Однажды в Миассе

    Такое словосочетание «резко-континентальный климат» мне было знакомо со школьных времен, но испытать его на себе я смог только в своих командировках в Миасс. Этот маленький городок  находится на Южном Урале у склонов Ильменских гор, в ста километрах от Челябинска.
    Впервые, я оказался в Миассе вместе с коллегой Аминычем в середине февраля. Выйдя из тёплого вагона, я реально почувствовал, как меня кто-то схватил за уши, за нос, за щёки, стал сжимать и больно колоть  иголками лицо. Сорок градусов мороза, о таком до сих пор я только читал или видел в кино. Но кино, есть кино, там даже шестидесятиградусный мороз могут  в павильоне снимать, а вот здесь совсем другое дело. Я опустил уши шапки на собственные уши, закутался шарфом, поднял воротник лёгонького пальто. Говорить было невозможно, спирало дыхание.
В небольшом холле единственной в городе небольшой гостиницы,  в кадке зеленела  пальма с бородатым стволом. От этой зелени сразу потеплело на душе.
 
    Администраторша с крашеной халой на голове,  заглянув в журнал брони,  протянула анкету. Я попробовал заполнить бумажку, но вместо привычного,  разборчивого почерка, мои окоченевшие пальцы вырисовывали, даже мне самому, непонятные каракули. Пришлось прервать этот процесс для того, чтобы обнять горячую батарею.  Аминыч же, сняв теплые варежки, не отходя от стойки, быстро завершил нехитрую процедуру.
    - Владимир Аминыч, вам, как в прошлый раз, одноместный. Вот вам ключик – накрашенные губы администраторши растянулись в улыбке, в которой было нескрываемое восхищение солидным москвичом и, как мне показалось, тайная надежда на  особое внимание к ней. 
    Я не первый раз был с Аминычем в командировке и всегда поражался, как он, без каких-либо усилий со своей стороны, всегда вызывал интерес к себе со стороны женщин. Наверное,  на это влияло сочетание блеска в чёрных глазах, лучше любых слов говорящего о  желании и темпераменте, с демонстративным безразличием к тому, что происходит вокруг. К этому надо добавить мастерское умение встраивать в речь тонкие комплименты. У него был свой безупречно срабатывавший приём, в нужный момент он вставлял короткую, но многозначительную латинскую фразу с переводом. Это убивало выбранную жертву наповал. Заинтригованный такими необычными знаниями Аминыча, я поинтересовался однажды, где он так пополнил свой словарный запас. Оказалось, что в армии ему в руки попала, чуть ли не царских времён, книга латинских выражений и он изучил её досконально. Особое внимание он уделил латинским выражениям, адресованным  женщинам. Я несколько раз был свидетелем его изысков, например, глядя в глаза одной красивой татарке, которая русский язык не очень-то понимала, он выпендрился на латыни: Амо;р тусиску;е нон села;нтэ*, и тут же интригующе перевел «Любовь и кашель не скроешь». При этом, как бы, невзначай кашлянул. Красавица всё поняла. Есть ещё одно важное дополнение – его голос. У него был баритон с бархатистым, обволакивающим тембром. Женщины сразу отмечали эти особенности Аминыча,  хорошо  понимали сигналы, подаваемые опытным бабником, и всегда с радостью вступали в игру.
    - Спасибо, Зиночка. – Наклонившись к ней, Аминыч что-то добавил шёпотом, от чего она зарделась и рассмеялась. – Ладно, Зинуля, я пошёл.
 
    Зина просмотрела  мой листок и фыркнула:
    - Ну и почерк. Ничего не поймёшь.
    - Это у меня руки окоченели, писал, как мог. Хотите, перепишу.
    - Ладно, не надо, сама поправлю. У вас будет место в двухместном номере.
Других мест нет, всё занято. Там уже живёт мужчина.
Мне показалось, что в этот момент по лицу её пробежала тень сострадания, как-то скривились губы и в глазах что-то изменилось. Тем не менее, она продолжила.
    - Удобства в коридоре на этаже. Там же титан с горячей водой. Будет холодно, возьмёте дополнительное  одеяло в шкафу.  Устраивайтесь.

    Я пошёл на второй этаж в свой номер. Преодолев первый пролёт и, повернув на второй, я отчётливо услышал какой-то отдалённый грозный рокот. Как будто море расшалилось и гонит с определённым интервалом волны на берег. Чем выше я поднимался по ступеням, тем явственнее проявлялись признаки стихии. Мой номер был в конце коридора, и по мере приближения к нему мне становилась понятной  причина немого сочувствия администраторши. Я остановился перед дверью номера, из которого разносились рокот, клокотанье, хрипы, бульканье и даже посвисты симфонии храпа. Постояв с минуту-другую, я решился и вошёл в комнату. Справа у окна на кровати лежало огромное туловище с весьма объёмным животом, то поднимающимся вверх при  вдохе, то опускающимся вниз при выдохе. При этом живот ещё и колебался из стороны в сторону. Этот незатейливый, однообразный танец живота сопровождал аккомпанемент  разнообразных звуков. Одеяло лежало на полу, рядом с кроватью стул, на котором стоял полупустой стакан воды и какие-то лекарства.
    Чтобы как-то обозначить себя и нарушить храп толстяка, я деликатно кашлянул пару раз. Эффекта это не произвело, мужик даже не пошевелился и продолжил самозабвенно храпеть. Что делать? Я вышел из комнаты и направился вниз.
    Администраторша Зина прилегла на кушетке, от моих шагов она встрепенулась.  Её полное лицо шевельнулось под навороченной халой, нарисованные брови дужками изогнулись в удивлении.
    - Что это вам не спится? – с чуть заметной ехидной улыбочкой, затаившейся в уголках рта, поинтересовалась администраторша.
    - С таким соседом не поспишь. Я, вообще,  опасаюсь за жизнь постояльцев, да и за вашу тоже.
    -  А, при чём тут я?
    -  При том, что от такого храпа может рухнуть крыша, обвалятся потолки и стены, под обломками погибнут люди и вы в том числе. Вам достанется больше всех, потому что вы на первом этаже.
    - Ой-ой-ой, напугал. Мы тут и не таких храпунов видали. Бывает в каждом номере по храпуну, а то и по несколько. Поддадут хорошенько, а после этого такой концерт устраивают, хоть святых выноси. И ничего не обрушилось.
    -  Хорошо, что не обрушилось. Но мне что делать? Спать-то хочется.       
    - Я вам вот что скажу. На втором этаже, не там, где ваш номер, а в другом конце, стоит диван. Вот два одеяла, устраивайтесь там, хоть как-то поспите, в коридоре всё-таки потише. А завтра что-нибудь придумаем. Сейчас всё равно нет ни одного места, кроме того, что я дала.
 
    Я безумно хотел спать, и был готов согласиться с любым  предложением, лишь бы лечь.  Взяв одеяла, я пошёл в указанном направлении. Свою молодость диван прожил, наверное, в кабинете какого-нибудь начальника. Это было сооружение, обтянутое чёрной кожей, по бокам цилиндрические валики, на спинке две огромные кожаные подушки. Кожа местами потрескалась и в этих местах чёрную поверхность бороздили светлые морщины.
    Я постелил одеяло, снял ботинки и, не раздеваясь, лёг, накрывшись вторым одеялом. Храп, хоть и отдалённый, но явственный, раздражал. Несмотря на усталость, я никак не мог заснуть. Меня будоражило и удивляло то, что этот храп достаёт только меня, остальным вроде, как наплевать и они спокойно спят. Наверное, приняли сорокаградусное снотворное. Так я и лежал, думая о том, что мне  сейчас тоже было бы неплохо принять лечебную дозу такого лекарства. Вдруг у меня зачесалась нога в щиколотке, я стал почёсывать это место. А тут и на другой ноге то же самое. А вот уже живот, шея, плечи, руки, всё чешется. Клопы! Клопы! Пронеслось в голове. Я вскочил с кожаного клоповника, зажёг спичку, чтобы найти выключатель, нащупав его, включил свет и бросился к дивану. На светлом одеяле просматривалась целая орда разбегающихся кровососов. Я с остервенением стал лупить  ботинком  по сборищу тварей.
 
    Скрипнула и открылась дверь ближнего номера, выглянул крепкий мужик в майке и длинных чёрных трусах, волосы его были всклокочены, лицо красное, помятое со сна.  Он уставился на меня заспанными, ещё не раскрывшимися полностью глазами, и после короткой  паузы стал короткими фразами нарезать.
- Воюешь? Не ты первый, не ты и последний. Это не клопы, это звери. Они непобедимы. Ты только не шуми. Они шума не боятся. Вот, если бы ты им кипяточку предложил.
    Я кивнул и посмотрел в сторону титана.
    - Не гляди, там нет кипятка, вода еле тёплая. Это не титан, а недоразумение.
Честно говоря, я обрадовался, что хоть одна живая душа появилась и сострадает мне.  Не прекращая упражнений с расчёсыванием очагов поражений на собственном теле, я, испытывая тайную надежду на положительный ответ, спросил.
    - Скажите, а нет ли у вас чего-нибудь выпить? А то мне что-то не по себе.
    - Конечно, есть. Здесь, дорогой друг, без этого никак нельзя. Ты думаешь, что здесь только клопы достают? Погоди, поживёшь, увидишь. Если каждую проблему запивать огненной водой, то отсюда вернёшься законченным алкоголиком. Ладно, сейчас принесу. В комнату не приглашаю, там ещё трое дрыхнут. Пусть спят.
         
    Он исчез и через пару-тройку  минут  появился уже одетый, в руках бутылка и два гранёных стакана, на плече покоилась цветастая тряпица. Он направился в сторону окна, там на тумбочке стоял в горшке большой фикус. 
    - Сними горшок. – Скомандовал спаситель.
    Я снял нелёгкий горшок и поставил его на пол.
    - Смахни тряпкой с тумбочки пыль и грязь. Вот теперь здесь можно расположиться.  – С этими словами он достал из одного кармана штанов два куска хлеба, а из другого большой кусок копчёной колбасы.
    -  О, да у нас намечается пир. Давайте знакомиться. Меня зовут Александр, я из Москвы, приехал на завод?
    - А меня Василий. Я из Нерюнгри, водитель, приехал машину получать. 
    Мне не терпелось принять лекарство, чтобы внести какое-то успокоение в измученное тело.
    - Это водка? – Спросил я, прокладывая тем самым дорогу к стакану.
    - Нет. Спирт.
    - Что, чистый?
    - Ну не грязный же. Конечно, чистый.
    - Я, наверное, сразу умру.
    - Не умрёшь. Ещё попросишь.
    - Нет, мне надо сначала потренироваться. Я лучше разбавлю.
    - Тут и разбавить нечем. В титане вода тёплая. В туалете ржавая.
    Он подошёл к окну, и с силой подёргав несколько раз за ручку, приоткрыл его.
    - Давай набирай снега. Вот тебе будет разбавка, а то можешь просто снегом закусить.
    Я быстро, чтобы не околеть,  собрал целую пригоршню чистейшего снега. Вот это экология.
    - Молодец, в стакан клади снег, весь засыпай, от него получится всего-то меньше полстакана воды. Та-а-а-к. Теперь спирт подливай. Лей, лей, смелее. Вот у тебя сейчас получился  божественный напиток градусов на пятьдесят, а то и на шестьдесят. Молодец. Не горюй. За знакомство. – С этими словами он одним махом осушил полстакана чистого спирта.
    - За знакомство. – Повторил я и сделал большой  глоток. Ледяной, но, в то же время, обжигающий, огненный комок полетел по пищеводу и ударил по желудку, отозвавшись спазмом в горле. Я стоял с открытым ртом, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Василий смотрел на меня с иронической улыбкой.
    - Зажуй. – Он протянул хлеб и колбасу.
 
    Я ещё не оправился от алкогольного удара и не мог произнести ни слова, лишь рукой показал, что нет -  не хочу или не могу.
    Шок прошёл быстро и меня потянуло в разговоры, хотелось продлить это блаженство, тем более, что спать было негде, с храпуном и с клопами ведь не поспишь. Я стал расспрашивать Василия про Нерюнгри. Где он, или она, или оно находится? Какой там климат? Есть ли там такие зверские морозы, как здесь?
    Услышав последний вопрос,  Василий рассмеялся.
    - Это здесь-то морозы? Вот у нас мороз, так мороз, минус 60 и больше бывает и ничего, выживаем.  В Якутии везде так, зима всегда лютая. Я за рулём много езжу, таскаю разные грузы на 375-м «Урале» и эти морозы я на своей шкуре испытал. Вон, гляди.
    С этими словами он задрал рубашку и майку, я увидел страшную картину – на довольно большой площади на животе и на боку багровели  большие рубцы, от них в стороны отходили  рубцы поменьше и мелкие шрамы.
    - Что это? Как это? – пролепетал я, подавленный увиденным.
 
    - Это наши морозы. Страшная история. Я возвращался на своём «Урале» из Якутска в Нерюнгри. Морозы в последние дни тогда стояли  от сорока до пятидесяти с лишком, а снега давно не было. Дорога накатанная, машина едет, в общем, всё хорошо. Уже Алдан позади, осталось всего-то около сотни километров. И вдруг движок зафыркал и замер. Я стал его заводить, как полагается, с матом, иногда это помогает. А он не заводится, как будто не слышит матерных слов. Тут я понял, что дело - швах. Делать нечего, вылез из кабины,  расстегнул тулуп, чтобы легче  было забраться на крыло. Поднял капот и полез в нутро, а пока там крутился на крыле, не заметил, что свитер и майка задрались. Вот и получилось, что я голым животом приклеился к железяке.  Пытаюсь оторваться – боль адская и не получается. А мы вдвоём на дороге я и Урал, а когда кто-нибудь поедет, неизвестно, к тому же темнеет уже. Я понял, что мне конец. Так и останусь примороженным к машине. Что делать? Что делать? В кармане тулупа у меня был нож. Я взял его и стал подрезать примерзшую кожу. Больно, ору, но подрезаю и оттягиваюсь, оттягиваюсь от железа. Оторвался, смотрю на крыло – на нём уже кровавый лёд. Сполз кое-как с крыла и вскарабкался в кабину, там тоже дубак, но зато закрытое пространство. Достал бутылку спирта, он у меня всегда с собой, сначала сделал несколько глотков, а потом стал лить на  живое мясо, для дезинфекции. Опять ору, крик в таких случаях помогает. Запомни, может пригодится.  Ещё выпил, и как-то стало спокойнее на душе. Потом ещё глотнул и чувствую, меня в сон клонит. А заснуть на морозе – это конец. Нет, думаю, не засну, стал шевелиться, попробовал  завести двигатель. Раз повернул ключ, два, три и вдруг схватило. Один цилиндр, другой тра-трах-трах, все цилиндры включились. Я опять заорал, теперь уже от счастья.  Погрел немного двигатель и тихо тронулся, а на душе всё равно кошки скребут – вдруг опять заглохнет. Еду неторопливо, потому что всё болит во мне и стонет. Еду, еду и вижу впереди на дороге дальний свет от встречного, я стал моргать фарами. А дорога-то однопутка, вот мы и встретились, остановились друг против друга – мой «Урал-375», а напротив «Магирус».  Я сразу понял кто за рулём, водителей на длинных ходках не так много, и мы друг друга знаем. Это был Гришка Панкратов. Мне тяжело вылезать, и Гришка догадался, что у меня проблема. Выскочил из кабины и бежит ко мне, а я сижу весь в крови и не верю своему счастью и спасению.  Пока Гришка меня расспрашивал, двигатель заглох. Я пытаюсь его снова завести, а он молчит, собака. Ну, тут Гришка  мне и говорит, давай, мол, вылезай и ко мне в машину. Закрыл я  свой «Урал» и с Гришкиной помощью забрался к нему в «Магирус». До Нерюнгри было ближе, Гришка развернулся и двинул обратно. В кабине тепло, дизель ровно так урчит, комфорт. Я ещё выпил спирта, чтобы боль утихомирить и меня развезло. Просыпаюсь уже в Нерюнгри. Гришка меня расталкивает, рядом у машины люди. Он привёз меня прямо в больницу.  Ну, дальше, сам понимаешь, всё пошло, как надо. О нас с Гришкой даже в газете написали. Если не Гришка, я бы окочурился, нашли бы меня в кабине остекленевшего. Теперь вот у меня два дня рождения, один – 14 июля, а второй 25 января. Оба отмечаю. Вот такая история, Олег. Давай выпьем, за настоящих мужиков, типа Гришки.
     - Ты про себя забыл, Василий.  Ты ещё какой настоящий мужик! Через такое пройти, это какую силу воли и  мужество надо иметь. Другой мог бы опустить руки или впасть в истерику и действительно погибнуть. А ты, с этим ножом! Давай за тебя. А, кстати, шрамы мужика украшают и женщинам такие мужики нравятся.
     - Да, брось ты?! Мои знакомые бабы поначалу все шарахались от этого  пейзажа на моем теле.
     - Мало ли от чего тётки могут шарахаться, зато теперь-то, наверное, не шарахаются, а любуются.