Чебурашка

Внимание, текст написан в 2020 году. А потом случилось то, что случилось.
------------------
Увидев его впервые, вы бы тоже сразу подумали: «Чебурашка!». Из-за ушей, конечно. Уши были огромными, лопухообразными, перпендикулярно приделанными к стриженному наголо черепу, и размерами намного превосходили даже уши нашего комбата. Но у комбата огромным было все — уши, рост, плечи, кулаки и сапоги, а Чебурашкины уши венчали невзрачное хиловатое тело с широкой оттопыренной задницей и короткими ногами, и делали своего обладателя похожим на китайского гегемониста с карикатур «Крокодила» семидесятых годов. Курсанта звали Сашей, он был родом из Днепропетровска (который теперь Днепр) и, по злой иронии судьбы, носил фамилию прославленного кошевого атамана Запорожской Сечи.
Чебурашкина военная судьба складывалась тяжело и драматично. Неизвестно, какие темные силы надоумили его поступать в ОВАКОЛУ и как ему это удалось, но трудно было найти человека, менее приспособленного к военной службе. Все его действия сопровождались промахами, заносами, торможениями, столкновениями, падениями и тысячами лишних движений. Даже когда Чебурашка стоял по стойке «смирно», в нем что-то сжималось, пульсировало и судорожно подергивалось. Каждая часть его тела жила своей жизнью, независимой от других, и двигалась по своей траектории. На полевом выходе Чебурашка уронил боевую гранату в окоп и чуть не погиб. Строевая подготовка была для него каторгой, а физо — жестокой пыткой. Смотреть, как он бежит стометровку, без слез было нельзя, на кроссе он умирал на первом же километре, на перекладине висел безжизненной тушкой, прыгая через коня, едва не отбил себе гениталии, а на полосе препятствий чуть не покалечился, свалившись с разрушенной лестницы. Преподаватель кафедры физической подготовки и спорта подполковник Хилинский, с внешностью советского киногероя и повадками инструктора US Marine Corps (хотя нет — это у них, щеглов, жалкое подобие его повадок) смотрел на Чебурашку, как на дохлую свинью. У Чебурашки от его взгляда замедлялся пульс и падала температура тела. Из-за двоек по физо ему вечно задерживали отпуск. Все эти беды усугублялись постоянным виновато-жалким выражением лица и отвисшей нижней губой, из-за чего к Чебурашке прикапывался каждый встречный начальник. В городе его постоянно останавливали патрули. Зам начальника учебного отдела подполковник Юзюк (лучший строевик округа), которому Чебурашка от испуга неуклюже козырнул, однажды заставил его два часа отрабатывать отдание воинской чести на плацу, напротив окон своего кабинета.
Но Чебурашка не сдавался. Изо дня в день он усердно пыхтел на спортгородке, ворочал железо в качалке и нарезал круги по дистанции кросса. При этом хорошо учился, шарил в вышмате, теормехе и сопромате, без проблем решал артстрелковые задачи и (один из немногих) легко одолел теорию вероятностей. Медленно и с жутким скрипом, но он прогрессировал. В несокрушимой и легендарной умели обтесывать буратин, квадратить колобков и превращать чебурашек в крокодилов, а если не выходило, то хотя бы красить их в уставной зеленый цвет. По итогу затраченных Чебурашкой усилий любой другой стал бы суперменом, он же к выпускному курсу кое-как натягивал тройку за семестр. Он очень старался, поэтому ему сочувствовали, жалели и помогали. Даже безжалостный Хилинский однажды на зачете взял его одной рукой за жопу и подбросил выше перекладины недостающее количество раз. Постепенно от него отвалилась и мультяшная кличка, его стали звать по имени. Не Саня или Шурик, которых в батарее было десятка полтора, а Саша.
В плане дисциплины Саша всегда был тише воды и ниже травы, но в начале четвертого курса у него случился залет — он напился. На чьей-то взводной свадьбе. Невеста училась в одесском медине и с ее стороны присутствовала целая оранжерея однокурсниц. Увидев Сашу и умилившись: «Ой, какой смешной курсантик!», веселые медички взяли над ним шефство, усадили среди себя и окружили вниманием, щебеча в его огромные уши, подкладывая в тарелку, танцуя медляки и вскользь касаясь прелестями. От такого оборота и первого (возможно, в жизни) фужера шампанского Саша поначалу потерял боеспособность и капитулировал. Но от второго утратил робость и стеснение, раскраснелся, скинул китель и галстук, стал громко смеяться и непринужденно шутить. От третьего — иногда давать волю рукам, приводя медичек в неподдельный восторг. Курсантская половина свадьбы, не забывая о выпивке, закуске и неохваченном Сашей контингенте, с циничным интересом наблюдала за происходящим. Наконец кто-то налил ему рюмку водки.
От нее Саша утратил остатки координации движений, смахнул на пол тарелку, опрокинул стул и хотел упасть, но был подхвачен молчаливой и серьезной брюнеткой Юлей. Юля, одетая в алое, обтягивающее и вызывающее, лицом напоминала юную Мирей Матье, на каблуках была на голову выше Саши, а ноги у нее начинались прямо от лопаток. Прижав Сашу к груди, она увела его в дальний конец зала и усадила рядом с собой на кожаный диванчик. Там Саша сразу отключился, ухватившись за бесконечное Юлино бедро и уткнувшись лицом в декольте. Юля гладила его по голове и задумчиво смотрела вдаль своими ведьминскими глазищами. Так они просидели до окончания банкета.
Ответственным за доставку пьяных в первом взводе всегда назначали Конана. Конан был совершенно равнодушен к алкоголю, девушкам и дискотекам, его интересовали только тренировки, которым он посвящал все свободное время. Он мог получить увольнительную, чтобы не отвлекаться на построения, остаться в казарме и четыре часа таскать штангу. Натирая полы в расположении, он усиливал «машку» пудовой гирей. На занятии по боевой работе его расчет потерял на марше опорную плиту 120-миллиметрового миномета — пятьдесят кило. «Ищите, несите, как хотите. Или всему расчету неуд», — поставил ультиматум преподаватель. Конан сбегал на полигон, нашел плиту и принес ее в парк. Во время стажировки Конан во львовском кабаке в честном поединке по армрестлингу завалил мастера спорта по гандболу, предотвратив побоище между курсантами и местными рэкетирами. Ударив его ногой в живот, можно было отбить ее о кубики пресса. Его любимым актером был Арнольд Шварценеггер, а любимым писателем — Джо Вейдер. За четыре года он накачался с 48-го до 54-го размера.
Юля аккуратно надела на бесчувственного Сашу галстук, застегнула на нем китель, чмокнула в макушку и накрыла ее фуражкой. Конан загрузил его в такси, привез к училищу, перекинул через забор и запихнул в окно умывальника. Там с Сашей провели необходимые реанимационные мероприятия.
Под струей холодной воды к Саше вернулось сознание, но не память. Подтягивающиеся со свадьбы боевые товарищи, к которым он приставал с расспросами, ради смеха нагнетали обстановку, загадочно ухмыляясь, качая головами и роняя что-то вроде: «Не помнишь? Серьезно? Дааа, Саша... Не ожидал от тебя, не ожидал... Ну ты сегодня даааал...» Саша, которого продолжало сильно штормить при ходьбе, начал впадать в панику. Вдобавок на вечернюю поверку, подозревая о массовом употреблении змия, заявился комбат, и все стали срочно заедать амбрэ мускатными орешками, привезенными из венгерской стажировки. Саше показалось мало и орешков, и выдавленного в рот тюбика зубной пасты. Он подходил к каждому по очереди, дышал в лицо и испуганно спрашивал: «Воняет?» От него отворачивались, картинно разгоняя воздух руками: «Фууу, pizдец...» Саша был близок к отчаянию. «Чем заесть? Скажите, а? Чем?!» — причитал он, метаясь по кубрику и натыкаясь на все вокруг. И найдя принесенную кем-то из увала банку клубничного варенья, сожрал ее целиком.
На вечерней поверке Сашу спрятали во второй шеренге и зафиксировали с боков. Его мутило. Комбат перед строем в ярости хлестал себя по бокам невидимым тигриным хвостом — треть личного состава была изрядно подшофе. Саша, стоя с закрытыми глазами и покачиваясь, бормотал: «Мне плохо... Мне плохо... Мне плохо...» «Тихо, бл&дь! Стой!» — шипели на него. Комбат медленно направился на звук. Когда он поравнялся с Сашей, тот утробно икнул, раздвинул впереди стоящих и пустил из организма мощную струю съеденного и выпитого — прямо комбату под ноги, обрызгав его хромачи сорок шестого размера.
В нарушение строевого устава возле Саши мгновенно образовалось метровое пустое пространство, в центре которого он пытался принять строевую стойку, и когда ему это почти удалось, пустил вторую струю съеденного и выпитого — себе на грудь.
«Запала зловещая тишина».
Комбат нависал над Сашей, как дог над обгадившимся пекинесом. Его лицо быстро приобретало кроваво-бурый цвет. В зловещей тишине с хрустом сжались кулаки, которыми он когда-то вышиб дверь каптерки. И снова разжались — советский офицер не мог, не имел права вогнать советского курсанта одним ударом в пол, как бы ему этого не хотелось.
— РРРРРЫЫЫ-А-НУ-БЕ-ГОМ-РРРРРЫЫЫ ЗА ШВАБРРРОЙ, БЛЯ!!!
От комбатовского рыка с доски документации упала книга приема и сдачи дежурств. Спотыкаясь и вихляя от стены к стене, Саша побежал к умывальнику, а затем обратно, держа наперевес швабру с грязной тряпкой, как трехлинейку c примкнутым штыком в атаке, и сметая ею всех, стоящих на пути. Его лицо выражало готовность к неминуемой смерти.
Ничего страшного с ним, конечно, не случилось. Если залет не вышел за пределы подразделения, нормальный советский командир всегда предпочитал разобраться с виновным самостоятельно. У него было достаточно способов наказать его так, чтобы запомнилось на всю жизнь. Саша отделался легким испугом, отходил пять внеочередных нарядов с субботы на воскресенье и пару месяцев сдавал зачеты по общевоинским уставам. Потом благополучно выпустился и уехал в ГСВГ.
Этот случай почти стерся из моей памяти, но лет пятнадцать назад Саша стукнулся в друзья на «Одноклассниках». Я заглянул на его страницу.
После вывода из Германии Саша недолго послужил в Кандалакше, вернулся на родину и устроился в украинскую ДСНС*, где дослужился до подполковника. Закончил юрфак. Уволившись, открыл продуктовую лавку, потом еще одну, потом магазин автозапчастей. На фотках у Саши — красавица жена и модельной внешности дочки. Саша с семьей в Риме, Берлине и Будапеште. Саша с женой в Венеции. Саша с друзьями на рыбалке на Днепре. Саша возле своего джипа (как он сдавал в училище на права — отдельная трагическая повесть), Саша на квадроцикле, счастливый и весь забрызганный грязью. Саша на горных лыжах (!!!) в Буковеле. Саша на одесском пляже, и у него — о нифига себе! — мускулистый загорелый торс, на фоне которого совершенно теряются уши. Шок.
Порадовавшись за человека, можно было поставить точку. Я долго раздумывал и сомневался, но решил, что картина будет неполной.
В 2014-м Саша попал в первую волну мобилизации. Косить не стал, добросовестно отправился в зону АТО, но в боевых действиях не участвовал: «Крови на мне нет». А чуть позже на его странице разгорелся грандиозный срач между россиянами и украинцами, четверть века назад служившими в одной армии, спавшими в одном кубрике, евшими из одного котелка и глотавшими одну полигонную пыль. Начался он с того, что Саша выложил ссылку на провинциальный российский новостной сайт, опубликовавший интервью с российским добровольцем на Донбассе. Доброволец якобы готовил дэнээровских минометчиков, и вместе с ними в яростных боях пачками косил «укрофашистских карателей». В добровольце без труда угадывался Конан, и его призвали в комменты.
Конан после выпуска распределился в ВДВ и попал в десантно-штурмовую бригаду в Хырове (Львовская область). Выше командира взвода не поднялся. После развала СССР вернулся домой, в северную российскую глубинку. Звезд с неба не хватал и к описываемым событиям работал охранником. Сохранил отменную физическую форму, но почти потерял слух («благодарные жители Донбасса» подарили ему слуховой аппарат) и, увы, мозг — ударился в какую-то мракобесную версию православия и такое же мутное казачество. «Мой Атаман», — писал с заглавной буквы, поминая его к месту и не к месту. Вояж на Донбасс объяснялся просто — дежурства сутки через двое, в дежурке вечный телевизор, а в телевизоре кровавые правосеки жрут на завтрак русскоязычных младенцев. Между дежурствами — «Атаман».
Участие в боях Конан категорически отрицал: «Какие минометы, вы что? Двадцать пять лет прошло, я забыл все», и это было правдой. В учебе он никогда не блистал, а дикий бред, которым была набита статья, обсуждать всерьез могли только психиатры. Конан даже клялся, что после публикации отыскал не в меру креативного журналиста и помял ему лицо. А в Донецк ездил? — Да, ездил! — Зачем? — Гуманитарку возил. Вы же фашисты, мирных жителей бомбите и обстреливаете, голодом морите! — Конан, бл@дь, ты е&анулся? — Это вы там у себя е&анулись все! Майдауны! Скакуны! Под пендосов легли! Нуланд! Печеньки! А я русский! Москаль по-вашему! З@е&етесь меня на гиляку тащить! Я вас на х@ю вертел!!! Прощайте, «великие укры»! — и зачеэсил всех.
Срач продолжился без него и длился года четыре, то затихая, то снова разгораясь. С обеих сторон вылилось несметное количество грязи, мата, проклятий и оскорблений. Но время шло, неумолимо расставляя все по своим местам. Упрямая Украина все так же отказывалась замерзать без российского газа и голодать без российского сала. В самой России происходили новые малоприятные события, начинались новые войны, головы переполнялись соловьиным дерьмом и помалу переставали его воспринимать. Россияне один за другим покидали виртуальное поле боя, остался лишь бывший Сашин взводный. Он жил в Питере, судя по всему, частенько «садился на белого верблюда» и в таком состоянии приходил в комменты. Русскоязычный Саша в диалогах с ним спiлкувався виключно українською мовою, называл «мешканцем Пiвнiчної Пальмiри, культурної столицi» и хранил ледяное спокойствие, чем бесил еще больше. Тот в конце концов не выдержал и тоже слился: «З@е&ал, сука! Ты всегда был чмурдосом! Любого спроси! Пошел нах@й!» На том все и закончилось.
Такая история о людях, временах и обстоятельствах. И фарше, который обратно не провернуть.

* Державна служба з надзвичайних ситуацiй, аналог российского МЧС