита с сыном-третьеклассником  взялись рыбачить.  Увлёкшись удачным клёвом, отец и  не заметил, как мальчишка заплыл далеко на стремнину. Она и подхватила Серёженьку в свой водоворот. На  отчаянный крик  сына Никита  мгновенно бросился в воду, но не выдержало больное сердце.  Водолазы выловили обоих далеко от  Репьёвки. Было много крика и плача  на селе.
Горпина, почерневшая от горя, сама, как мёртвая, застыла на могиле…
Тогда же, приехавшие на похороны  Шитовы и решили – переедем к Горпине в село – не стоит её в горе оставлять одну… А  что к новой жизни  придётся привыкать, это ничего – ныне многие привыкают.
Скорёхонько продали в городе квартирку, собрали пожитки и осели в  Репьёвке, где Горпина приглядела им  большой  деревянный дом.
Семён довольно быстро  нашёл  себе работу –
 устроился на местную пилораму…
 Ислаида  стала работать у местного фермера  в тепличном хозяйстве.  У себя во дворе  они завели курочек во главе с задиристым петушком, пару кроликов посадили в клетку – вот с этого и начали  новую жизнь…
  Горпина  же едва совсем не рехнулась с горя.  И рехнулась бы, если бы не взял  над ней   опеку местный батюшка Викентий.
 - Ищи, дочь моя, утешения   в  вере   Господа нашего.    Тяжкие испытания, посылаемые нам, несоизмеримы  с благостью Господней. Не  замыкай   своё   сердце в скорлупе горестей своих. Истовая молитва спасает душу. Обрати свой лик к храму Божьему. Распахни душу общей молитве, и обмякнет твоё горестное ожесточение…
   Не скоро опамятовалась, отошла Горпина от горя своего.
 Уже лето сменилось осенью, и она уступила место зиме.
 Вот  и  новая весна взбудоражила  округу.
 По садам защёлкали соловьи, выдавая такие заливистые рулады, от которых  голова идёт кругом! Трава на луговинах выбросила упругие   стрельчатые иглы. Пышным цветом оделись   яблони и вишни.
Кажется, сама благодать пирует на земле.
А в доме Шитовых  не до этой земной благодати. С переездом в Репьёвку,  Семён совсем  свихнулся. Глядя на мужа, запила и Ислаида.  Тут и пошли пьяные семейные разборки.  Бывали минуты  редких прозрений, и тогда Семён говорил старшему сыну, виновато отводя глаза:
- Олёшка!   После школы   погуляй малость,  потом на  пойдём на пилораму. Пора и тебе вникать в рабочее дело!
- Хорошо, пап, я согласен… Только  сразу говорю –
работать здесь не останусь. Я в мореходку хочу! После школы в город  поеду!..
 К  первенцу отец с матерью   относились с большей любовью,  чем к  младшему Мите,  даже баловали его, хотя он  был  зачинщиком   отчаянных мальчишеских потасовок.
А вот  Митю  в семье держали как бы  на отшибе. Рос он  хиленьким и слабым, и  был в отличие от старшего   брата  на редкость  тихим. А  вид имел приятный: светлые кудряшки  вились над крутым лобиком, глаза василькового цвета пытливо и внимательно смотрели, казалось, в самую душу. «Что-то в нём не так, не нашего покроя», – часто думал Семён, косясь в сторону младшенького…
А однажды  от изумления  чуть на пол  не сел.
 Прежде, чем взяться за обеденную ложку, Митя перекрестился.
- Мать! Ты это видала?! Твоё, что ли, это церковное воспитание?  Ты чего это удумала? – святоши  ещё мне   в доме не хватало!
Ислаида тоже опешила.
- Нет, ничему такому я Митю не учила, –
растерялась она. – С чего ты взял, что я его учу?
И  она  со злостью шикнула на кота, лежавшего на стуле: 
- Брысь! Ишь,  разлёгся  тут!
 Кот, жалобно мяукнув, в опасении получить пинка от сердитой хозяйки, юркнул в открытую дверь сеней.
Степан   в недоумении  взглянул на  Ислаиду: что это с ней?
 И подозрительность, доселе сидевшая в нём, выплеснулась наружу.
 Накипело!..
Он налил себе стакан водки, залпом выпил,  стукнул кулаком по столу  и, подступив к жене,  стал с яростью нападать на неё, срываясь на  осипший крик:
- Признавайся лучше сама –  Митька не от меня?  Говори, кто настоящий отец этого пацана?
Скандал разразился на глазах у Мити, он  забился в угол и молча утирал слёзы.
А Семёна было уже не остановить. Он кипел, негодуя и не принимая   никакие слова Ислаиды в резон.
Ислаида, извиваясь в крепких руках мужа, голосила:
- Твой это сын, Сёмушка, твой!
- Не ври, сучка!
 И он ударил её по лицу.
 И Ислаида,  уставшая  носить  в себе тяжесть горькой тайны, решилась открыться.  Тут она сквозь слёзы и рассказала мужу о той страшной  драме, случившейся с ней девять лет назад.
Семён  выслушал её, выпил ещё водки, глухо вздохнул и, опустив голову,   произнёс  потерянным голосом:
- И ты столько лет молчала?! Как ты могла? А может быть, и старший  не от меня?
И он  с яростью схватил её за руку, глаза Степана наливались озверением.
- Сёмушка, родненький! – визжала она, – Олеша твой,  твоя кровиночка, в любви нашей зачат…
-Ой, больно, отпусти меня!
-  А мне, думаешь, не  больно? – взревел он. –
 Моя душа разве не  кровоточит? Ну, паскуда, погоди!
В пьяном запале он и сам не понял, как схватил со стола нож и ударил жену в живот. Ислаида,  громко икнув,  рухнула  на пол. Кофта на ней сразу покраснела.
Митька  испуганно рванулся из угла.
- Куда, приблудыш?  А ну, стоять! – грозно летело вслед ему.
Но Митька  уже с воплями бежал по улице.
- Ма - ма-а-а-а! – неслось в вечерней тишине.
 Перемахнув через овражек,  он оказался у дома тёти Горпины.
- Тётя, тётя, скорей! Там …там папа маму убивает! – забился в плаче мальчик.
- Тётка Горпина обомлела от такого известия: руки её затряслись, и она  от испуга  не сразу  сообразила,  что нужно делать.
Наконец догадалась:
- Ты сиди здесь, никого не впускай. Я  сейчас…сейчас…
  С тем и убежала.
    Ой, и вправду говорят: беда не приходит одна – она ведёт за собой  своих подружек.
А через три дня новая могила выросла на   репьёвском кладбище. Похоронили Ислаиду рядом с Никитой и Серёженькой. Ещё больше согнулась  Горпина – теперь у неё не стало  и сестры…
…  Как часто люди закрывают свои души от посторонних! А ещё чаще ограничиваются известным присловьем : моя хата с краю – ничего не знаю… Почему молчали соседи, учителя в школе? И лишь когда случилась трагедия, в школе  состоялся педсовет, на котором постановили –
 сыновей Шитовых определить в детский дом.
      Узнав об этом решении,  старшенький, Олеша, возмутился:
- В какой ещё детдом?  Вот сдам экзамены, поеду в город поступать в мореходку. Буду боцманом…А вы мне детдом пророчите, нет уж! Вон  Митьку пусть детдом приютит…
Но тут поднялась тётка Горпина, прижимая к себе худенькое тельце мальчика, она сквозь слёзы твердила:
- Не отдам в детдом!  Оформлю опеку, пусть будет мне сыном  вместо погибшего Серёженьки!..
     С этой поры жизнь  Мити  круто изменилась.  Вместо  хмурого взгляда и пьяных  окриков родителя, мальчик ощутил  душевное тепло и заботу тёти.
    А однажды  Горпина   неуверенно  спросила:
- Димочка! А не хочешь ли  в воскресный день со мной в церковь пойти?   Там церковный хор  так уж умиляет, так успокаивает! Послушаешь, и уходить не захочешь!
- Конечно, пойду, тётя Горпина, я как-то слышал  перезвон колоколов… как  они  красиво звонят! – охотно согласился Митя.
- Ну вот и славно, хороший мой! Вот и   освободится наша душа от печалей. На всё  воля Божья!..
     Батюшка Викентий тепло принял юного отрока в храме. Он  был  хорошо наслышан о горестной судьбе сироты.
Дима в свою очередь с восторгом  оглядывал расписные стены и  церковные своды,  по  подсказке тёти  он старательно  крестился и  шёпотом повторял за батюшкой слова   молитвы.
Походы в церковь  полюбились Мите.  А однажды в конце службы батюшка   Викентий, видя его усердие, сказал ему, что   готов  рекомендовать  божьего сиротку   на учёбу в духовную семинарию.
- Выучишься, отрок мой, а там, глядишь, и меня  сменишь,  – кротко  говорил  батюшка, гладя мальчика по голове. – Хочешь стать церковным служителем?
- Хочу,  хочу, батюшка!   Только  не знаю, получится ли из меня  служитель? – волнуясь и робея, отвечал Митя. 
- Для этого придётся приложить немало стараний, отрок, чтоб  посвятить себя   служению духовенства.  По душе ли тебе духовная связь с  Богом?
- По душе, батюшка, по душе…
- Вот и слава  Богу!  На всё  милость и воля его!
  Так Митя стал семинаристом.
                ***
    И вот после долгих лет учения  Дмитрий вернулся в  Репьёвку  в сане регента. Ох, видела бы  Ислаида, каким  красавцем  вырос её младший сын! Высокий, стройный со звонким голосом и чисто ангельским  лицом. Русые кудри  свисали до плеч…
А Дмитрий часто вспоминал  мать и думал, глядя в бездонное небо:» Видишь ли ты нас с высоты, милая мама?»
… А где же старшенький, Олеша?
Нет от него  совсем весточек с той поры, как уехал в город, словно в воду канул. Может, закончил учёбу в мореходном  и бороздит по морям-океанам.  А может быть, женился да и забыл про своё увлечение мореплавателя.  В Репьёвке о нём никому ничего неизвестно, и  тётке Горпине весточки не шлёт. Она  даже уже забывать его стала.
 Зато возвращению Мите как рада была!  Дмитрий по приезду  накинул ей на голову красивый кашемировый платок, поцеловал по старинному обычаю, троекратно и радостно возвестил:
-  Я, мамушка, теперь насовсем!.. Батюшка Викентий  письмом позвал.
- Какой ты молодец, Димушка!  Горжусь тобой!..
  Отдохнув с дальней дороги, Дмитрий  сразу отправился в храм. Здесь и состоялся разговор с батюшкой – долгий, неспешный, обстоятельный.  Много  было сказано  добрых слов, а под конец беседы отец Викентий  посоветовал юноше  невесту  приглядывать себе –  без  брачного венчания  нельзя быть  служителем  храма.
- Есть, батюшка, есть на примете  девушка, –
оживился Митя. – Раисой зовут, ждала меня, переписывались  с ней…
-Выходит, и впрямь я в тебе не ошибся, – улыбнулся отец Викентий, пожимая Митину руку. – Что ж, в добрый путь с Божьей помощью  в наше святое духовенство!
                ***
… Отшумела  звонкая летняя пора. Солнце позже стало подниматься. Небо  всё реже  яснело,  чаще  подёргивалось  мутной пеленой. Рощи зашелестели первыми  листопадами.
Вот в такой тихий день осенней поры  и состоялась свадьба  Дмитрия и Раисы. Горпине пришлось  изрядно поволноваться – побегать  с пирогами от духовки к столам, накрытым рисунчатыми скатертями.
 Столы расставили по деревенскому обычаю на улице.  На свадебное торжество  сошлись все, кому были любы молодые. А таковых  оказалось много!
- За  молодых!  – то и дело раздавались  громкие голоса.
- Детишек побольше нарожайте! – озорно кричали    гости.
 Поз звоны рюмок   самых задорных потянуло на  бойкие плясы.
Девки в цветастых юбках, бабы с накинутыми на плечи  расписными платками образовали   живой круг, звенящий припевками под гармонь.
-  Эх, петь буду, и гулять буду,
   А смерть придёт – помирать буду! У-у-х! –  звонко взметнулась озорная частушка.
В круг ворвалась разудалая грудастая девица и, взметнув над головой платок, откликнулась:
- А смерть пришла,
 Меня дома не нашла –
Я у милого была,
Целовалась до утра! Ие-х!
Молодые, румяные от смущения, сидели за столом и робко переглядывались. Тётка Горпина едва  добралась к ним среди толкотни, обняв сразу обоих,   поцеловала и пожелала счастья.
- Живите долго и  мирно, деточки! А я за вас буду молиться.
В первое же послесвадебное воскресение Дмитрий  был рукоположен в сан священника и   получил церковное имя отца Диомида.
 Батюшка  Викентий передал ему свой приход. Был осенний день с мелким нудным  дождиком.
 Диомид, торжественно отслужив свою первую  церковную службу, вышел на паперть, взглянул на село,  легко вздохнул и  благостно подумал:
« Ну, вот и осень  снова пришла, а в душе не осенняя хлябь, а словно соловушки поют – так легко и радостно!  И впрямь – на всё воля Божья!»
И он широко и размашисто перекрестился.