Кафе
Как мы ждали открытия! Как волновались! Придут ли люди? Пока маляры и каменщики вершили свою кропотливую работу, и разруха стояла такая, что казалось, только изощренный геолог может заглянуть сюда, чтобы открыть чашечку кофе, мы выбрали картонку поровнее, и побелее, и красным фломастером вывели: "Кафе откроется 21 мая". Нам еще хотелось написать, что мы ждем всех, и всем будем рады, что просим всех зайти, ну хоть бы и просто так. Пока мы думали об этом, фломастер выводил точки и линии по краям картонки. Мы так и повесили ее на входной двери - "Кафе откроется 21 мая" в окружении арабской вязи - кто умеет читать, тот поймет!
На многое не хватило средств, но пять столиков, по четыре стула у каждого, стойка, касса, и удобства, а также, окна на солнечную сторону нашего перекрестка, в специально построенном домике на тротуаре. Самое главное, конечно, было в окнах, именно через них мы научились разговаривать с небом, слушать небо, спрашивать небо, струиться под небом (но об этом позже). Кафешка стояла на перепутье многих дорог, можно даже сказать магистралей, полных проносящимися. А дальше был мост в следующую жизнь, и все они мчались туда. Мы уже смутно начинали понимать, что и нам придется переправиться туда. Впрочем, те, на том берегу тоже понимали, что им придется сюда, так что мы не волновались.
"У развилки" - так мы назвали свое кафе. Мы хотели принести людям радость, отдых и, может, капельку другой жизни, ну и заработать немного денег. Нам тогда казалось, в этом есть смысл.
И люди потекли. Мамы с беззубыми рыжими девочками, не умеющими сидеть на стуле, и есть пирожные; школьники с набитыми портфелями забегали за мороженным и жвачками, студенты врывались шумной гурьбой за пивом с шерстяными девчонками, все также ругающимися матом и ужасно, просто ужасно курящими и судорожно кашляющими. Тут все было просто - они приходили за соком и получали сок, плюс капельку нашей заботы, или спокойствия, или романтики, или чего-то еще, что они могли здесь найти.
Они были очень разные - веселые и печальные, вежливые и грубые; манер им в основном не хватало, к сожалению. Они шли своими прямыми по жизни. И мы были рады сделать им что-то приятное, хотя и не показывали этого. Мы стояли за стойкой, у нас ныли ноги, от сквозняков завелся насморк, балансы не сходились, не просто было, да, но мы этого хотели.
Были типы, которые нас раздражали - с высоко-высоко поднятыми носами, с гипер-надменностью, с как-будто татуировкой вышибленном на лбу лозунге: "Вы мне должны!". А что мы вам должны за ваши 50 р., кроме чашки и ложки (которые мы сами за вами потом уберем)?! Они нас раздражали жутко своими плевками на пол, псевдокультурой, манерой говорить, а потом уже одним своим появлением. Но мы научились бороться с их хамством, даже выживать со своей территории.
За днем всегда приходит вечер, а с ним и другие люди - постарше. Они обычно набивались все сразу и начинали клубиться: "200 грамм водки, 75 коньяка, закуски не надо". Они нам казались непредсказуемыми и страшными, дикими и жуткими типами, почти исчадиями ада, сосудами полными мрачных мыслей и нецензурных выражений, которые мы научились не воспринимать, хотя, по началу, нас сильно задевало. Они оккупировали столики, и, словно запирались в своем кружке, не обращая внимания ни на прямые взгляды, ни на крики-оклики.
Мы их побаивались. Они были такими мрачными и угрюмыми вначале, уже вполне сносными после второго захода, радушными после третьего, а после четвертого, если они начинали бузить, мы нажимали красную кнопку под стойкой и они исчезали в крепких руках охранников. Мы отгородились от них стойкой, кнопкой, табличкой "Открыто до 12 ночи", и терпели - ведь они приносили основной доход.
Значительно позже, когда езда по рельсам утра: сок - жвачка, пиво - сигареты, наскучила, осточертела, зависла сосулькой ртутной, мы стали приглядываться к ним, к вечерним - они тоже оказались разными. Они часто были очень тактичны и уважительны, часто замкнуты, часто открыты, как родственники. И нам стало их жалко - почему они жгут свою жизнь? И мы им даже простили алкоголизм, не то чтобы простили, но признали дозволенным. Долго блуждали мы, плутая в поисках причины в полупьяных дымом табачным полных беседах о достижениях и поражениях. Мы позволили им быть ближе, зря конечно, мы сочувствовали, желали им лучшего. Со временем мы даже научились не поддаваться и не проигрывать, быть на равных, чуть вдалеке. У каждого была своя боль, и каждый хранил ее, как нечто бесценное, спрятав за сотней золотых дверей, усыпив ее, как царевну в хрустальном гробу, став саркофагом малолитражным (200 водки-75 конька). Они любили ее, как дар, делали вид, что все О'кей, но боль чесалась, проползала в уголках фраз наркотичным любованием своей мукой. И, поняв это, мы отважились говорить им правду. Не всем, конечно, но лишь готовым. Ведь причина их проблемы в них самих. И мы слушали их боль, спрашивали их боль, мы говорили с нею, рассказывали ей, а она смеялась. Мы даже научились позволять им самим говорить с их болью. Они обалдевали, ведь все, что им было нужно - это понять и простить. Немого позже они становились благополучными выбритыми симпатягами, или очаровательными дамами, и исчезали в своем будущем, и мы не обижались. Мы так долго слушали их, что у нас самих завелась к себе жалость и самолюбование.
Время шло быстро, а жизнь еще быстрее. Мы стали почти братьями, пили и гуляли вместе, и деньги перестали иметь значение, бухгалтера мы уволили. Мы смотрели на них пристально и открыли первый закон жизни:
"Не нужен - удалить". Стоило человеку решить, что он не нужен, как он пропадал. В конце концов, каждый хозяин своей жизни, и ничего тут не поделаешь.
***
Машины текли по магистралям, люди текли через наше кафе. Нам стало казаться, что это навсегда, что это постоянно, что жизнь нас интегрировала, всадила, вплела в этот перекресток. Что, как не крути, все равно останешься здесь. Со временем нам стало тяжело вставать по утрам, а люди начали утомлять и раздражать, и погода, и НЕБО. Мы стали даже пересчитывать купюры, которыми нам платят. В один снежный вечер, вусмерть усталые от назойливых клиентов, недостачи, гула машин за окном, снега, мы вдруг почувствовали, что вот КРАЙ. И мы стояли на этом месте, не смея пошелохнуться, будто нам в глаза глядел голодный тигр. Время между движениями секундной стрелки успевало разбухнуть и обмякнуть. Многие секунды стояли мы так, прозрачные, бессмысленные. Воды в рот, руки, ноги, мозг набравшие, пока не пронеслось тревожное черное, не заметив. На крыльях освобождения добрались мы до дома, уснув таким глубоким и детским сном, что позавидовала бы спящая красавица. На утро нам все показалось пустым и пройденным, ни пьяные, ни трезвые откровения не несли ничего нового. Тогда мы закрыли наше кафе и пошли через реку, открыв второй закон жизни - ни к чему нельзя привязываться снаружи - это все не твое, только к течению внутри. И мы потекли под нашим небом дальше, туда, где хорошо забытое старое отражается в настоящем и ждет наполнения нами.
21.05.01
Свидетельство о публикации №224030801236