Глава 8
И почему Гелька не встретилась ему раньше? Может, бросил бы Игнат законную супружницу и зажил припеваючи. Хорошо хоть Ната считает ниже своего достоинства разборки устраивать, улыбается и делает вид, что всё в порядке...
Библиотека оказалась закрыта на огромный навесной замок. Пришлось идти к Ангелине домой. Та встретила радостно — обняла с порога, поцеловала.
— Почему не на работе? — спросил Игнат.
— Лешка приболел, завтра выйду. Ты проходи, проходи. Я тебя позавчера ждала. И вчера опять не зашёл. Хоть бы предупредил, я же скучаю…
Игнат машинально обнял хрупкую девушку. Простая, ласковая, доверчивая. Жена по сравнению с ней казалась бесчувственной каменной статуей. И Игнат с радостью отвечал на нехитрые чувства молодой одинокой Гельки. В новинку было чувствовать, что тебя любят... И как теперь оттолкнуть её, приголубив? Как начать разговор?
— Ната книгу передала, вот, — он протянул Геле томик Ахматовой. Библиотекарша бросила на книгу быстрый взгляд:
— В следующий раз занесешь, как раз повод для встречи будет. Интеллигенция твоя небось тебе стихи читает? В постели?
— Слава богу, нет, — вырвалось у Игната. Гелька расхохоталась, откинув назад голову. Светлые волосы волной мелькнули перед лицом так, что у него захватило дух.
— Обедать будешь? — Гелька привела его на кухню, — Только не шуми, Лешка с температурой спит.
Пока она разогревала обед, Игнат заметил, что ручка от дверцы кухонного шкафа болтается и вот-вот отвалится, нашел отвёртку, прикрутил. В доме Ангелины не хватало мужской руки. Гнилые ступени крыльца, несмазанные петли скрипучей двери — все выдавало запущенность и отсутствие хозяина.
— Вот что бы я без тебя делала? — налив супа, Ангелина прильнула к нему, потерлась лбом о небритую щеку, как котенок, ищущий ласки, — Хорошо, что зашёл.
Игнат смотрел на раскрасневшуюся счастливую Гельку и чувствовал себя последним подлецом. Он невольно причинял ей боль, отчего страдал сам. Когда эти отношения начинались, он подумывал бросить жену, но сейчас многое изменилось. Пойти что ли к этому сумасшедшему шантажисту и сказать, что Натка надоела ему хуже горькой редьки.
— Тебя вечером ждать? — Ангелина уставилась на него с надеждой и преданностью послушной собаки. Игнат отвёл взгляд:
— Гель, ты же знаешь, у меня семья.
— Знаю. Не на всю же ночь зову.
— И тебя устраивают наши отношения?
Глаза подруги потемнели как небо перед грозой:
— Ты это к чему сейчас? Помню, говорил, что семья нашему счастью не помеха.
— Кончилось счастье, Гель. — буркнул Игнат. Поставить точку в отношениях было сложно.
— Я знаю, что на таких как твоя жена женятся, а с такими как я гуляют, — отрезала Ангелина, задрав аккуратный курносый носик с едва заметными пятнышками веснушек.
Он промолчал, хотя хотел сказать многое.
— Ну вот, тебе даже нечего добавить, — усмехнулась Гелька, кусая напомаженные губы.
— Послушай, я не хочу с ней жить, но обстоятельства…
Игнат хотел обнять ее, утешить, но Геля отшатнулась:
— Обстоятельства — это ребёнок? Хочешь, я тебе тоже сына рожу? Свою родную кровь воспитывать будешь, а не как сейчас.
— Да что ты знаешь, — устало отмахнулся от предложения Игнат.
— А чего я не знаю? Что твоя Натка пацана на стороне нагуляла? Так вся округа об этом знает. Недаром она раньше срока родила.
— Не повторяй деревенские сплетни.
Она послушно замолчала, глядя прямо в душу огромными серыми глазами.
— Гель, не могу я с тобой встречаться. Могут Нате донести, что я к тебе хожу.
— А это тайна?
— Ну как бы да. Короче, мне пару месяцев надо сидеть тихо, пока старый знакомый тут. Если Натка о тебе узнает и скандал устроит — мне хана.
— Что за знакомый такой? Какое ему до твоей личной жизни дело?
— Там долгая история. Короче, по молодости я небольшое правонарушение совершил. Парень этот кхм…свидетель. Он за Наткой бегал. Когда она меня выбрала, он уехал и ничего не рассказал, не хотел, чтоб она переживала. А сейчас явился. И он может меня посадить в тюрьму, надолго, но пообещал, что всё забудет, если я перестану обманывать жену, — хмуро признался Игнат.
— Если за столько лет не забыл, то и сейчас не забудет. А вообще… когда это было? Чтобы там не случилось, уже ничего твой знакомый не докажет. Пугает просто.
— Докажет, Гель. Если захочет — докажет.
— Тогда тебе уезжать отсюда надо. У меня двоюродная тётка на Урале живёт. Давай я дом продам и к ней махнем, а?
Игната поразила горячность, с которой Ангелина принялась искать пути его спасения. И даже не стала выяснять, что он натворил, просто готова помочь в ущерб себе. Натка в подобной ситуации сперва вытрясла бы душу, чтобы добиться правды, а потом помогла бы, из чувства долга, при этом глядя презрительно как на мерзкую зелёную жабу…
— Не выдумывай. И встречи искать не вздумай. — внезапно разозлившись на весь мир, Игнат хлопнул входной дверью. Он не видел, как, заскулив по-собачьи, Ангелина тяжело опустилась на стул, как тихо рыдала, уткнувшись носом в ладошки, чтобы не разбудить сына… Рядом на столе остывал нетронутый суп.
Игнат шагал домой, размышляя, что делать дальше. Он не мог стерпеть, когда ему указывали как жить, даже матери вмешиваться в свою жизнь не позволял, а тут какой-то инвалид. Заехать бы ему по роже, припугнуть, молчать заставить…да только не так всё просто. На четвертом десятке в тюрьму не хочется.
И нужно же было так повернуться судьбе, снова всех вместе собрать. Может, правда, уехать, как Ангелина предлагает? Начать новую жизнь подальше от призраков, от Натки, от Осиновки, где никаких перспектив, а только беспробудное пьянство. Гельку с Лешкой с собой забрать. Ну и что, что чужой пацан, растит же он сейчас Антона, чем этот мальчишка хуже…
— Майор, иди к нам, пятницу отметим, — из гаража позвал сосед Гришка. Мужики снова напивались без повода среди бела дня. Игнат сделав вид, что не услышал, прошел мимо.. Почему молодые здоровые мужики спиваются на глазах, превращаясь в жалкое подобие человека? «Еще пара лет, и у меня также все мысли будут об одном: за что купить бутылку. Нет уж, пора завязывать с выпивкой».
Ната встретила мужа коротким приветствием, поинтересовалась, почему не сдал книгу.
— Закрыто было, — Игнат бросил книжку на стол, принялся искать по кастрюлям чего-нибудь съестного, — Антон где шляется?
— Каникулы у ребёнка. Гуляет.
— Делом надо заниматься, а не гулять.
Ната молча оттеснила мужа от плиты, налила ему борща, отрезала ломоть хлеба. Игнат заметил, что она улыбается:
— Настроение, смотрю, хорошее?
— Зато у тебя не очень. Ты без работы нервный становишься. Может, отпуск сократить?
— Твой или мой?
— Могу я в понедельник выйти, Иванович только рад будет.
— Отдыхай уже, придумала тоже…
Ната ушла. Игнат забрал тарелку и ушел в комнату, включил телевизор. Насладиться наваристым борщом и спокойно послушать новости не удалось — явился Антон и сразу же пристал с глупыми разговорами:
— Пап, а знаешь, почему червяки после дождя наверх вылезают? Они через кожу дышат, а как дождь пройдёт, поры водой забиваются. Ну вроде как плёнка образуется, и дышать червяк не может. Вот он и вылезает на поверхность, чтоб подсохнуть.
— Мальчишку червяки должны интересовать только как наживка. Я в твоём возрасте рыбу ловил, чтоб семью кормить.
— Ну вот, а меня на рыбалку взять не хочешь! Обещаешь только! — с обидой воскликнул Тошка. Игнат с неприязнью посмотрел на сына. Нет, не похож на него пацан. Если внешнее сходство чуть и есть, то по характеру совсем другой.
«Эх, зря молчал почти 11 лет, надо было раньше с Натки спрашивать, чтобы сомнений не было. Сейчас уже поздно об этом говорить, разве она признается? Да и какой смысл, если признание на годы запоздало…» — с тоской подумал Игнат.
— Так, может, возьмёшь на рыбалку? — настаивал Антон.
— Отстань, дай поесть спокойно. Иди лучше мамке про своих червяков рассказывай, профессор.
Тошка вскочил, едва не обернув табуретку, на которой сидел, и бросился вон из комнаты. Обиделся. Ишь ты, нежный какой. Проводив мальчика взглядом, Игнат оставил недоеденный борщ и ушел на улицу. Настроение испортилось окончательно.
Перед глазами стояла улыбчивая Гелька, держащая на худых руках белобрысого Лешку.
***
На следующий день Игнат усердно пилил доски во дворе — решил наконец отремонтировать сарай. Антошка, повертевшись вокруг отца и получив пару подзатыльников, исчез.
— Сын где? — спросила Ната, выливая в палисадник воду из ведра.
— Я что, нянька что ли? — буркнул муж, старательно работая пилой.
Ната развешивала мокрое бельё. Пахло свежими опилками, пели птицы. Жить бы да радоваться, но Игнат как всегда сам не в духе и другим настроение портит.
— Тебе помочь? — Ната подошла ближе. Муж разогнулся, на его загорелом лице неожиданно засияла белозубая улыбка.
— Нет уж, не бабье дело пилой махать. Соседи увидят, скажут, что Майоров на жене пашет, пардон, как на кобыле.
Ната кивнула:
— Ладно. Бабье дело нянькой быть и хозяйкой в доме. Пойду в Павловку, хлеба куплю и книжку в библиотеку верну.
Она появилась снова через 5 минут, в длинной синей юбке и белоснежной майке, держа под мышкой плетёную сумку авоську и поправляя на ходу волосы.
— Нарядилась как девчонка, — проворчал Игнат, — на свиданку, что ли собралась?
—Ага, пойду Гельку Маркову попытаюсь с ума свести.
Заметив, что улыбка мужа погасла, она аккуратно прикрыла за собой калитку.
***
В библиотеке Ната то и дело ловила на себе тревожный, оценивающий взгляд Ангелины. Девушка явно была расстроена, молча искала на полках книги по списку, выданному Антошке для чтения на каникулах. «Может, Игнат к ней ещё вернётся, — подумала Ната, поглядывая на соперницу, — всё-таки молодая, симпатичная, не то что я. Старею…»
Собрав необходимую литературу, Ангелина быстро записала названия в бланк, подтолкнула его к Нате. Та расписалась.
— Обычно Игнат за книгами приходит, а сегодня ты. Отпуск?
— не выдержала молчания Геля.
Ната кивнула.
— Занят он. Развод оформляем. — слова вырвались раньше, чем она успела подумать. От сказанного вдруг стало легко-легко. Всё, решение принято и озвучено при свидетелях
Обратного пути нет. Жирная точка. Гелька совсем неприлично ахнула и хотела что-то ещё спросить, но Ната быстро ушла.
Купив продукты, она возвращалась домой. Спешить было некуда и незачем. Ната завернула на тихое кладбище, посидела пару минут на могилке матери, которую даже не помнила.
—Эх, мама, совсем я запуталась. Вытворяю что-то. В 30 лет решила жизнь менять… А надо, наверное, было с Игнатом мирно жить, от добра добра не ищут. Но не могу. Такие мысли в голову приходят странные, кажется, что с ума схожу. Аринка сказала, что Игната жалеть надо, тогда и счастье у нас будет. А за что его жалеть? Что выпивает, гуляет, ворчит, на Тошку ругается? Нет у меня уже жалости, только презрение и осталось… И усталость. Сейчас наворочу дел, может потом жалеть буду…Ох, господи, знать бы, как лучше…
Ната поправила венок на простеньком железном кресте, положила на могилку несколько конфет. Она не часто бывала здесь, не могла заставить себя приходить просто из чувства долга. Кладбищенская тишина угнетала.
Ната вышла за ограду. Тут дышалось свободнее, дул лёгкий ветерок. Безоблачное небо, синее до боли в глазах, лёгкая дымка на горизонте, густой напоёный ароматом трав и цветов воздух — все осталось прежним, и лишь она, Ната, незаметно для других изменилась — обрела наконец уверенность в том, что собирается сделать.
Ната вышла на песчаную дорогу, которая круто заворачивала вправо. По обе стороны стеной стояла сочная трава — колхоз давно разорился, поле заросло. Она заметила, как человек в инвалидной коляске, двигавшийся ей навстречу, развернулся и, с усилием прокручивая мощные колёса, вязнущие в песке, поехал обратно.
— Здравствуйте, — поравнявшись с мужчиной, машинально поздоровалась она. Ответа не последовало. Ната прошла мимо, думая о том, что Тошка наверное уже домой прибежал, а обед не готов.
Смутное предчувствие, не осознанное до конца вдруг заставило её обернуться. Мужчина снова разворачивался. Опять в сторону Павловки. «Сумасшедший, — мелькнула первая мысль, — и кто его одного отпустил?» А сердце отчего-то защемило. Показалось. Этого же не может быть. Конечно, показалось. Но почему в прошлый раз он произнес те слова, откуда знал? Случайность? «Девушка, у вас походка красивая» — ей же не послышалось тогда, не померещилось.
Ната стояла посреди просёлочной дороги, как громом поражённая, а мужчина удалялся. Если она сейчас точно не убедится, что ошиблась, то забыть эту историю не получится, снова закроют старые, вроде бы давно заросшие душевные раны.
— Подождите! Да подождите же, — она бросилась вслед за человеком, ещё не успев толком осознать, для чего это
делает. Догнала, преградила путь. — Это ты. Всё-таки это ты.
Воздух в лёгких закончился. Она хотела сказать что-то ещё, но не могла. Определённо, это было Валентин. Те же внимательные серые глаза, те же черты лица. Вот только глаза тогда не были такими печальными, и у губ не пролегала горькая складка.
— Я. От тебя не спрячешься, Натка. Ты только в обморок не падай, поднять не смогу. — неловко пошутил он. Ната кивнула, чувствуя, что медленно сходит с ума.
— Но мне же сказали тогда…
— Я знаю. Как живёшь?
— Нормально. Нормально, да….А ты как здесь?
— На лето с Лизой приехали отдохнуть. В Павловке домик снимаем. Как семья, Ната?
— Я не знаю что сказать… Как-то всё наперекосяк, не заладилось с семьёй. Наверное, не надо мне было замуж выходить. Если бы… — по щекам покатились слезы.
— Ты правильно сделала. Нельзя одной быть. — Валентин грустно улыбнулся. От этой улыбки как и много лет назад сильнее забилось сердце.
Мимо промчалась ватага ребятишек. Детский смех привел Нату в чувство. Она не виновата. Если бы он захотел, то нашёл бы способ связаться с ней, дать знать, что жив, что произошла ошибка. Ната сердито стёрла влажные потёки со щек. Надо же, они встретились после стольких лет разлуки, а тем для разговора вроде как и нет. Смущение, непонимание. Ей было неловко просто смотреть ему в глаза — слишком многое их разделяло.
— Надолго к нам? — спросила первое, что пришло в голову, лишь бы прервать напряжённое молчание.
— До августа побудем, пока у Лизы отпуск.
Она поудобнее перехватила сумку:
— Ну и хорошо. Я пойду, меня сын ждёт.
— У тебя сын?
— Да. Большой уже, десять лет… Боже, что же я со своей жизнью сотворила…
— Не жалей ни о чем, Нат. Что ни делается, все к лучшему. Тем более, всё равно ничего не изменишь. — Валентин смотрел на неё со светлой грустью, как на частичку своего прошлого. Так рассматривают собственную фотографию двадцатилетней давности: с радостью от того что всё когда-то было и с сожалением, что слишком быстро прошло.
Ната порывалась уйти, но не могла:
— Как тебя найти? Адрес скажешь?
— Я целыми днями на озере загораю от нечего делать. Приходи, поговорим.
Ната кивнула и, не прощаясь, побрела прочь. Она отчаянно хотела вернуться, рассказать Валику о своей жизни, о наболевшем, расспросить его о том, как жил все эти годы… Но проклятая робость и смущение подгоняли в спину, не позволяя даже обернуться. А вдруг он неправильно поймет, подумает, что она над его бедой насмехается? Или, чего хуже, даже винит ее в случившемся. Недаром ведь исчез из ее жизни. И, если новая встреча состоится, придется сказать, что она за Игнатом замужем.
Стыд, страх, волнение…
Вернулась Ната сама не своя, молча прошла мимо мужа, работающего во дворе. Антона ещё не было. Чтобы чем-то себя занять, Ната взяла нож и принялась чистить картошку. Хоть какое-то дело.
1989
«Не жалей ни о чём, всё равно ничего не изменишь…» А она жалела как раз о несбывшемся. Если бы тогда они с Валей были несколько смелее, раскованнее. Хоть бы не обидно было. Она бы знала, что виновата перед Игнатом…
Ната плохо помнила день свадьбы. Игнат суетился, что-то решал, о чём-то с кем-то договаривался. Мама Нина дрожащими руками надевала на невесту фату. Верная подружка Арина поправляла складки на пышном платье. Ната равнодушно смотрела мимо зеркала.
—Не волнуйся, все хорошо, — заметив слезы в глазах невесты, шепнула ей Арина, — Я, когда за Петьку выходила, тряслась как лихорадке. Со всеми так. А Игнат — парень хороший, руки золотые.
Они с мамой Ниной ушли, оставив Нату одну. Девушка кусала губы. Надо же, невеста! Валика больше нет, а она — невеста. Быстро все так получилось. И неправильно. Игнат против родительской воли пошел, с матерью поссорился…
Ната сорвала с головы фату, скомкала и бросила на пол. Ведь не хочет она этого брака. Зачем согласилась? Зачем на уговоры Игната и мамы Нины поддалась? Взгляд упал на собственное отражение в зеркале: счастливая, довольная, платье свадебное надела… А Вальки больше нет.
Ната схватила с подоконника вазу с белыми розами и запустила в зеркало. Звон разбитого стекла словно разбудил девушку, она тяжело осела на пол и закрыла лицо руками, судорожно хватая ртом воздух. Слез не было. Она их выплакала уже давно и теперь только тихо стонала от бессилия.
Словно из ниоткуда появились мама Нина и Арина. Подруга усадила её на стул, бабушка, причитая, убирала осколки.
— Что же ты творишь, Ната? Что творишь?
Девушка наступила на край снежно-белой фаты каблуком и резко дернула на себя. Лёгкая ткань порвалась. Арина отобрала у Наты остатки фаты и хорошенько встряхнула подругу за плечи, приводя в чувство.
— Ты чего добиваешься? Зачем замуж идёшь? Из-за Валика?
— Ни при чём тут это, совсем ни при чём. Нервничаю просто, — с трудом разлепив побелевшие сухие губы, произнесла Ната. Арина обняла её, шепнула на ухо:
— Ничего, Натка, все образуется.
— Боже мой, что это за наказание такое? Жених едет, — мама Нина с ужасом разглядывала порванную фату, — сейчас люди придут, а тут такое…
— Марля есть? — Арина соображала быстро.
— Мало. Ой позор какой, внучку не смогла нормально замуж выдать…
— Да не рыдайте вы, — повысила голос Арина, — И это безобразие уберите.
Она кивнула на деревянную раму от зеркала, в которой болталась пара осколков. Мама Нина подчинилась. Ната сидела, опустив голову и напевала под нос:
— А если дома ругать будут,
То приходи опять сюда…
Она пришла, его там нету,
Его не будет никогда…
—Тихо! — выкрикнула Арина. В доме уже слышались голоса гостей. Свадьба предстояла с размахом. — Хватит выть. Слышишь, жених у крыльца?
Она мигом забралась на подоконник, сняла новый, купленный совсем недавно, тюль.
— Вот тебе и фата, пользуйся.
Потом по традиции был выкуп невесты, шутки, народные песни. Ната смутно запомнила происходящее, только то, что в загс ехали на машине, и Игнат всю дорогу держал будущую жену за руку, будто боялся, что, если отпустит, она исчезнет… Потом Ната никак не могла унять дрожь, чтобы поставить свою подпись в журнале регистрации. Так и вышли буквы кривыми.
Отмечали событие в Осиновке, во дворе нового дома. Стульев на всех не хватило, пришлось наспех сколачивать из досок длинные лавки, посудой тоже помогали соседи. Мама Нина украдкой вытирала слезы, шумели гости, наперебой поздравляя молодых и заставляя их целоваться.
Антонина появилась внезапно. Вся в чёрном, как на похоронах, строгая, решительная. Мама Нина тут же увела Нату в дом, подальше от обидных слов свекрови. Что визит матери Игната обернется ссорой, она даже не сомневалась.
— Спасибо, мама Нина, за всё тебе спасибо, — бескровными губами прошептала внучка.
— Да бог с тобой, что ты говоришь, как прощаешься. О глупостях не думай, в одной деревне живём. За советом приходи, не скрывай ничего, чтоб на сердце тяжести не было…
— На сердце столько тяжести, что вздохнуть сил нет.
— Потихоньку, Натка, потихоньку жить надо. Если пустяк какой, смолчи, умнее будь... Только головы не опускай, заклюют. Помни, жена хозяйкой должна быть, муж — голова, жена — шея. Куда скажешь, туда он смотреть и будет, только правильно сказать надо, мягко направить, с лаской… Учись, деточка, мудрости житейской. Прислушивался, уступай, если мелочи какие. Мы вон с Лёшей моим душа в душу 30 лет прожили, пока смерть его не забрала. А думаешь, всё время мирно жили? Было дело, ссорились поначалу, не без того. Только уважали друг друга, вот и весь сказ…
— И любили, — подсказала Ната. Мама Нина посмотрела на нее испуганно.
— Любовь со временем приходит. Как человека хорошо узнаешь, пуд соли вместе съедите, так она и появится, со временем окрепнет. Надо только мягче, терпимее быть друг к другу.
— А если не придет? Чужой мне Игнат, ни любить, ни уважать не получается. Иногда мне вообще кажется, что он виноват…
– Когда кажется, креститься надо, — резко оборвала бабушка, — и молитвой мысли такие от себя гнать.
— Кому молиться, если бога под сомнение давным-давно поставили?
— Ты, главное, из души эти сомнения выкинь и из головы. Сразу легче станет. И вообще, иди лучше к гостям. Муж, вон, заждался, — она кивнула в сторону окна. Антонину уже давно выпроводил сын, застолье продолжалось.
…Свекровь свое слово сдержала — всячески пыталась внести разлад в молодую семью, приходила без предупреждения, скандалила, разносила по окрестностям сплетни про невестку. Отец Игната, напротив, старался убедить жену оставить молодых в покое. Спустя полгода Антонина сдалась, бросила всё и укатила в город к младшей дочери. А пять лет назад не стало и дяди Мити. Игнат всё чаще начал прикладываться к бутылке. Семейная жизнь покатилась под откос, как поезд, на полном ходу сошедший с рельсов. Сейчас уже поздно собирать осколки этой жизни и пытаться сохранить семью. Даже Антошка не поможет — его обвинили в том, что родился семимесячным…
— Мы гостей ждём? — недовольный голос Игната вернул Нату в действительность. Она растерянно посмотрела на полную миску начищенной картошки: задумавшись, она почистила целое ведро.
— Нет. Я — нет.
— Ты странная сегодня. Что-то не так?
Она посмотрела сквозь Игната и невесело усмехнулась:
— Ты только сейчас заметил, что что-то не так? По-моему у нас всё не так вот уже одиннадцатый год. И ничего, живём, друг друга терпим.
Влетевший на кухню Антошка помешал разговору, затрещал о своем:
— Мам, бабушка привет передавала. Ты почему к ней не заходишь, ей же скучно одной?
Беседа плавно перетекла в мирное русло. Поднимать при сыне острые вопросы не хотелось. Ната хозяйничала у плиты, вполуха слушая, как Игнат снова недовольным тоном даёт наставления Антону. Отца как обычно раздражало всё — манера говорить, детская непосредственность, неловкие движения и глупые, по его мнению, вопросы…
Свидетельство о публикации №224030701919