Предательство доверия. 28

Незначительный спад температуры благоприятно воздействовал на самочувствии лежачего старика. Последние две ночи Бинал высыпался, и взгляд его перестал казаться тусклым. С трудом глотавший кашу, озадачил жену принести кусок селедки, съедая, попросил сварить суп из сушеной баранины. Внук ежедневно помогал ему принимать вертикальное положение, подводил и к окну.
Во время ежедневных прогулок Ибадов будто бы заново открывал поселок. Ему стали нравиться размеренный образ жизни местных жителей и общительность юношей. Разговоры последних то и дело касались праздника, в частности силовых номеров, на фоне которых молодой человек убеждал себя, что никаких собак он не боится, что может отправиться и на природу. Разумеется, за этими стояло то, что встреча с покусавшим его животным исключена. Походив по двору, он зашел в мастерскую. Половина помещения была занята ящиками, рулоном пленки и двумя бочками. Одна стена была завешана всевозможными инструментами и приспособлениями. Вдоль нее на полу лежали различные металлические прутья и полосы. В губках тисков оставался зажатым заостренный молоток, он принялся разжать их – не осилил. Было желание отыскать клинок или что другое в этом роде, спрятанное и забытое, чем старик мог раньше увлекаться, но ничего подобного не обнаружил. В углу мастерской находились садовые инструменты, ручки которых были с темными пятнами и отшлифованы до гладкости, местами – до блеска. Ибадов помнил, как дед сырые черенки обжигал на открытом огне и выправлял кривизну, затем краем битого стекла обрабатывал. Подходящее орудие, с чем можно отправиться в лес, нашлось среди черенков же. Он освободил его от тяпки и отпилил неровный конец.
Во второй половине дня юный горожанин вышел из дома. Место, где на него набросилась собака, особых эмоций не пробудило, здесь ему с легким трепетом вспоминался мужчина с самодельным режущим инструментом. Дальше по склонам росло много ежевичных кустов с доступными ягодами, нередко попадались перезрелые и испорченные. Лесистая местность ему тоже была знакома. Кроме граба, дуба, ясеня и семейств лесного фундука, в ней встречались и разнообразные фруктовые деревья. На вкус юноша испробовал практически из каждого вида: опавшие желтые, размером с орех дикие груши, лесную алычу и полосатое яблоко. Плохо разбиравшийся в лесных дарах он погрыз и черный боярышник, и мушмулу с терпким вкусом. Больше всего понравились спелые кисло-сладкие ягоды кизила. Встретив айвовое дерево, плоды которого были невзрачны и мельче, чем домашние, он не мог пройти мимо. Счистил желтый плод от войлочной пеленки и откусил, но сразу же выплюнул обратно: была настолько горька, что он засомневался в ее съедобности. Оказавшись у одиноко стоявшего статного дерева грецкого ореха, обошел его вокруг. Видневшиеся плоды висели на недоступной высоте. Он взмахнулся находившейся в руке палкой и понял, что она тяжеловата для него. Не забыл и то, что при чистке пальцы чернеют от околоплодника, поэтому передумал трогать недоспевший орех, зеленая кожура которой напомнила ему о борщевике. Ибадов не стал спускаться ниже, ближе к безводной речушке, где его росло много. Он вообразил себе высокие стебли с лохматыми верхами опасного растения и свежие всходы возле них. С ним он столкнулся пару лет назад: оттого, что случайно растоптал зеленую массу данного вида биологического царства, на щиколотках выскочили волдыри. Спустя несколько дней они бесследно исчезли, но его удивляли мальчишки, которые съедали трубчатые черенки борщевика. В следующем походе в лес мальчик из города переборол себя и тоже отрезал кусок, соскоблил шкурку ножом и вытянул из него нити. Пикантный вкус необычного растения со слабо уловимым пряным запахом он находил располагающим.
Год спустя уже не собирался испытать знакомые вкусовые ощущения и воспринимал все то за дикость. Увлекшись поисками, он заметно углубился в чащу леса и решил постепенно выбираться. Заросшее деревьями и другими растениями пространство теперь у него ассоциировалось со спасшим его от собак человеком. Ибадов принялся воображать место его обитания, но кроме обыкновенного шалаша, ничего не придумал. Выйдя к длинной, образованной по следам двойных шин автомобиля луже, остановился. Вода в ней была прозрачной, на берегу оказались лягушки, давшие обнаружить себя прыжком в воду. Пришлось постараться, чтобы разглядеть на дне лужи земноводных. Покидая лес, вопрос о том, удалось ли ему перебороть в себе страх, потерял актуальность.
В речной низине находился предназначенный для водопоя пасущихся в округе животных искусственный водоем, одновременно являвшийся излюбленным местом купания мальчишек. Мутность воды их не смущала, многие добирались до него на велосипедах. Большая часть берега была каменистой, а треть занимали деревья и кустарники. Со стороны поступления воды образовалась широкая иловая заводь. Взрослые люди, страдавшие ревматизмом и верившие в целебные свойства чудо-грязи, по ночам не раз были замечены в вязких осадках. Средствами веселого отдыха становились камеры от автомобильных колес. Прошлым летом Ибадов неоднократно купался в этом пруду. Еще научился искусно бросать плоские камушки по поверхности воды и произвести ряд «блинов».
По пути домой он решил побывать у водоема, и шел, держа палку на уровне груди за один конец, а о другой поочередно ударял кончиками кроссовок. Придуманное им на ходу игра была занимательной, но рука быстро уставала. Когда увидел издалека человека с широкополой панамой на голове, до пруда оставалось немного пути. Узнав в нем Панаха, заволновался: за день, пока гулял, ему уже представлялась схожая картина. Тот неторопливо двигался своей обычной походкой: чуть нагнувшись вперед, с ружьем за одним плечом и рюкзаком – за вторым. Но по мере приближения заметил его недобрый взгляд и наполнился присущей сиротам скованностью; а Панах, как только сравнялся с ним, ударил кулаком в лицо, отчего он свалился на землю. Язык вмиг развязался, молодой приподнялся и крикнул, что здесь ошибка, что ничего плохого не совершал, а тот снова повалил его и нанес ногой еще несколько ударов. С их прекращением Ибадов потрудился и встал – тот уже был далеко. Глаза наполнились слезами, было больно и обидно. Он стонал и выплевывал грязь вместе с кровью, не понимал, как такое могло случиться, как дойдет до дома и что скажет. До пруда добрался уже не ради удовольствия. Вода была не очень мутной, но из-за ряби не представлялось возможным увидеть отражение своего лица. Умывшись, присел под деревом и приложил ладонь к верхней губе. Ему с горечью вспоминалось прошлогоднее гуляние, в том числе на этом берегу. Все мальчишки желали находиться рядом с Панахом, а он пошел с ним и дал подержать свое ружье. Еще раньше, во время зимних каникул наблюдал, как тот красиво катается по склонам на лыжах. И на пруду, где ледовое покрытие достаточно затвердело для игры в хоккей, он был единственный на коньках и с настоящей клюшкой. Спустя время лед не выдержал, и он по пояс оказался в воде. Выбравшись, не спешил покидать юных друзей и рассказывал, как на нем пот превращался в льдинки, когда служил на севере, а те принялись сооружать изо льда плоты и перемещаться на них.
 Боль постепенно уходила, но считать случившееся неприятным недоразумением не получалось. Ибадов встал и взял направление к дому. Ходьба давалась нелегко – было трудно наступать на правую ногу. Донесшийся сзади стук копыт обернул его. Всадником являлся мужчина с длинными усами, который заметил его раненое лицо и остановился. Он подал ему руку и помог забраться на спину коня. Боясь упасть, неопытный наездник держался за китель другого, и сопровождающие его встряски отражались на больной губе.
У соседей все было тихо. Освободившись от мучения верховой езды, он спрятался за калиткой ворот. Незаметно подняться к себе в комнату не вышло – возле передней столкнулся с бабушкой. Она сразу увидела его запачканную кровью одежду, губу, и волнуясь, спросила:
– Что с тобой случилось? Ноги, руки целы?
– Нормально все, – ответил он с трудом. – С дерева упал. Где Мила?
– Скоро должна прийти. Я говорила тебе не ходить! Что лицо прячешь? Губа потрескалась?!
Ибадов поднялся в свою комнату и присел на кровати. В висках и в области горла ощущалось биение пульса. Он выпил таблетку и лег, прокручивая в голове то, что с ним произошло.
               
Дернувшись от боли, открыл глаза. Сон был коротким, но достаточным, чтобы ощутить себя лучше. Нос начал дышать, а губа ныла. Передние зубы, один из которых оказался сколотым, немного шатались. Показаться сестре в таком виде не хотелось, но он с нетерпением ждал ее – требовалась обработка раны, и еще больше нуждался в сочувствии родного человека. Дождался: скрип калитки оповестил о том, что она вернулась. Ибадов приготовился к встрече и по секундам представлял, как Мила заходит в дом, узнает новость, в следующее мгновение выбегает и направляется к лестнице и за пару секунд преодолевает все десять ступенек.
Проговариваясь беспрестанно о его мальчишеском отношении ко всему вокруг, девушка взяла зеленку и вату и принялась обработать рану, но, присмотревшись, поняла, что без медпункта не обойтись. Она сняла с вешалки рубашку и штаны и потребовала, чтобы он переоделся; не стерпев его заторможенность, взялась помогать. Противиться не мог, придерживая рот платком, он шел за ней и едва успевал. Медсестры привели их в большой светлый кабинет и помогли ему прилечь на операционный стол. Мусаев был в хорошем настроении, и, как ожидалось, отметил частоту посещений. Характер раны и обнаруженные ссадины на разных частях тела говорили о том, что дело не в падении, но сестра утверждала обратное. Она, будто бы сама все видела, старательно объясняла, изображая руками, какие булыжники и коряги находились под деревом, а брат в подтверждение моргал глазами. В ответ на последующие уточняющие вопросы Мила пожала плечами и попросила предоставить им транспортное средство до дома. На улице их ждал мотоцикл бордового цвета с коляской.