Чуриковой посв Глава 52 Перед спектаклем Аудиенция

На следующий день была консультация по истории театра перед предстоящим за-четом. Яр прибежал в институт заранее, чтобы встретиться с Ольгой и поделиться с ней тем, что пришло ночью то ли во сне, то ли наяву.
На его счастье спасительница уже была там, и он сразу же на нее наткнулся.
— Мне очень нужно с тобой поговорить... поделиться... — взволнованно выпалил Яр без общепринятого при встрече приветствия.
— Хорошо, мне только надо вот эту папку занести на кафедру, надеюсь, там не за-держусь. — Ольга тоже часто забывала здороваться, иногда, извиняясь, она объясняла: «Увидела, поздоровалась в мыслях и поехала дальше, потому что всегда спешу». И сей-час она, как обычно, забыла про приветствие, сказав Яру: — Жди меня здесь, чтобы не разминулись. — Просьба-повеление прозвучала, как обычно, по-матерински спокойно, и староста тут же исчезла в коридоре с кабинетами преподавателей режиссуры и актерско-го мастерства.
Вернулась скоро и спросила:
— Нам нужно где-то уединиться, — в такой двусмысленной формулировке она мог-ла обратиться к Яру, потому что была уверена, что у того дурных мыслей не возникнет, — или можно здесь, в фойе, обсудить?
— Уединиться. Мне ночью пришло...
— Так, — деловито остановила Ольга своего визави. — Элеонора Михайловна по-просила посидеть в ее кабинете, пока она отлучится по делам, и принять работы от пер-вокурсников. Тебе подойдет такое место?
— Да, — взволнованно-обрадованно выпалил Яр.
И они отправились в кабинет преподавателя. Элеонора Михайловна радостно по-здоровалась с любимыми учениками, дала Ольге какие-то распоряжения и выплыла из кабинета, не изменяя своей балетной походке, даже когда спешила. Ольга села на место преподавателя (ей разрешалось), а Яр — напротив. Подобное расположение не только не смутило его, но и не отвлекло от мыслей.
— Рассказывай, — мягко обозначила Ольга свою готовность слушать.
— Вчера был спектакль с Чуриковой... — начал Яр.
— И с Караченцовым, — дополнила она.
Яр не отреагировал.
— Мне показалось, что, когда он бросил твою розу за кулисы, с ним что-то про-изойдет... что-то нехорошее должно случиться... Я хотел сказать ему об этом...
— Как ты себе это представлял? — удивилась Ольга.
— Никак, потому ничего не предпринял.
— Я думаю... — собралась высказать свое мнение староста.
— Не это главное, — перебил Яр.
— А что? — удивилась Ольга, сохраняя прежнее спокойствие и доброжелатель-ность.
— Я то ли спал, то ли находился в забытьи... такое со мной бывает... и увидел Чури-кову... Не перебивай, пожалуйста, — заволновался он.
— Если только для уточнения... если чего-то не пойму... можно? — спросила Ольга, чтобы оговорить непредвиденную ситуацию.
Он кивнул.
— Чурикова ходит по сцене... скорее всего, перед спектаклем проверяет звук... Ухо-дя в кулисы, она поворачивается и произносит: «Я еще Инна Чурикова, потом меня не будет...» На этом моменте я вздрогнул. Не просто вздрогнул. Мне показалось, что внутри произошел взрыв... что что-то нехорошее произойдет...
Ольга удивилась, но перебивать не стала, зная, что то, о чем рассказывает ее под-опечный, он видит перед своим внутренним взором, как кино, и лучше не нарушать это, хотя и непонятное ей, его состояние.
— Чурикова, улыбаясь, снова повторила: «Потом меня не будет...» — и это больно отозвалось в моем сердце... словно должна произойти какая-то трагедия... Она еще раз оглянулась и пошла... куда-то... Подошла к супругу, режиссеру Панфилову, обняла его за шею — так делают, когда хотят удержаться в неустойчивом положении, — но мне пока-залось, что она прощается... Кто-то невидимый спрашивает... голос за кадром... видимо, журналист: «А когда вот это происходит... чудо, когда вы становитесь уже не Инна Ми-халовна?..» Она загадочно отвечает: «Вот щас... потихоньку... потихоньку... потихонь-ку...» Она направляется к выходу... оглядываясь, говорит: «Щас я надену на себя красный костюм... — Пауза. — Надену туфельки... — Пауза. — Уже начинается...» Кто-то ей вслед: «Богиня...» И хрустальная люстра вращающимся огромным солнцем замирает на черном потолке-небе... Возникает предчувствие надвигающейся опасности... На душе становится тревожно... — в забытьи поясняет Яр, — Звучит скорбная музыка... Трагиче-ские... тяжелые... горькие ноты резко врываются и разрывают тишину... Ряд фотографий на бюро... Это один из элементов декорации сцены... В поле зрения попадает что-то бога-то-красивое... королевская корона... скипетр... Потом Панфилов говорит: «Я вначале уви-дел спектакль... британский... английский спектакль... мне очень понравился... я, честно говоря, не ожидал, что именно на теме британской монархии… теме королевы... можно сделать такую пьесу... Автор пьесы приехал сюда по нашему приглашению... присут-ствовал на нашем спектакле “Аквитанская львица” и... когда Инна вышла на сцену... че-рез полторы минуты ее участия драматург сказал: “Это она... только она...”» — Яр тяже-ло вздохнул и продолжил: — Я вижу Чурикову. Она говорит: «Раньше я к ней относилась с большим уважением, что есть вот такой человек... королева Елизавета Вторая... Ну и все... А когда мы с Глебом прочли в переводе пьесу о ней, то нам стали открываться ка-кие-то удивительные вещи... Удивительно...» Чурикова говорит одухотворенно. Вступает Панфилов: «Надеть (корону) — это задача... нужно точно вертикально... чтоб не набе-крень...» Чурикова спрашивает: «А сколько она весит? Потому что...» Панфилов, улыба-ясь: «...потому что пожилая бабушка...» — Полагаю, что его реплика адресована англий-ской королеве Елизавете Второй, — пояснил Яр, не выходя из своего состояния. — Пан-филов добавил: «Четыре килограмма...» Это он о короне, — уточнил отрешенный виза-ви. — Потом вижу: лежит какая-то красивая ткань, корона, скипетр и держава покоятся на оберточной воздушно-пузырьковой полиэтиленовой пленке на столе... для сохранно-сти — практично, но явный парадокс: обертка и корона... Царская корона — метафора власти, а «лопанка» — «стражник», предмет защиты, оберегающий некую вещь от по-вреждений... Высокое и низкое... В театре для безопасности костюма и дорогого реквизи-та такое соседство — утилитарно, а для восприятия образа, мягко говоря, — курьез... Ху-дожник по костюмам объясняет: «Какое испытание — сделать корону и скипетр, потому что они должны быть один в один. Нам отказали все ювелиры, потому что корона висит в воздухе, у нее нет никаких подпорок... Мы посмотрели несколько мехов для оторочки символа власти, и вот оказалось, что самый банальный искусственный мех с черными вкраплениями выглядит дорого на сцене. Намного дороже, чем горностаевая опушка». Вот опять бутафория... но в театре не просто допустимо, а необходимо... это не кино, где все приближено к реальности... театр — метафора, и в этом его эксклюзивность, — вставлял Яр свои пояснения, и Ольге становилось чуть яснее в картине, рисуемой им, по-тому что представить полное полотно, которым владел Яр, она, естественно, не могла и, конечно же, не могла доподлинно видеть то, о чем он говорил, а он, не останавливаясь, вещал: — Панфилов: «Нельзя делать дешевенькие вещи, рассказывая о королеве, причем здравствующей сегодня. Не должно быть никакой условности. Материальное окружение должно быть действительно высокого качества и точности». — И вновь оценка Яра: — Раболепие... Нет. Нет. Подобострастие. Нет, наверное... Есть в этом что-то неестествен-ное... театральное... пагубное… Потом из темноты с небольшим фонариком кто-то подо-шел к атрибутам королевской власти. Освещается небольшими фрагментами... Женский голос шепотом, таинственно доносит: «Мы сейчас за кулисами и можем рассмотреть ко-ронационное платье вблизи». Женский пальчик водит по разложенному платью «короле-вы». — И указательный палец Яра стал скользить по брючине. Казалось, что он ощущает то, о чем рассказывает, хотя глаза его были стеклянными. — Голос из темноты: «Вот это все — ручная вышивка индийским жемчугом. Вот здесь соединения. Сначала вышивали крой платья, а потом закрывали все швы. Надо было вышить еще и знаки всех террито-рий, которыми руководит королева. Это ирландский трилистник...» — И Яр указывал пальцем в воздухе на «вышивки на королевском платье», видимые только ему. — «Потом шотландский чертополох. Английская роза... — это говорит художник по костюмам. — В юбилейный год королевы в Лондоне состоялась экспозиция одеяния Елизаветы Второй. Был выставлен ее гардероб. Наша российская команда приехала в Виндзорский дворец. Мы шли в общей массе посетителей музея и смотрели. Фотографировать было нельзя. Наша задача — любым образом вырвать, просто шпионским образом “вырвать” эти ри-сунки...» Говорит Чурикова: «Я как-то закрывалась от охранников и наделала снимки...» Это актриса, видимо, о своей тайной фотосессии одежды английской королевы, — снова пояснил Яр и продолжил о «видимом» им: — И вот актриса Инна Чурикова предстает в королевском платье. Придерживая тяжелую юбку с двух сторон, помощники провожают ее в костюмерную после примерки. Чурикова с благодарной улыбкой говорит: «Наша ко-стюмер — очень талантливый художник». Художник по костюмам объясняет: «Всегда, когда работаешь над спектаклем, выстраивается какой-то диалог, но одно дело, когда этот диалог с придуманным человеком, а другое — с ныне живущим, про которого почти все известно». Это она о Елизавете Второй, — снова уточнил Яр и продолжил: — Пан-филов говорит о своих ощущениях: «Мне было совершенно понятно, что это — уникаль-ный материал для актрисы: сыграть здравствующую королеву на протяжении пяти воз-растов, которые существуют в пьесе. Конечно, такое требует огромного мастерства... Но эксперимент очень интересен и соблазнителен. Инна тоже загорелась этой идеей. Хоте-лось попробовать... И показать “бегущее время” — это образ тоннеля... И у нас, в спек-такле, этот образ, метафора воплотилась в центральной двери, которая открывается, сквозь которую мы видим прошлое, настоящее и, быть может, даже будущее...» Когда Панфилов произнес слово «будущее», у меня снова защемило сердце, но объяснить это состояние я не могу, — будто оправдывался Яр за свои «ненормальные» ощущения. — Художник по свету дает собственные комментарии: «Расстояние там, якобы в тоннеле, больше, чем здесь, на сцене. Это особый алтарь, особая зона, куда мы попадаем, когда входим в иное состояние... что-то вспоминаем...» Очень интересная находка: тоннель — это образ времени... а алтарь — жертвенник, приспособление для сжигания жертвы... И мне вдруг показалось, что актриса — как некогда Жанна д’Арк, которую она мечтала сыграть, а Панфилов — снять про нее фильм, — взошла на свою Голгофу, — с трагиче-ской горечью в голосе произнес Яр. — Вот художник-декоратор раскрывает свою тайну, каким образом была сделана глубина на плоскости. И я ее увидел. Образ действительно работает. Режиссер-постановщик говорит о секретах своего мастерства: «Здесь очень много интересных технологий, достаточно простых, но есть и инновации... Может, кто-то будет смеяться... Вот, например, колонны... Это, на самом деле, печать на линолеуме, а ощущение вполне реальное...» Стоящий рядом с ним человек, улыбаясь, замечает: «Что ж ты выдаешь секреты...» Постановщик продолжает: «Много работы было с монументом, мемориалом королевы Виктории... Капитолий — это вообще “давленка”... Чтобы сделать лепнину... выбирали образцы на рынке... Было очень много работы». Панфилов оценочно замечает: «Художник-декоратор создала хорошую декорацию... хорошего качества». Да, я вижу монументальные, образнонасыщенные, выражающие глубинную суть декорации, — сделал краткое отступление Яр и вернулся к воспроизведению происходящего перед внутренним взором: — Чурикова рассказывает о собаках: «В тринадцать лет папа (это она о короле Георге Шестом) подарил дочери (Елизавете) корги... И она ее полюбила... Корги была самая любимая порода собак принцессы...» — Яр стал описывать то, что ви-дел: — На ковре перед режиссером и актрисой сидели две лисоподобные, коротконогие, рыжие собачонки породы корги. Панфилов дал объяснение: «Мы их купили к спектак-лю... за год... чтобы они подросли, чтобы знали нас, а мы знали их... и это все пригоди-лось». — Думаю, следующие слова произносит дрессировщица: «В сцене в замке под дождем собаки должны показать, как они пренебрегают вниманием премьер-министра. Если у собаки-артистки не получается, мы ее не ругаем, а просто не поощряем. Чтобы заработать поощрение, корги пытается сделать еще раз правильно. Инну Михайловну в костюме собаки не узнают. Она может преображаться изнутри, и они не узнают ее прямо изнутри. И на сцену они выходят как с актрисой, а не как с родной». Это интересное уточнение, данное актрисе, — заметил Яр.
Ольга подумала: «Как он точно передает речь персонажей своего сна! Многие люди с подготовкой и формулировкой мыслей, сделанной заранее, говорят корявенько».
Яр передавал виденное им, не останавливаясь: — Чурикова: «У меня полное к ним доверие, особенно когда они не поели, они точно будут делать все». Это актриса о соба-ках-любимцах, — снова пояснил Яр. — Говорит режиссер-ассистент: «Особенность та-кого спектакля в том, что один человек на сцене всегда, это очень трудно: много текста, много действий — и надо работать на этого человека». Чурикова: «Меня, прежде всего, поразило не то, что она королева, а то, какая она личность...» Это Чурикова о Елизавете. «Какой у нее характер... Как она открывается в том или ином разговоре, аудиенции... Она, как нормальный человек, ценила интеллект, талант, оригинальность реакции. Более того, ей иногда было очень интересно, потому что это была возможность просто пооб-щаться. Просто поговорить о чем-то нормальном, простом. А иногда была бесконечно утомлена занудством премьер-министров. И у нее даже была какая-то сигнальная систе-ма с ее помощником, когда он понимал, что тут надо как-то быстрее сопроводить посети-теля на выход». Поясняет актер-конюший: «Мой персонаж — это королевский конюший, но он, естественно, не имеет отношение к лошадям, конюшням. Это особо приближен-ный к ее величеству королеве. Более того, может прийти на помощь королеве, когда она в этом нуждается. Например, в сцене с Маргарет Тэтчер, когда возникает острая, напря-женная сцена, он выносит поднос, на котором стоит рюмочка с дюбонне, который очень любит королева, и рюмочка с виски, которое любила употреблять мадам Тэтчер». Панфи-лов: «Если вы посмотрите английскую версию, вы увидите, что в пьесе этого нет. Настолько, на мой взгляд, невыразительно исполнительство роли Тэтчер. Тут дуэт дол-жен быть. И в этом дуэте два разных характера, два разных темперамента, сталкиваясь, проявляют себя и тему, которой они заняты». Это уже режиссерское мастерство высшего класса, — дал Яр оценку Глебу Панфилову. — Говорит актриса-Тэтчер: «А суть главное, что две женщины — во главе одного государства. И Тэтчер — в том ее сила — себя за-щищала, желая быть такой же мощной, такой же имеющей право... вести сцену, по край-ней мере...» Панфилов: «Актер-Черчилль играл деловых людей, которые живут по поня-тиям, а не по закону. А я в нем увидел английского премьер-министра. Его голос — очень важное обстоятельство. Его выпуклые голубые глаза — выразительные очень. Вообще его экспрессивность...» Говорит актер-Черчилль, сидя на гриме: «Вот так из юного прак-тически лица делают восьмидесятичетырехлетнего старика, всеми нами любимого сэра Уинстона Леонарда Спенсера Черчилля».
Яр говорил тихо и быстро, будто озвучивал фильм. Ольга не могла видеть того, что представлялось ее подопечному, но она по мере возможности пыталась представить то, о чем он говорил. Она слушала, вернее было бы сказать, вслушивалась в его монотонно-тихий голос, однако тот изменял окрас при произношении слов какого-то персонажа его сна-видения.
Когда в кабинет входили студенты-первокурсники, она прикладывала палец к гу-бам, давая знак «молчать», этим же пальцем указывала на край стола, куда нужно поло-жить блокнот разбора и взмахами кисти руки указывала на быстрый уход. Если кто-то из вошедших пытался что-то произнести, она снова быстро прикладывала палец к губам, и те понимающе кивали головой и покидали кабинет. Единственно, о чем она жалела в этот момент, что нет скрытой камеры, чтобы снять заход и выход «артистов» — это были пре-красные импровизированные этюды, повторить которые уже не представится возможно-сти. «Ничто так не высвечивает талант артиста, как импровизация, которая проявляется не вымученным, а естественным путем, как самородок из породы, — вспомнила Ольга слова Михаила Владимировича, заведующего кафедрой режиссуры, любившего хорошие импровизации студентов, встречавшиеся крайне редко, как крупинки золота в речном песке. А Яр не останавливаясь говорил, не замечая того, что происходило рядом с ним:
— Художник по костюмам: «Мы находимся в “святая святых”, это место, где пере-одевается королева. Здесь висят несколько костюмов для второй половины первого акта. Мы видим то, что никто не видит. Это “толщинка” для того, чтобы нам добавить возраст королевы. Данное приспособление поддевается под платье». Панфилов: «Я тогда не ду-мал, что переодеваться придется пять раз прямо на сцене и практически рядом со сценой, потому что актриса не успевает выйти. А первое переодевание происходит прямо на сце-нической площадке. Это сложности очень серьезные в постановке спектакля». Художник по костюмам: «Все в костюме в одном цвете: и внутренняя блуза, и юбка, и при этом это сделано так — молния на спине, чтобы происходило моментальное переодевание. Это не просто актерское переодевание. У английской королевы точно так же все пиджаки имеют сзади молнию, чтобы если вдруг что-то не так, какая-то накладка, то она сразу могла пе-реодеться в такой же костюм, и никто не заметит разницы». Чурикова: «Я понимаю, по-чему она так одевается, потому что... ну, во-первых, очевидно, существуют какие-то тра-диции, а во-вторых, это желание чего-то яркого, звонкого... Она женщина... И она следит за этим, и для нее это очень важно. Можно поучиться у нее...» Художник по костюмам: «Это — сумочка, от положения которой меняются судьбы всех придворных. От ее поло-жения все считывают настроение королевы. Это знак, и, конечно, это абсолютная любовь королевы к данной сумочке, потому что она с шестьдесят восьмого года». Чурикова: «Иногда мне кажется, что мне королева понятней, может быть, чем люди, которые живут рядом с ней. Очень интересно, о чем она молчит, когда идет разговор. Это сложно, но это довольно интересно». Панфилов: «Все сошлось, и самое интересное — решение и самые смелые задумки можно было осуществить, что мы и попытались сделать. Мы пошли по пути не воссоздания... но попытались поиграть в этот театр: английский двор, англий-скую королеву. И, конечно, мы его делали почти как фильм, с подробностями, которые нужны были нам (всем театральным постановщикам) и, наверное, нужны были актрисе, чтобы этот подвиг тоже свершился». Я думал, что подвиги бывают военные, трудовые... но, оказывается, сыграть английскую королеву… —Яр сделал акцент на слове «англий-скую», и в голосе прозвучала горькая нотка, — это... действо приравнено к подвигу... — И слово «подвиг» не осталось для Яра незамеченным: — Я в некотором замешательстве... А почему не сыграть Екатерину Великую?.. Она прирастила Россию, но не была колони-затором... — искренне удивился Яр и какое-то время помолчал, словно взвешивал на ка-ких-то своих весах королев — русскую и английскую. Потом продолжил:
— Говорит художник по свету: «Решения приходили сами собой, и у Глеба Анато-льевича перо писало текст, и тут же сочинялись какие-то мизансцены и по свету тоже». Художник-постановщик: «Вышла королева, и мы все обомлели...» Режиссер-ассистент: «Все у нас начинается и заканчивается выходом королевы. Она у нас главная, любимая и вообще... Все для нее». Любимая, — повторил Яр. — Создатели постановки должны лю-бить и персонажей, и спектакль в целом, иначе это не будет шедевр. Но меня — почему-то — задевает такая любовь к чужой королеве... и я не могу избавиться от этой боли... — Он помолчал и снова заговорил: — Потом состоялось общее фото всех участников спек-такля: артистов и постановщиков. Интересно было увидеть всех сразу, — выразил свое удовлетворение Яр. — Наверное, так должно быть. Чурикова говорит: «Я уже знаю... мне так кажется, конечно, что она не подозревает, что здесь тоже есть королева Елизавета... в какой-то степени... но я ее открываю для себя... — Актриса какое-то время сидит задум-чиво, потом вдруг произносит: — Глеб, как ты считаешь, я могу заменить королеву... на престоле?» Голос Панфилова за кадром: «Нет». Чурикова в знак согласия кивает головой и говорит: «Нет. Я тоже так думаю». А я подумал в этот момент: «Надо родиться с нали-чием королевского гена... с королевским ДээНКа, чтобы быть королевской особью... точ-нее, персоной... а не играть ее. Это большая разница даже при гениальности артиста... Какое подобострастие!..» — оценочно произнес Яр, помолчал и продолжил: — Я вижу то ли огромные двери, то ли некий занавес, который закрывает сцену. Мне почему-то стало не по себе. Дверь-занавес закрывал сцену, а мне почудился склеп. Там, за этой дверью навсегда осталась Чурикова-Елизавета. Нет, не актриса в спектакле, а Чурикова в склепе.
Ольга поежилась от неприятного, холодящего ощущения, а Яр продолжал:
— Но потом будто голос диктора или какого-то невидимого ведущего произносит: «Недавно Иван Панфилов стал продюсером пьесы “Аудиенция” Питера Моргана, в кото-рой главную роль сыграла его мать, а режиссером был отец. Как сказал Глеб Панфилов, у них получилось “настоящее семейное предприятие”». Говорит Глеб Панфилов: «Автором идеи постановки был наш сын Иван... Панфилов, он же продюсер спектакля. Он увидел “Аудиенцию” в Лондоне, совершенно заболел этим материалом, приехал к нам и вдохно-вил, увлек нас этой идеей. Так что это в некотором роде у нас семейный продукт. Иван в первый раз выступает в качестве продюсера. Это его дебют. И его идея. Он — сын своей мамы и своего отца, он посмотрел спектакль в Англии и понял, что это замечательный и интересный материал для работы. Я должен сказать, что, если бы не он, ничего бы не вышло. А началось все с договора на эксклюзивное право постановки. Хорошо, что маль-чик окончил юридический факультет эМГэИэМО и был подкован. Мало того, что он сво-бодно владеет английским языком, так еще и юридически грамотен. И он все сделал так, как надо. Потому что все недоразумения, которые могли бы возникнуть, рассматривают-ся в английском суде — не в нашем. Таковы условия. Это теперь мы дружим с британца-ми, есть доверие, они видят результат и понимают, что мы — хорошие партнеры». «Хо-рошие партнеры», — повторил Яр, и эти слова в новой интонации прозвучали как обви-нение в предательстве. — Панфилов: «Но это все сделал Иван! И в итоге все было пра-вильно организовано. На спектакле мы имели качественную подготовку и сопровожде-ние. Мама, Инна Чурикова сказала ему: «Ваня, я прошу тебя, ты разговаривай со мной не как с мамой. Я — актриса. И со мной надо говорить нежно. Меня надо уговаривать, мне надо объяснять, и ты это должен запомнить — у нас с тобой другие отношения. И он за-помнил». — В голосе Яра слышались ноты нежности, любви и ласки. — Говорит Иван Панфилов: «Я выступил продюсером спектакля, который поставил мой отец, а мама там сыграла главную роль. О таком многие могут только мечтать. И я доволен результатом. Спектакль “Аудиенция” посвящен Елизавете Второй, место действия — Букингемский дворец. И поскольку я сам живу сейчас в Лондоне, то у меня произошло странное смеще-ние. Теперь каждый раз, когда я проезжаю или прохожу мимо Букингемского дворца, у меня такое ощущение, будто я знаю всех во дворце и что где-то там, в полумраке старин-ных гобеленов и мебели сидит не просто бабушка Елизавета Вторая, а также почему-то еще и моя мама. У меня ощущение, будто я знаю Елизавету Вторую так же, как я знаю свою маму. Поскольку я всерьез погрузился в тему королевской семьи, то сейчас у меня возникает очень теплое чувство, как к родным людям, когда я приближаюсь к месту дей-ствия пьесы “Аудиенция”». Мне кажется, что вирус низкопоклонства передал родителям сын. Он заразил их болезнью: нелюбовью к родному пепелищу и отречение от отеческих гробов-корней...»
Ольга вспомнила краткий и меткий стих Пушкина:
«Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Животворящая святыня!
Земля была б без них мертва,
Как пустыня
И как алтарь без божества».
И непонятная, необъяснимая горечь разлилась по телу. А Яр говорил:
— А эта болезнь как проказа, но поражает не тело, а мозг, и тот начинает влиять на чувства, и появляется неосознанное ощущение необъяснимой любви к идолу, даже если это сатана.  Иван Панфилов говорит... одухотворенно... с восхищением и упоением: «На сцене театра мама, Инна Михаловна, выходит во всех ипостасях Елизаветы Второй, ме-няя восемь костюмов, включая сцену коронации со скипетром и державой британской империи и заканчивая нежно-розовым костюмом пожилой Елизаветы, которой на момент действия пьесы — восемьдесят два года. Произошло буквально еще одно смещение со-знания, точно так же, как это случалось в детстве, когда я смотрел фильмы с маминым участием. Это была мама, но в то же время и баронесса Мюнхгаузен, и Васса Железнова, и Анна Иоановна, а теперь она — Елизавета. А играет Инна Михаловна блестяще, и у меня порой странное чувство, когда понимаю: вот это уже не мама, а ее персонаж». Вот здесь — исток трагедии... — произнес Яр так, будто увидел воочию саму смерть.
У него повлажнели глаза. Ольге тоже было жутко, как в детстве от страшной сказ-ки. Она хотела встать и подойти к Яру, но остановила саму себя и продолжила наблюдать и слушать, а он говорил, не останавливаясь, озвучивая и комментируя видимое им:
— Глеб Панфилов: «Сыграть королеву на сцене едва ли не сложнее, чем ею быть. Тем не менее народная артистка Инна Чурикова выходит на сцену, чувствуя себя доволь-но уверенно в роли английской королевы Елизаветы Второй. После премьеры критики и зрители сказали, что спектакль “Аудиенция” — одна из самых громких театральных по-становок. А я, режиссер Глеб Панфилов, и моя супруга, актриса Инна Чурикова, говорим о том, чем именно близка и понятна английская королева российским людям». Меня за-дела формулировка «близка российским людям». Это звучит так же, как слова одной ве-дущей центрального телевидения «наша королева», когда она вела передачу о Елизавете Второй. Хотелось задать ей прямой вопрос: «Мы уже под Британией?» — прозвучало это неожиданно, и Ольга тоже ощутила дискомфорт.
Она уже открыла рот, чтобы ответить, но, всмотревшись, поняла, что Яр по-прежнему находится в состоянии «забытья» и нарушать это непонятное ей явление не стоит, а он продолжал рассуждать:
— Мне стало интересно, какую сверхзадачу поставил перед собой режиссер, созда-вая такой спектакль: Елизавета Вторая правила бы Россией лучше и правильнее всех рус-ских правителей, потому что она «близка российским людям»? Это намек или призыв, который звучит с подмостков российской сцены?.. Это что-то вроде пропагандистского лозунга большевиков: «Земля — крестьянам! Фабрики — рабочим! Власть — Советам!» Это что-то вроде спектакля «Горбачев» с его вселенской любовью предателя, продавшего родину за подачку... за которую его жена поплатилась тяжелой болезнью и жизнью... Глеб Панфилов говорит: «Британский драматург и сценарист Питер Морган, автор сце-нариев фильма “Королева” и сериала “Корона”, дал согласие на постановку своей пьесы “Аудиенция” на русской сцене только после того, как увидел Инну Чурикову в спектакле “Аквитанская львица”. Он воскликнул: “Инна — моя английская королева!” — В ровном голосе Яра прозвучало трагическое напряжение, однако он продолжил за Панфилова: — Питер Морган приехал в Москву к нам на встречу с главной целью — посмотреть пре-тендентку, исполнительницу главной роли. Он был наслышан, читал, но не видел Инну в деле. И вечером вместе с переводчиком пьесы мы были в театре. Потом, уже в антракте, переводчик рассказал, что Питер увидел Инну, три минуты посмотрел и воскликнул: “Это — она! Это — она!”, что определило многое, потому что для нас: меня как режиссе-ра, и Инны как претендентки на главную роль, роль королевы Елизаветы Второй, — было очень важно знать, что драматург разделяет наш выбор. Меня пьеса заинтересовала со-держанием, удивительно выписанным характером английской королевы. Там было что играть. И вообще это — “политическая” история, поскольку действуют политики. При-бавьте к этому отличный материал, который сотворил Питер Морган, изрядную долю юмора, к тому же реверансы в сторону российских политиков — была воспета даже фи-зическая привлекательность Михаила Горбачева». «Привлекательность Горбачева», — повторил Яр, и тут же прозвучало его резкое мнение: — Горбачев был одним из разру-шителей советской системы... Как это может привлекать россиянина?.. Или создатели спектакля вольно или невольно ступили на стезю предательства и своим творчеством пропагандировали мирный переход в Британскую империю, ведь Елизавета является вер-ховным главнокомандующим вооруженными силами Великобритании?.. Воспевание... нет, возвеличивание таких лидеров, как Елизавета и Горбачев, есть открытый призыв к следованию идеям этих политических деятелей... Так каково истинное намерение созда-телей этих спектаклей, притянувших на советскую сцену икону предателя?.. Я не могу ответить... — с горечью и болью произнес Яр. — Это не в моей компетенции... Это фарс... Нет! Трагикомедия, — кровоточаще заключил он и продолжил: — Панфилов ска-зал: «Все это чертовски цепляет! Но при этом это человеческая история. Именно поэтому для меня она — чеховская». Я бы не смешивал Чехова с политикой. Политика — это грязная инсинуация нашей жизни, а человек при всем своем многообразии — создание Бога. И Чехов, на мой взгляд, был выше политики, он говорил о человеке и человеческом, а потому он гений на уровне Шекспира, — заключил Яр, убежденный в правильности своего понимания.
Ольга пыталась осмыслить то, о чем он говорил. «Он передает то, что видит, или уже анализирует?» — спрашивала она себя, но ответа, естественно, не было, оставалось только не мешать происходящему и если не запомнить все, то извлечь главное и важное. А Яр безостановочно говорил:
— Панфилов: «Вот если подумать — “характер”, “игра”... Но дело в том, что коро-лева не может высказать премьер-министрам, которые приходят к ней на аудиенцию, все, что ей бы хотелось. Ей приходится быть дипломатичной и сдержанной... За сдержанно-стью скрывается живой человек, и королева раскрывается не сразу, постепенно, по ходу разных встреч и бесед. И в этом как раз красота замысла драматурга. Раскрыть человека не одной сценой, а на протяжении всего спектакля. Кроме того, подходя к работе, мы по-дробно познакомились с биографией королевы — какая она была в детские годы, в отро-честве, в девичестве — до того, как стала королевой. Как влюбилась, вышла замуж, роди-ла первенца... Она успела и сумела полюбить, стать матерью, и это очень важно. Потому что уже потом началось служение. Она служит и по сей день и с невероятной отдачей. Это отдельная тема, как влияет политика на человека. С момента, когда Елизавета стала королевой, она познала, что такое настоящее одиночество. Любимый муж, дети, забо-ты — тоже, внуки пошли... А чувство одиночества, изоляции, невозможность выйти за конституционные рамки правящей, но не властвующей королевы — это и есть настоящее испытание, драма ее служения. И это мы рассматриваем в спектакле, начиная с первой ее аудиенции до поздних». Так же, вероятно, думали создатели спектакля «Горбачев», обо-жествляя человека, который продал родину. Панфилов говорит, что «королева — глубоко верующий человек. Поэтому для нее служение — не только гражданская миссия, а нечто другое... Власть не испортила ее... Как так получилось? Это как раз тайна. Вопрос, кото-рый мы задаем каждый себе и друг другу. И мы пытаемся на это ответить. Это и есть жи-вой материал». А я подумал: забывая постулаты Станиславского, современные режиссе-ры создают свои собственные... исключительные... считая себя творцами, которым позво-лено вершить великое... Создатели спектакля обожествили Елизавету, сделали из нее икону, на которую несведущему человеку захочется помолиться, — сделал горький вы-вод Яр и продолжил за режиссера: — Панфилов: «У меня на глазах Елизавета стала ко-ролевой. В тот год я окончил школу и поступил в политехнический институт. Я помню, как мы, юные, реагировали на эти события. Молодая, очень привлекательная леди стала королевой. Она уже тогда произвела на нас незабываемое впечатление». Режиссер вос-хищался сказкой, которая привлекает с детства, или реальной королевой, которая правит миром?..
 Ольга хотела поправить — Британией, но даже не успела открыть рот. Яр начал го-ворить за актрису:
— Инна Чурикова: «Вы спрашиваете, как быть королевой? Понимаете, коронация — главный момент в ее жизни. И после коронации она от всей мирской суеты отошла. И это был тот невероятный момент, когда она ощутила себя помазанником Господа». — Яр сменил тон. — Вот доказательство богоназначенности... Хорошо было бы знать, что на тот момент в возрасте двадцати пяти лет, после смерти своего отца — короля Георга Ше-стого, — она стала главой Содружества и царствующей королевой семи стран: Велико-британии, Канады, Австралии, Новой Зеландии, Южной Африки, Пакистана и Цейлона. А титул Ее Величества в Соединенном Королевстве звучал так: «Ее Величество Елизаве-та Вторая, Божией милостью Королева Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии и иных своих царств и владений, Глава Содружества, защита веры». Хочется спросить: помазанник Бога имеет право на убийства?.. — задал вопрос Яр, но не ответил, будто ответ был само собой подразумеваем, и продолжил: — Чурикова говорит, что «до сих пор... она (королева) — глубоко верующий человек». Жаль, что глубоковеру-ющие могут быть убийцами, — снова повторил утверждение Яр и продолжил: — Чури-кова говорит: «Вот это поразительно. Поэтому для нее служение — не только граждан-ская миссия, а нечто другое, чему она абсолютно верна. Ей иногда приходится подписы-вать решения, которые она не разделяет». Убийства?.. Захват чужих территорий?.. — опять вопрошал Яр, и чувствовалось, что его что-то внутренне беспокоит или даже раз-дражает, но он продолжил за актрису: — «И в этом смысле королева — грешница». «Грешница», — повторил он последнее слово, и Ольга поняла, что это его оценка. И сно-ва он заговорил за актрису: — «Так что, если что-то происходит неправедное, она должна искупить это?» Искупит при жизни? Или искупит когда? — с сожалением задавался во-просами Яр.
Ольге показалось, что в монотонной речи сокурсника просматривается волнение, можно даже сказать, сочувствие актрисе, взявшей на себя роль «королевы-грешницы-проповедницы». А Яр продолжал за Чурикову:
— «То есть она (королева) — высоконравственный человек». Это уж слишком. — Яр перемежал реплики актрисы со своими оценками, однако Ольга не всегда четко могла разделить «речь» актрисы и Яра, но внимательно слушала его. — «Более того — Елиза-вета и шутливая, и веселая, и остроумная, и в ней постоянно присутствует дитя, ребенок. Она была любимая дочка. Ее детство было радостное и прекрасное. Она и озорничала, и одновременно была послушная и внимательная, воспринимающая все очень серьезно». А у кого-то детство ею было отобрано... и у них, возможно, не было озорства и беззаботно-сти... у них было много проблем благодаря ей... Над этим создатели спектакля не задумы-вались, им важно было другое — обожествление чужой королевы, — тяжело вздохнул Яр. — Чурикова говорит: «Как я готовилась к роли? Игра Хелен Миррен, которая испол-няет роль королевы в Лондонском театре и в фильме, не довлела надо мной. И повторять мне ее не хотелось. Нет. Ее повторять — нет. Мы с Глебом очень внимательно читали автора. И именно оттуда брали знания и силу, чтобы понять королеву так, как мы поня-ли». А надо было привлечь побольше разного материала, чтобы создать не икону, на ко-торую надо молиться, а реального человека, который держал в руках полмира и уничто-жал его для процветания Британии. Если кто не знает, то стоит прочесть в энциклопедии: «Королева Елизавета Вторая являлась монархом в четырнадцати независимых государ-ствах помимо Великобритании: Австралии, Антигуа и Барбуде, Багамских Островах, Бе-лизе, Гренаде, Канаде, Новой Зеландии, Папуа — Новой Гвинее, Сент-Винсенте и Грена-динах, Сент-Китсе и Невисе, Сент-Люсии, Соломоновых Островах, Тувалу, Ямайке; в те-чение жизни была королевой еще семнадцати государств, впоследствии отказавшихся от монархии».
Яр сделал жесткий вывод, видимо, что-то сидело в нем занозой и мешало принять игру и спектакль таким, как задумывали создатели. А Ольга отметила про себя, что мно-гих географических мест, названных Яром, просто не знает, а британская королева вла-дела ими. А он продолжал озвучивать свое видение:
— Говорит Панфилов: «Мы продолжаем следить за жизнью королевской семьи. Считайте, что это — привычка». Это уже зависимость и преклонение. А зависимость: физическую или психическую — надо лечить, — сделал свое заключение Яр и продол-жил: — Инна Чурикова: «У нас дома огромное количество книг и журналов, где говорит-ся о ней. Мы в материале. Так что это поразительно, но возникает какое-то чувство род-ства». Я бы не хотел не то что породниться, а быть как можно дальше от таких людей, как Елизавета Вторая. Но у актрисы свое мнение, она с восхищением говорит: «Эта женщина там, в Лондоне, мы — здесь. Это и ответственно, и интересно. Да о чем гово-рить — у нас теперь даже собаки есть! Мы же завели корги. Трех артисток! Они и на сцену выходят. И все три удивительны тем, как сядут, как посмотрят... У них такие пора-зительные глаза. Они словно “подкрашены”, как у моделей. А какой взгляд — это что-то невероятное! Это такая радость, когда с утра три пары таких глаз смотрят на тебя. При-чем у них у всех улыбки. И они, конечно, ждут, что я сейчас что-нибудь придумаю и дам им вкусное. А королева их подкармливает все время — под столом дает кусочки. Она просыпается, приводит себя в порядок, завтракает, и первые, кто приходит к ней на при-ем, — это ее собаки. Корги. Они, очевидно, так же смотрят».
Ольге показалось, что Яр внутренне был напряжен, хотя внешне вроде бы ничего не менялось. Ей было очень интересно и то, о чем он вещал, и то, как он это делал. Она вни-мательно слушала его и очень хотела, чтобы он успел закончить рассказ, как она полага-ла, его «сна» до прихода Элеоноры Михайловны. А Яр говорил уже за Глеба Панфилова:
— «Российские реалии отличаются от британских. Спектакль “Аудиенция” ставили еще на Бродвее и у нас, в нашем театре. Больше нигде. И это уже наши хлопоты, мои хлопоты. Потому что притом, что мне понравилась пьеса, я понимал, что королева неод-нократно говорила на российские темы, в том числе и в дни аудиенций. Но это в пьесу, которая шла в Лондоне и на Бродвее, не вошло. А если ее ставить в Москве, то обяза-тельно надо коснуться и Сталина, и Гагарина, и Горбачева... Естественно, в пьесе должен был появиться русский след. Потому что наши отношения с Британией всегда были важ-ными для жизни наших стран. В первой отечественной войне тысяча восемьсот двена-дцатого года мы были союзниками и вошли в Париж. Во время Второй мировой мы снова были союзниками в войне против Гитлера и победили. И это есть только в нашем спек-такле. Я думаю, что спектакль близок российским людям...» Интересно, наш историк со-гласился бы с таким мнением? — прозвучал непраздный вопрос Яра.
Ольге показалось, что преподавателю истории, подростку военного и послевоенно-го детства и отрочества, было бы некомфортно на таком спектакле.
Яр снова заговорил за Панфилова:
— «Да, я сказал автору, что очень хочу поставить его пьесу, но при условии русско-го контекста. Он согласился и дописал эти сцены». Из этого следует, что Панфилов пред-ложил Питеру Моргану дописать «русскую тему». А что хотел сказать режиссер «рус-скими вставками»? Какова его сверхзадача? И что именно этими «русскими вкрапления-ми» он хотел донести до русского зрителя: не то ли, что сказали постановщики и актеры спектакля «Горбачев»: Горбачев — великий человек?! Панфилов говорит: «Более того, у нас эксклюзивное право на пьесу, и пока мы играем “Аудиенцию”, никто в России ее ста-вить не может». И это хорошо! — восторженно, но по-прежнему тихо, произнес Яр.
Он заговорил обертонами Чуриковой. Ему неплохо удавалось копировал и Панфи-лова, и Чурикову, и Ольга приспособилась к адаптации голосов участников его «сна», она отличала персонажей и комментарии Яра по интонациям:
— Чурикова: «Я играла в “Аквитанской львице”. Мне играть королеву не впервой... Я вообще удивлена, конечно. Вот как-то так получается... Вот меня часто спрашивают: “Как вы считаете, что для вас как для актрисы важно, когда вы играете королев — стать, голос, походка?..” Я отвечаю: — Характер. В “Аквитанской львице” Алиенора — жен-щина невероятного ума, стойкости, а также лукавства, озорства, хулиганства. Она бедо-вая, рисковая. В ней — все, что угодно. Она любит короля, своего мужа, и вот таким об-разом воюет с ним. Причем вместе с детьми выступает против своего любимого. Чтобы помнил! Чтобы знал, что она всегда с ним! Вот такая черта характера. И главное откры-тие в нашей пьесе, чего не было в прежних постановках: она у нас — мать. И это сильное обстоятельство, и оно очень важно для меня. И еще спрашивают: “Что делает королеву королевой?” Я отвечаю: Елизавета Вторая, например, она проста и естественна”. Эти слова звучат в пьесе: “То, что ты должна запомнить лучше всего, — самым главным ка-чеством для королевы будет твоя простота. То, что ты — обычная. Более одаренные люди не справятся с работой монарха”. И она действительно такая. Она демократична. И отли-чается от Алиеноры Аквитанской. Более того, она от всех отличается. Елизавета Вторая абсолютно без пафоса. У нее, что называется, прямая связь со Всевышним». Претенциоз-но... Амбициозно и слишком самоуверенно. Папа Римский и патриарх Российский по-остереглись бы так заявить. А у нее, оказывается, прямая связь с Богом… И что же это за Бог такой, который поощряет геноцид? — возмутился Яр, в его голосе чувствовался про-тест против формулировки актрисы, но он продолжал говорить за нее: — Чурикова: «По-этому Господь посылает ей жизнь. И дай Бог, чтобы она пожила еще. Потому что она должна быть». Я не против жизни, я против убийств и колонизаций целых стран для вы-сасывания ресурсов на благо Британии, которые совершались по ее воле! — снова вста-вил свою оценку Яр и продолжил: — Глеб Панфилов: «Дело в том, что королева — глава, “папа римский” англиканской церкви. И вследствие этого королева — нравственный пример, хочет она этого или нет. Она есть нравственный лидер и должна им быть». Вот доказательства переоценки личности в истории. Так необдуманно подхватят низы и вздыбят, как знамя, а выйдет из этого идолопоклонство, — заключил Яр и снова вернулся к словам режиссера: — «И на аудиенцию к ней приходят очень разные люди. У них раз-личные биографии, у каждого свои комплексы. И получается, что они как бы исповеду-ются. Она ни в чем не дает себе поблажек. Даже в официальных выходах, ни в чем...» — И вдруг, будто отойдя от темы, Яр заговорил за Глеба Панфилова: — «Наш сын, Иван Панфилов, — продюсер спектакля “Аудиенция”, и мы с ним работаем не в первый раз... Но в первый раз, когда он — в качестве продюсера. Это его дебют. И его идея. Иван по-смотрел спектакль в Лондоне и понял, что это замечательный и интересный материал для работы». — И новое замечание Яра: — Лучше бы сын не предлагал матери эту работу... Но хотелось как лучше, чтобы мама получила высочайший триумф... А я понял, что «ко-ролева» убьет актрису...
— Как убьет? — встрепенулась Ольга, но в этот момент вошла преподаватель. — Элеонора Михайловна! — взволнованно воскликнула староста, обращаясь к преподава-тельнице, вскочив с места педагога. — Яр рассказал что-то невероятное...
— Группа уже собралась... нам надо идти, — убирая блокноты первокурсников со стола на полку, произнесла педагог тоном, не терпящим возражений.
— Это невероятно!.. Я в двух словах, можно?
— Только в двух, — обозначила рамки Элеонора Михайловна, оставаясь стоять вполоборота к студентам.
И Ольга, захлебываясь, затараторила:
— Вам будет крайне интересно… Британский драматург и сценарист Питер Мор-ган, автор сценариев фильма «Королева» и сериала «Корона», автор пьесы «Аудиенция», поставленной в Лондонском театре, дал согласие на постановку своей пьесы «Аудиен-ция» на русской сцене только после того, как увидел Инну Чурикову в спектакле «Акви-танская львица»...
— Стоп! — прервала Ольгу Элеонора Михайловна.
— Я не уложусь, — возразила староста и продолжила: — Он, Морган, специально приезжал в Москву...
— Стоп, стоп, стоп, — трижды, спокойно, но настойчиво отчеканила педагог, по-вернувшись лицом к студентам. — Я слышала о Питере Моргане, Питере Джулиане Ро-бине Моргане — если именно этого британца имеют ввиду, — шестьдесят третьего года рождения... семья беженцев, обосновавшаяся в Лондоне... — быстро сориентировалась педагог, — если речь идет именно об этом человеке... — повторила она, видимо, для пол-ной убедительности, — занимался написанием сценариев для различных шоу и сериалов для британского телевидения... в восемьдесят девятом вышла его пьеса «Шалом Джоан Коллинз», девяносто втором — «Inferno», в девяносто третьем — «Микки Лев». Фильмы: в восемьдесят восьмом Питер Морган имел отношение к фильму «Мадам Сузацка», в де-вяностом вышла короткометражка «Дорогая Рози», в девяносто первом — «Кинг Ральф», в девяносто втором — «Безмолвное прикосновение»... В театре отметился как соавтор сценария «Мир Британии»... Больше я, по крайней мере, о нем ничего не слышала и не читала...
Но Ольга не унималась:
— Яр сказал, что Питер Морган специально приезжал в Москву с целью посмотреть претендентку, исполнительницу главной роли Алиеноры Аквитанской...
— Думаю, что это — пьеса американского писателя Джеймса Голдмена «Лев зи-мой», «The LionIn Winter», написанная в шестьдесят шестом году. В том же году она бы-ла поставлена на Бродвее в театре «Амбассадор», Ambassador Theatre... Премьера состоя-лась в марте шестьдесят шестого... Главную роль исполняла Розмари Харрис, Rosemary Ann Harris... За роль Элинор актриса была удостоена премии Тони, Tony Award, — педагог озвучивала и английский вариант названий и говорила отрешенно, будто сопоставляла какие-то факты или искала нечто, упущенное ею. — В шестьдесят восьмом году вышел одноименный фильм режиссера Энтони Харви с Питером О' Тулом в роли Генри Второго и Кэтрин Хэпберн в роли Элинор. Была номинация на пре-мию «Оскар»... Это то, что мне известно о данной пьесе, но то, что ее ставили у нас, — ничего...
Воспользовавшись секундной задумчивостью преподавательницы, Ольга продол-жила:
— Когда Питер Морган увидел Инну Чурикову в роли Алиеноры Аквитанской, то дал согласие на постановку своей пьесы в нашей стране. Это и определило возможность работы над спектаклем для Глеба Панфилова как режиссера и Чуриковой как претен-дентки на главную роль королевы Елизаветы Второй...
— А Елизавета Вторая при чем здесь? — искренне удивилась Элеонора Михайлов-на.
— Пьеса «Аудиенция» заинтересовала Глеба Панфилова содержанием и прекрасно выписанным характером английской королевы, и он решил ее поставить...
— Я не знаю такой пьесы, — в крайней степени удивления произнесла педагог, а Ольга без прерывания своей речи продолжила:
— Как сказал Панфилов — «там было что играть». Автором идеи постановки и про-дюсером спектакля явился Иван Панфилов... их сын... Панфилова и Чуриковой... Иван.
— Стоп, — снова остановила студентку Элеонора Михайловна. — Иван, насколько я помню, родился в семьдесят восьмом году... В фильме «Васса» по пьесе Максима Горь-кого, режиссером которого был Глеб Панфилов и который вышел на экраны в восемьде-сят третьем, Иван — сын Панфилова и Чуриковой — исполнял там роль внука Вассы... ему было пять... Пятилетнему малышу пришлось изображать внука своей матери Инны Чуриковой, которая исполняла в фильме главную роль купчихи Вассы Железновой. Сей-час ему лет семнадцать... скорее всего, он заканчивает десятый класс...
Ольга не унималась:
— Как рассказал Яр, Иван посмотрел спектакль «Аудиенция» в Англии, в Лондоне, и понял, что это интересный материал для работы его родителей: режиссера Панфилова и актрисы Чуриковой. Он приехал к родителям, вдохновил их и увлек идеей постановки. Со слов Панфилова, это «получился семейный продукт, и если бы не Иван, ничего бы не вышло. Главным в этом деле был договор на эксклюзивное право постановки. Иван — юрист по образованию, так как закончил юридический факультет МГИМО»...
— Московский государственный институт международных отношений, — расшиф-ровала педагог, а Ольга, не отвлекаясь на вставку преподавателя, продолжала тарахтеть:
— «...и был подкован во многих вопросах. Со слов Глеба Панфилова, он свободно владеет английским языком и юридически грамотен. И он все сделал по закону. Все недоразумения, которые могли бы возникнуть, рассматриваются в английском суде, а не в нашем. Таковы условия. На спектакле была его, Ивана, качественная подготовка и со-провождение. Теперь семья Панфилова дружна с британцами, между ними есть доверие, англичане видят результат и понимают, что Панфиловы-Чуриковы — хорошие партне-ры»...
— Я не все поняла, но могу сказать следующее, — несколько отстраненно произно-сила Элеонора Михайловна, — из открытых источников мне известно, что Глеб Панфи-лов в шестидесятых заочно обучался на операторском факультете ВГИКа, позже перешел на Высшие режиссерские курсы. Свой первый художественный фильм «В огне брода нет» с Инной Чуриковой он снял в шестьдесят седьмом году. На Международном кино-фестивале в Локарно фильм получил главный приз. На семнадцатом Международном ки-нофестивале в Венеции картина получила главный приз — «Льва святого Марка». Хочу заметить, что в шестьдесят пятом году вышел фильм «Морозко» с участием Инны Чури-ковой. Прекрасная детская сказка. В семидесятом Панфилов снял фильм «Начало» с ак-трисой Чуриковой в главной роли, который получил «Серебряного льва» на Венециан-ском фестивале. Также картина Панфилова «Прошу слова» в семьдесят пятом получила награду Международного кинофестиваля в Карловых Варах и приз Международного ки-нофестиваля в Барселоне; потом в семьдесят девятом вышел фильм «Тема», который пролежал на полке до восемьдесят седьмого, но получил в итоге главный приз Берлин-ского фестиваля «Золотой медведь»; в разряд награжденных входит и «Васса» — фильм восемьдесят третьего, отмеченный «Золотым призом» Московского Международного ки-нофестиваля. В «Ленкоме» Панфилов дебютировал как театральный режиссер в восемь-десят шестом со спектаклем «Гамлет»... — задумчиво, словно что-то высчитывая, гово-рила Элеонора Михайловна…
— «Гамлет»? — встрепенулся Яр.
— Да, спектакль «Гамлет», где принца датского играл Олег Янковский, Клавдия — Александр Збруев, Гертруду — Инна Чурикова... и еще ряд интересных артистов участ-вовали в этой неоднозначной постановке...
— А его можно посмотреть? — не удержался от вопроса Яр.
— К сожалению, записи нет, но мне посчастливилось видеть этот спектакль на од-ном из прогонов... хотя критика была противоречивой... Потом в девяносто втором году Глеб Панфилов поставил «Sorry», на котором вам посчастливилось побывать... — расста-вила свои знаки педагог и резко сменила тему: — Нам пора идти... группа может разбе-жаться, как тараканчики при включении электрического света, — сравнение с «таракан-чиками» Элеонора Михайловна произнесла тихо, улыбаясь самой себе, зная особенности данной группы «великих» режиссеров.
Студенты и педагог мгновенно вышли из кабинета и, пройдя несколько метров по коридору, вошли в аудиторию режиссуры и актерского мастерства.
Веселая кучка «тараканчиков» шумно распределилась по своим местам, встречая педагога стоя, как положено по этикету в образовательных учреждениях.
— Уже виделись, садитесь, — добродушно произнесла педагог и изящно взмахнула кистью правой руки.
Этот взмах был присущ только ей, и по нему можно было прочитать настроение преподавателя, как по положению сумочки в руках Елизаветы Второй, английской коро-левы, отметил про себя Яр. Сегодня этот знак говорил о хорошем расположении духа и в то же время о какой-то загадке, которую скрывала Элеонора Михайловна.
Студенты сели, изобразив «полное внимание», что выглядело комично.
— Завтра, как вам известно, зачет, — произнесла преподаватель, и Яр получил под-тверждение своему анализу жестов-символов Элеоноры Михайловны: она напоминает неспроста.
— Ой! Конечно! — засмеялся простодушно Сергей-Ромео.
Его реплики ничего не значили, они звучали как отбивка части чего-то, а смех был неотъемлемой частью всех его речей, как и Фердосова. Но если бы вдруг он не прозвучал, у некоторых чувствительных возникла бы паника: что-то не так?
— Надеюсь, все готовы, — обаятельно улыбнулась Элеонора Михайловна.
Особо «продвинутые» в психологии знаков прочли: возможность подвоха — под-водные камни или ловушки, которые нередко использовала педагог для отлова в свои се-ти «недобросовестных» студентов. Отличникам это не грозило, они, как пионеры, всегда готовы к труду и обороне, остальные — как повезет, особо хитрые выкручивались, как умели. К четвертому курсу «хвостатых» не было, все как-то да сдавали.
— Готовы! Готовы! — радостно воскликнул Фердосов, сияя счастливой улыбкой.
— Тогда, если нет вопросов, можем консультацию считать завершенной, — не ме-нее удовлетворенно улыбнулась педагог.
Студенты восприняли ее улыбку как добрый знак и вразнобой радостно зашумели.
— До завтра. Полагаюсь на приятный исход! — завершила Элеонора Михайловна, и студенты в радостной экзальтации зааплодировали.
Обе стороны, счастливые и довольные, разошлись. Единственное исключение пре-подаватель сделала для старосты и Яра, пригласив их в свой кабинет.