Гл. 10. Смертельная схватка с коварной болезнью

Гл. 10

СМЕРТЕЛЬНАЯ СХВАТКА С КОВАРНОЙ БОЛЕЗНЬЮ

*Первый раунд Евгеня выиграла*

Казалось, что наша семья, сбросившая достаточно большой груз проблем, уже находилась на пути к счастью. Действительно, многие нам завидовали: наши дети своими силами получили высшее образование и все четверо нашли свое место в жизни. Внутренне я также был ими доволен.

Но осенью 1975 года я получил неожиданное и печальное известие, что моя жена Евгеня лежит в больнице, и что она неизлечимо больна. Сообщила мне эту скорбную весть жена моего младшего брата Арташа, живущего в Ереване, Эвелина. Как будто мир перевернулся у меня на глазах, когда я услышал эту весть.

Я взял отпуск и поехал в Ереван.
Оказалось, что всё случилось гораздо раньше, в мае, но наши это скрыли от меня, не хотели, чтобы я знал и впал в тяжелые переживания.

Врачи стали успокаивать меня, говорили, что мол, болезнь была обнаружена вовремя, и что с помощью новейшей методики за очень короткий срок они её вылечат: «Скорое выздоровление будет зависеть от физического и душевного состояния больной, а состояние её здоровья и результаты лабораторных анализов показывает, что лечение проходит нормально, в организме не наблюдается резких изменений».

После прохождения курса лечения, Евгеню выписали из больницы, врачи сказали ей, что она вполне здоровый человек.
Успех лечения объяснили тем, что у нее оказался очень здоровый организм, который оказал сопротивление.

Этот метод лечения (радиация), как правило, понижает гемоглобин в крови, но в её случае, в процессе лечения состав крови не претерпел отрицательных изменений, как качественных, так и количественных.

Предупредили, что время от времени она должна будет бывать у них для проверки и поэтому на некоторое время они поставили Евгеню на учет.

                *****

                *Жизнь вносит коррективы в наши планы*

Болезнь моей жены и то обстоятельство, что она должна была быть под контролем врачей, заставили меня уехать из родного Степанакерта в Ереван к детям.
 
Отъезд из Карабаха стал для меня непомерной мУкой.
В нашем Степанакерте, где почти все жители знали друг друга, когда я шел на работу, на каждом шагу знакомые при встрече приветствовали меня:
- Здравствуйте, Михаел Петросович, как ваше здоровье?

И обменявшись несколькими словами, как родные люди, каждый шёл своей дорогой, но на душе после этого слова "барев”, (что буквально по-армянски означает бари-доброе, арев-солнце), становилось тепло, как будто действительно в душе зажигалось солнце, излучая тепло изнутри.

А в Ереване, в этом миллионном городе, редко случается, чтобы люди здоровались, все люди незнакомы друг другу.
 
Утром выходишь из дому, не поздоровавшись ни с кем, идешь на автобусную остановку. Видишь людей, которые, нервничая, ждут свой транспорт.

Как только транспорт подъезжает, все бросаются к открытым дверям, толкают, топчут друг друга и занимают места, не замечая рядом ни детей, ни стариков.

Держатся за поручни транспорта, опираясь на рядом стоящих, наступают им на ноги, иногда  даже можно услышать и ругань, и мат. И в таком нервном состоянии доезжаешь до работы с кислым лицом, начинаешь работать, работа не клеится.
От этого еще больше нервничаешь, и уже сидишь и ждешь-не дождешься конца работы. Снова вспоминаешь, что тебя ждет обратная дорога домой на транспорте, и сколько нервов уйдет на это, и опять скисаешь.

Наконец, доезжаешь домой, нервы уже на пределе, и не дай бог, если кто-то из домашних скажет тебе что-нибудь вроде этого:
- Ты хлеб принес? Дома хлеба нет.

Терпение лопается, все раздражение, накопившееся за весь день, выплескивается и в результате большой шум в доме, взаимные оскорбления, обвинения. Вот плоды большого города.

Люди живут в одном доме, в одном подъезде и не знают друг друга, редко кто здоровается. Иногда в свободное время хочешь поговорить с родственной душой, поделиться своими мыслями, разрядиться и отдохнуть душевно, освободиться от мучающих тебя вопросов.
Не найдешь хотя бы одного человека, в том доме и дворе, где ты живешь.

А в нашем Степанакерте все наши соседи были задушевными людьми, мы были близки друг другу и большей частью были друг для друга добрыми собеседниками.

И так  проходили дни в Ереване, чередуя друг друга, с теми же страданиями в транспорте. Вынужденно я  покупал газеты и журналы, чтобы (если повезет ехать домой сидя) почитать в транспорте, а потом и дома.
 
Когда надоедало читать, смотрел телевизор.
Когда уставал от всего, выходил из дому на прогулку, совершенно один, оставаясь с самим собой, со своими мыслями.
 
И снова не было никого, с кем бы я мог поговорить во время прогулки, на улице все были незнакомы мне.

А в нашем Степанакерте, когда я выходил из дому, часто встречал кого-нибудь из старых добрых знакомых, с кем мог «кружить» по улицам города до позднего вечера, разговаривая, и не видно было конца разговора.

Это повторялось каждый раз со случайным товарищем, кто бы это ни был. Если разговор не удавалось закончить, договаривались встретиться на следующий день и так всё время.

Я очень трудно привыкал к жизни большого города. Как только подросли внуки, мне стало чуть легче, дни отдыха я проводил хорошо, гуляя с ними в парке нашего жилого массива.

О, люди, я совершил ошибку на второй-третьей половине моей жизни, оставив мою родину и место работы, где прошла бОльшая часть моей жизни, переселившись в новую среду, что было тяжелым бременем для меня. Советую вам - никогда не совершать такого...

После того как жена выздоровела, мы стали жить вместе с сыном, невесткой и их дочерью Армине, которой было несколько месяцев.

Через год у Лёвы родился сын, которого назвали в честь меня, Микаэл. А в 1979 г. родилась дочь, которую назвали в честь бабушки, Евгине.

Как и раньше, вся тяжесть домашней работы лежала на плечи моей жены. Нянчить внуков, ухаживать за ними, стирать, готовить обед, тысячу дел за весь день.

Так прожили мы лет 5-6 вместе. Нет дома, где бы не были свои острые внутренние отношения и противоречия.
 
Между моей женой и невесткой возникали споры с мелочей и разных неприятных ситуаций. Иногда возникали споры между нашим сыном и невесткой.

Мне кажется, возникающие в семье споры имеют свои объективные причины. В любой семье споры неизбежны. Только надо уметь спорящим сторонам посредством разборки, различать, какие споры приведут семью на правильный путь, а какие могут привести к разрушению нормальных отношений, и ограничить их.
 
Конфликты между невесткой и свекровью неизбежны, это естественно. Каждая свекровь желает, чтобы ее невестка любую работу выполняла как она сама, её способом. Это обстоятельство не нравится невестке, и поэтому они начинают ссориться.

Одну и ту же домашнюю работу одна делает быстро, другая медленно, что и является причиной спора. У той, кто работает быстро, медленно-работающая зарабатывает себе имя «тамбал», т. е. ленивая.

В таких  обстоятельствах мне приходилось брать на себя роль «голубя мира» и я примирял их.
Как это хорошо и приятно, когда дома создана мирная и спокойная атмосфера.

Евгеня по своему характеру и натуре была очень беспокойной, инициативной. Она редко когда бывала довольна работой, выполненной другими. Она любила все делать сама или требовала, чтобы другие выполняли работу точно так, как она.

Поэтому «от своего ума», она  взваливала на свои плечи большую часть работ по дому. А когда уставала, могла выразить недовольство, сетуя, что она как рабыня в этом доме.

Я ей советовал:
- Разделите обязанности по дому между собой. Если обед варит невестка, ты мой посуду. Стирку пусть делают молодые (невестка и дочь). Ты не трогай.
 
Не получалось. Как она могла потерпеть, пока они сделают стирку, если каждый день появлялась куча грязного белья?

Иногда она от усталости и от недовольства всем и всеми, говорила мне:
- Ты виноват в том, что я здесь как рабыня.
В этом вопросе моей вины мало. Наоборот, я был против переезда к невестке, болезнь жены была причиной, по которой я сам переехал в Ереван.

Правду говоря, моя вина была в том, что когда моя жена и дочь Актя предложили мне переехать в квартиру Лауры, что в Черемушках и жить там отдельно, я не дал своего согласия по той причине, что невестка была в положении, а Лёва - на соревнованиях.

Как можно было оставить невестку в таком беспомощном состоянии, это было недостойно нас, что сказали бы люди, когда услышали, да и Лёва очень обиделся бы.

Тогда они согласились со мной, снова большей частью мирно, весело и в согласии друг с другом, воодушевленные нашими внуками, прожили вместе до ноября 1981 года.

В 1981 году я и Евгеня планировали вместе поехать в Москву, к нашей старшей дочери Лауре.
Одновременно было намерение показать Евгеню московским специалистам, хотя у неё не было жалоб, по причине её старой болезни.

В начале июня 1981 года из Степанакерта позвонила живущая там средняя дочь Люда и сообщила, что тетя Искуи (жена моего старшего брата) тяжело больна:
- Что? Ждете, когда она умрёт, чтобы приехать? Пусть мама срочно приезжает. Больная хочет маму.

Евгеня не могла отказать. Наши планы, наша поездка в Москву провалились.
Несмотря на то, что у больной Искуи было шестеро взрослых дочерей, Евгеня ухаживала за ней, как за родным человеком. Больная была в тяжелом состоянии, но до последней секунды у нее был ясный ум. Она не отпускала Евгеню ни на шаг от себя.

Искуи скончалась 15 сентября 1981. Более трёх месяца Евгеня находилась рядом с ней, прикованной к постели, неизлечимо больной.
 
Получив известие о кончине Искуи, мы сразу же поехали в Степанакерт. После похорон, на поминках все неоднократно с благодарностью произносили имя Евгени за её неоценимые услуги по отношению к больной. И каждый из участников этой церемонии, выражал ей особую благодарность за её высокие человеческие качества. Даже отметили, что Евгеня для Искуи сделала много такого, чего её родные дочери не могли бы сделать.

                *****

                *Второй раунд смертельной схватки*

Евгеня возвратилась в Ереван только в конце октября. Встречал её я. Она сразу же спросила меня:
- Есть ли новости?
Я ей ответил:
- Можешь поздравить себя, у тебя родился внук.  Мальчик появился на свет несколько часов тому назад (младший сын Левы – Мхитар, родился 26 октября 1981 года).
 
Она обняла меня и крепко поцеловала, настолько обрадовала её новость.

Несмотря на то, что в этот миг глаза ее заблестели, стали прежние, как в молодости, от моих глаз не ускользнул цвет ее лица. Оно стало сухим и бледным, даже желтоватым.

Обычно, когда она смеялась, её лицо розовело, даже краснело, а на этот раз глаза заблестели, а лицо осталось бледным. У меня появилось плохое предчувствие, в сердце что-то оборвалось, неужели старая болезнь подняла голову?

Прошло несколько дней после её возвращения в Ереван, и Евгеня мне сказала:
- Ты знаешь, у меня со здоровьем не все в порядке.

Чтобы не выдать себя (что я это заметил в первый же день приезда), я спросил:
- Как это проявляется? Что у тебя болит?

Она ответила, что кишечник плохо действует.
Я подумал, что у нее может быть непроходимость кишок. Надо пойти к врачу, чтобы правильно поставили диагноз.

Вместе пошли к участковому врачу И.Л. Мкртчяну. Он подробно обследовал её и дал направление в рентген-кабинет. Там сделали снимок и дали заключение, что никакой непроходимости нет.

И.Л. Мкртчян сам снимок не посмотрел, доверившись заключению рентгенолога. Решил дать направление в инфекционную больницу, с подозрением на дизентерию, несмотря на то, что результаты лабораторных анализов отрицали её.

Все это тянулось целый месяц. Евгеня отказывалась ложиться в инфекционную больницу. Она потребовала, чтобы её направили к проктологу.

Наконец, она получила направление к врачу Харазяну, тот внимательно изучил её историю болезни и дал направление в Норкскую республиканскую больницу, что находится в 1-ом жилом массиве.
Там появился новейший японский прибор, на который он возлагал большие надежды.

Наконец, после стольких бесполезных хождений по врачам, из-за которых мы потеряли два месяца, был поставлен правильный диагноз.

Японский аппарат показал в прямой кишке на высоте 2 см злокачественную опухоль, которая мешала нормальной работе кишечника. Врач сказал, что придется в срочном порядке прооперировать, иначе Евгеня могла получить «перитонит», что угрожало бы её жизни.

Он, первый обнаруживший опухоль, предупредил меня:
- Я положу ответ в не заклеенный конверт, вы отнесете его врачу Харазяну, но так, чтобы конверт не попал в руки больной, чтобы она не догадалась, какой болезнью она страдает.

Этот диагноз был первым ударом для меня. Все перевернулось у меня в душе. Давление мое подскочило, и это было заметно.

Как только я вышел от врача, Евгеня прочитала свой диагноз на моем лице. Она потребовала от меня заключение. Я ей сказал, что конверт заклеен и адресован врачу Харазяну, его нельзя открывать.

Она посмотрела на меня так, что я тут же сдался.
- Почему ты хочешь скрыть от меня мою болезнь. Ведь я уже встречалась с ней шесть лет тому назад и до сегодняшнего дня сопротивлялась ей, реализовав большую часть моих планов. С этого дня, что бы ни случилось, мне уже ничего не страшно, мне кажется, мои сила воли и здоровье, и на этот раз одержат победу над вступившей со мной в схватку болезнью.

Сказав все это, она засмеялась и протянула руку за конвертом:
- Дай мне диагноз. Что ты так нахмурил брови, как будто бы только что твой отец скончался? Подними голову и держи его высоко, я надеюсь, что и на этот раз я выйду победительницей.

Я протянул ей бумагу с диагнозом, она прочитала, положила его обратно в  конверт, вернула его мне, чтобы я отнес врачу. И начала ободрять меня:
- Ну и пусть прооперируют. Ты думаешь, я боюсь что ли?

Эх, Евгеня-джан, что мне сказать, пусть Бог услышит тебя!
Диагноз я отнес Харазяну. Он был горд собой, что больного направил по правильному адресу, где без всяких задержек определили болезнь.

Он дал направление в 8-ую больницу, которая специализировалась на лечении и оперировании больных с аналогичным диагнозом, к профессору Назарову, который возглавлял эту кафедру в медицинском институте.

Направление с диагнозом мой сын Лёва показал доктору Г.Х. Сепяну, своему близкому другу и известному хирургу, попросил его, чтобы тот, поскольку он был знаком с Назаровым, отвел мать к нему для оперирования.

Докор Сепян посоветовал Лёве, уложить мать в республиканскую больницу, где он работал. После проведения обследования и анализов, планировалось, что оперировать будет профессор Е.Т. Апоян.

Таким образом, Евгеню уложили в республиканскую больницу. Ей выделили просторную палату с двумя койками, одну для больной, другую для дочери Людмилы, которая специально приехала из Степанакерта, чтобы ухаживать за матерью в больнице.

Перед операцией Евгеня держалась хорошо. Разговаривала, рассказывала интересные, смешные случаи из жизни, как будто бы она не знала о предстоящей операции. Мы были информированы, какую сложную операцию ей предстоит выдержать.

Наконец, наступил день операции. За день до этого, профессор Апоян вызвал меня и сына к себе в кабинет, где находился и доктор Г.Х. Сепян. Они нас поставили в известность, что подготовка к операции закончилась, и что они должны провести операцию по сложной схеме. На бумаге они нарисовали схему, на которой показали два варианта исхода операции: могло оказаться, так, что после вырезания опухоли, длина которой составляла примерно 12 см, прямой кишки будет недостаточно для нормального вывода, тогда может возникнуть необходимость вынуть кишку сбоку.

Если мы согласны на оба варианта, а какой из них будет, покажет конкретная ситуация, тогда они завтра же проведут операцию. Мы дали наше согласие, доверившись им  как опытным хирургам.

Жить или не жить нашей любимой Евгене, этот вопрос решался завтра на операционном столе. Руками людей, внушающих нам доверие.

Есть люди, которые ужасно боятся операции.
Но у Евгени накануне настроение было приподнятое (или  она нам  так показывала). Разговаривала с нами, улыбалась:
- Ни о чем не думаю, будь что будет. Человек рождается для того, чтобы однажды умереть. И смерти не боюсь.

Затем, взглянув на нас, приободрила:
- Что вы брови нахмурили, я предчувствую, все пройдет удачно, будьте уверены. Держитесь так, как я держусь, и все будет хорошо.

Уже было поздно, с улыбкой на лице, как она потребовала, мы попрощались с ней и вышли, чтобы поехать домой.

Мы молчали, каждый в мыслях разговаривал сам с собой. Так, молча, мы приехали домой.

Утром в 10 ч. Евгеню повели на операцию. Все наши родственники с нетерпением ждали окончания операции. Операция прошла при участии четырех хирургов под руководством профессора Апояна.

Я подождал до 12 ч., операция еще не закончилась, но сын и родственники, видя, что я себя неважно чувствую, отправили меня домой, сказав при этом, что они все здесь, как только операция завершиться, сразу же сообщат мне.
 
В три часа пришла младшая дочка Актя и сообщила, что операция длилась 2,5 ч. и закончилась успешно, но по второму варианту показанной схемы. Они подождали пока мать после наркоза придет в себя и поэтому так поздно сообщили мне.

На следующий день я пошел к Евгене, настроение у нее было подавленное. Спросил:
- Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, - ответила она, хотя и перенесла такую тяжелую операцию.

Действие наркоза еще полностью не прошло. Температуры не было, много разговаривать, долго сидеть не разрешили.
 
Оставили дочку Люду у неё, а сами пошли домой. Остались довольны хирургами, особенно профессором Апояном. Кроме того, что он был хорошим хирургом, он оказался хорошим человеком.

Часто навещал нашу больную, чтобы узнать о её самочувствии. Давал указания медсестрам, дежурному врачу, зав.отделением. Профессор Апоян подружился с больной, в день два раза заходил в палату:
-Как ты, Евгеня?
- Все хорошо, жалоб нет.

С каждым  днем  она всё больше привыкала к своему новому состоянию. Тихо-тихо начала есть. Постепенно стали заживать раны. Температуры не было. Ела все то, что было разрешено врачами, пила фруктовые соки.
 
Средняя дочь, Люда, все время оставалась рядом с матерью в больнице, а младшая - Актя готовила обеды, соки, предписанные врачами по строгой диете, и приносила в больницу.

Через двадцать дней у отверстия сбоку образовались спайки. Еще чуть-чуть и отверстие закрылось бы. Профессор Апоян, проведя тщательное обследование, принял решение о второй операции, но под местным наркозом.

Начали операцию под местным наркозом, потом, как выяснилось, возникла необходимость общего наркоза. Снова вскрыли брюшную полость, и увидели, что вынутая сбоку кишка вся в спайках, снова отделили друг от друга, расширили отверстие вынутой кишки.

Эта операция также прошла успешно. Но как рассказывала Евгеня, на этот раз она в самом начале чувствовала больше боли, по причине местного слабого наркоза.

                * * * * *
 
Евгеня в своей жизни много страдала, как физически, так и духовно. Она все время повторяла:
- Почему все это произошло со мной, ведь я людям делала столько добра. Нет человека, будь то сосед, родственник, знакомый и незнакомый, кто бы не остался довольным от оказанной мной услуги или помощи.

Действительно, она блистала в своем окружении своими высокими человеческими качествами. Она была честной, порядочной женщиной как жена, заботливой матерью не только для своих детей, но и для  всех других детей. Непревзойденная соседка, честная подруга.

Действительно, почему болезни выбирают себе мишенью именно таких добрых, порядочных людей? Здесь скрыта какая-то загадка, пока что не распознанная наукой.

Но одному обстоятельству наука нашла объяснение. Стрессы, сверхнапряжённые моменты, положительные и отрицательные эмоции возникают в жизни людей с обостренным восприятием жизни, людей неравнодушных, не эгоистичных, воспринимающих чужую боль, как свою.

Эти стрессы иногда внутри организма нарушают внутриклеточный обмен, что приводит к ненормальному росту клеток и способствует возникновению болезни. Люди чувствительные, имеющие хрупкую душу, остро воспринимающие все явления своего окружения, как положительные, так и отрицательные, очень часто переживают стрессы. Может  быть этим обстоятельством можно объяснить её болезнь.

Науке известно, что у каждого человека, у каждого живого существа организм работает в определенном ритме с определенной закономерностью. Когда эта закономерность нарушается по той или иной причине, это приводит к тому или иному ненормальному явлению, которое и называется болезнью. Когда у человека работа, еда, отдых и т.д. идет  в определенном режиме и если этот режим соответствует биоритмам организма, это способствует сохранению здорового организма.

Евгеня никогда не считалась с режимом работы, с режимом питания, с режимом сна. Пока она не заканчивала начатую работу, она не ела, не отдыхала, не спала.

Сколько раз я ей об этом говорил, объяснял значение и соблюдение режима для её здоровья, она не придавала всему этому никакого значения, все равно делала все так, как считала нужным, во вред своему же здоровью.
 
Евгеня была с малых лет физически очень здоровой. Она сверх меры верила в свою силу, считая ее неисчерпаемой, и слишком щедро жертвовала её делу, которое в данный момент было для нее важнее всего, не считаясь ни с отдыхом, ни со сном. Она не выносила, когда какую-то работу в доме делали не так, как делала её сама.

После перенесенных операций, иногда сама себе шептала:
- Кто мог знать, что Чорунц Евгеня докатится до этого дня?

Всё уже было в прошлом. Надо было приспособиться к создавшему положению. Она с большим трудом примирялась с реальной действительностью. Хотя она была окружена всеобщей заботой и вниманием.

Все три дочери  пошли в неё, такие же беззаветно преданные своему окружению, протягивающие руку помощи тем, кто нуждается в них.

Они окружили мать дочерней любовью, заботой, вниманием, ухаживая за ней с большим усердием. Мать была довольна своими детьми, которые занимались ею днем и ночью, чтобы она как можно быстрее выздоровела.

Её воодушевляло и заботливое отношение внуков. Хотя они были такие маленькие, но такие понятливые, приходили к бабушке в больницу с цветами, целовали любимую бабушку, старались вызвать на её лице улыбку, а прощаясь, говорили:
- Бабо-джан, скорей поправляйся и скорей возвращайся домой.

А когда бабушка уже была дома, вели себя сдержанно, чтобы не помешать отдыху любимой бабушки. Она, видя всё это, радовалась в душе, есть в её внуках от её характера, добрые семена посеяны.

                *****

         *Не до болезни  - подготовка к четвертой свадьбе*

После второй операции, когда рана зажила, Евгеню выписали из больницы, и только с некоторой оговоркой можно было сказать, что она чувствовала себя хорошо.

Когда оставались вдвоем, с великодушием со мной разговаривала:
- Все равно от этой боли (болезни) мне не уйти. Все что я желала своим детям, все исполнилось. Я всеми довольна, пусть Бог даст каждому долгую жизнь. Но у меня осталась одна забота, это Актя. Если бы она вышла замуж за хорошего парня, и я бы увидела их счастливыми, больше мне не было бы забот, что бы со мной ни случилось. Я ушла бы из этого мира со спокойным сердцем, довольной своими детьми, их отношением ко мне.

Её беспокойство дошло до того, что нашим близким родственникам, родным, которые жили в Ереване, которые приходили навещать её, напоминала:
- Что, в этом большом городе, нет у вас друзей, родственников, соседей, нет знакомых карабахцев, у которых были бы сыновья, соответствующие дочке по возрасту? Может быть, понравились бы друг другу, поженились бы, а я спокойно ушла бы в тот мир.

Жена моего брата Арташа, Эвелина, ободряла ее:
- Зачем ты так говоришь, Евген, ты еще поправишься, ты должна жить столько, чтобы  не только увидеть свадьбу Акти, но и свадьбу внуков.
- Нет у меня надежды прожить так долго. Если доживу до свадьбы Акти, то буду очень благодарна Богу.

После этой встречи прошла неделя, две, я заметил, что настроение Евгени выше, чем обычно, чувствовала она себя хорошо, у неё появилась какая-то внутренняя радость, но пока избегала, не хотела делиться.
 
В следующую субботу мой брат Арташ с женой пригласили нас к себе на «хаш», пригласили всех членов семьи. Евгеня также с большим желанием и настроением захотела участвовать на этом «хаше».

Я, честно говоря, удивился, что Евгеня захотела пойти на «хаш», но вслух ничего не сказал, потому что интуиция мне подсказывала, что за всем этим что-то кроется, что-то знала Евгеня, но пока мне ничего не говорила.

В субботу, в указанное время Лёва заехал за нами (мы с Евгеней и Актей к этому времени жили уже в Черемушках), и все вместе мы поехали к Арташу домой на «хаш».

Чуть позже на  «хаш» явился товарищ Арташа еще по Степанакерту, бывший первый секретарь областного комитета комсомола, с женой и сыном. Пришли и другие гости, которых я знал.

Тут я догадался, что Евгеня заранее знала о причине созыва на «хаш». Его организовали, чтобы познакомить Актю с сыном Есава, Анатолием. В течение всего времени, пока мы ели, пили, я себя держал так, как будто бы ни о чем не догадываюсь.

Поскольку тамадой был мой брат Арташес, перед тем как поднять тост за сидящих за столом, он представлял их, вдаваясь в подробности. Уголком глаза, я замечал, что жена Есава всё свое внимание сконцентрировала на Акте, которая не сидела за столом, а все время подавала что-то или уносила со стола.

Наконец, тамада поднял тост за детей, в том числе за присутствующих Актю и Толика, представив их самыми добрыми и возвышенными словами. 
В этот момент глаза Есава и Арус были устремлены на Актю и Толика, а Евгеня радостно чокалась бокалом, пожелав им счастья.

Я в течение всего времени держал себя безучастно, хотя уже знал, в чем суть мероприятия.

Наконец, «хаш» закончился, гости ушли, сказав на прощание, что следующий «хаш» за ними.

Мы остались у Арташа дома до 5-6 ч. вечера. Во время нашего личного разговора Эвелина рассказала:
- Михаел, прости нас, что мы скрыли всё от тебя. Только что я говорила с женой Есава, Арус, она буквально восхищена Актей. Она им очень понравилась. Арусяк (мать Толика) сказала, что Актя очень понравилась Толику. Теперь осталось, чтобы они вдвоем встретились и сказали свое решающее слово.

Несмотря на то, что Евгеня перенесла две тяжелые операции и страдала коварной болезнью, она после этого дня, забыв о своей болезни, вступила в свою прежнюю стихию.

И хотя приданное Акти давно уже было готово, снова прикинула, проверила, что есть, а чего не хватает, составила список, и послала его старшей дочери Лауре, чтобы та все это купила в Москве.

Заранее в этот список включила также подарки для новых родственников (хнами).
Еще не совсем было ясно, получится это дело или нет, но интуиция ей подсказывала, что начатое дело завершится успехом, и будучи убежденной в этом, готовилась к обручению.

Все делалось по её составленным спискам, по ее плану действия. Мы радовались, что она забыв всё, стала прежней Евгеней.

Больше месяца со дня «хаша» Актя и Толик встречались друг с другом, ходили в кино, театр, на концерты, приходили часто к нам или к его родителям, по всему было видно, что они понравились друг другу.

Евгеня в своей стихии принимала будущего зятя, с присущей только ей большой теплотой и особенным гостеприимством.

Наконец, на 11-е декабря 1982 года было назначено обручение. Евгеня, забыв о своей болезни, ставила перед нами новые задачи, как мы должны встретить и  принять гостей, что должно быть на столе. В назначенный день мы были готовы и ждали наших гостей. Евгеня была спокойна, все было сделано и подготовлено по её указаниям и все ей было по душе.

В назначенный день и час гости появились. Мы их приняли с открытыми сердцами, как это всегда было принято в нашей семье.

Родители Толика поручили ему надеть Акте обручальное кольцо. В тот миг я посмотрел на Евгеню и увидел радость, что, наконец, сбылась и эта её мечта. Её глаза засияли, как будто нет и не было в ней этой коварной болезни.

Спустя более трех месяцев со дня обручения, 26-го марта 1983 года Актя и Толик поженились. Евгеня хотела, чтобы состоялась большая свадьба, но родители Толика не были согласны.
Сначала мы у нас дома собрали гостей, как положено, как сами того хотели. Все прошло очень хорошо.
Затем продолжили у «хнами» дома. В окружении родственников, родных, под звуки музыки весело прошло время. Евгеня также присутствовала. Мы вместе с «хнами» сообща решили, чтобы  новобрачные поехали в свадебное путешествие по городам Москва, Ленинград, Таллин.

Через неделю после свадьбы, как и положено, нас пригласили в дом «хнами» на «кылхылыва» (дословно означает «мытье головы», в русском языке нет аналога этого понятия, «головомойка» - не подходит).

Этим приглашением родители сына дают знать родителям невесты, что они всей душой приняли их дочь в свою семью, и она уже полноправный член семьи. Приглашают много гостей, чтобы отметить это событие. Родители невесты приносят с собой подарки новым родственникам и приданное невесты.
 
Мы поехали к «хнами» во главе с Евгеней, с подарками для всех родственников, также для Есава и Арус, по составленному Евгеней списку, купленными в Москве Лаурой и Славиком. Родственники Толика были удивлены щедростью и открытостью сердца Евгени.

Она стала прежней Евгеней, энергичной и инициативной. Что интересно, никому из новых родственников не могло придти в голову, что эта женщина тяжело больна, так мужественно она держалась.
 
Все матери любят своих детей, желают им счастья. Но не каждая способна на такое самопожертвование ради счастья своей дочери, на какое пошла Евгеня. И на этот раз проявилась её уникальность, и как матери, и как человека.

                *****

                *Другая радость - Евгенины внуки*

Как только она узнала, что Актя ждет ребенка, она втайне от всех стала готовить ткани для пеленок, конвертов, полотенца, одним словом, необходимые вещи для будущего ребенка. (Мы это узнали после её смерти, когда открыли сундук, где лежали её личные вещи).
 
Евгеня мечтала увидеть ребенка Акти, как увидела внуков от старших детей.
В память о себе она заказала и подарила каждому из них по золотому крестику, потратив на это свою пенсию. Она также хотела поступить и для ребенка Акти. Но, не довелось…


Внуки были очень привязаны к своей бабушке и любили её, свою «бабо», как они её называли А когда она уже была дома, все время заходили в комнату, где она лежала:
- Бабо, как ты? Что тебе принести покушать?

Они приносили ей фрукты, соки, заставляли с их руки что-нибудь поесть. И хотя у неё не было аппетита, но чтобы не обидеть детей, она говорила:
- Матахиним, положите на стол, сейчас нет аппетита, потом поем.
Гладила их по голове:
- Идите в другую комнату, поиграйте. Я хочу немного поспать.

Внуки были такие понятливые, чуткие, они видели состояние любимой бабушки, молча выходили, стараясь не шуметь. В другой комнате играли или занимались такими играми, чтобы не наделать шуму, не помешать сну и отдыху бабушки.

Дети любили свою бабушку за то, что они с первой же минуты встречи с ней, открыв глаза и увидев её, кроме заботы и ласки, преданности и самопожертвования с её стороны, ничего другого не видели.

Ни окриков, ни строгости, ни запретов. Только любовь, безграничная любовь связывала её с внуками. Когда она кормила их (в особенности Армине, та в детстве очень плохо ела), какие только уловки не придумывала, лишь бы накормить ребёнка, лишь бы он съел еще одну ложку.

С её руки дети ели, а когда пробовал накормить кто-то другой, даже их мать, они не ели, требуя бабушку.

Когда пошли в школу, придя домой, подбегали к ней:
- Бабо-джан, поможешь с уроками?
Бабушка сажала их, говорила:
- Вы самостоятельно сделайте уроки, а я проверю.

Через некоторое время Армине звала её:
- Бабо-джан, я закончила, иди ко мне, я буду повторять уроки, а ты оценивай, хорошо я выучила или нет.
Бабушка, выслушав её, проверив тетради, говорила:
- Молодец, Армине-джан, все хорошо, иди, поиграй во дворе.

Потом она подходила к Микаелику, он читал водя пальце по тексту, иногда торопился, пропускал слова, бабушка говорила ему:
- Не спеши, раз пять внимательно и, не торопясь, прочитай урок, а потом приходи ко мне для проверки, я уверена, что ты будешь хорошо читать.

Микаелик радостно отделялся для чтения, пять раз внимательно читал урок и бегом к бабушке. Она слушала, как он читает, и говорила:
- Молодец, Микаелик-джан, сейчас ты прочитал без ошибок, можешь поиграть во дворе.

Такой же терпеливой и ласковой она была и в отношении Евгине и Мхитарика. Она так их любила, что по каждому вопросу дети больше обращались к ней, чем к своей матери.

                *****

              *Не убежать и не скрыться мне от воспоминаний*

Когда я оставался один, непрерывно прокручивал в голове то несчастье, которое свалилось на мою жену, мою непревзойдённую Евгению. Я не был настолько наивен, чтобы думать, что болезнь ушла окончательно. Врачи очень осторожно поговаривали о метастазах в печени.

Восемь лет подряд продолжалась битва между жизнью и смертью, в которую вступила Евгеня против неизлечимой болезни, свившей гнездо в ее организме.

Как я мог забыть день, когда в первый раз по телефону я услышал о злостной болезни Евгени. Ноги мои подкосились, голова закружилась, я сел на диван и разрыдался.

Я был дома один. Не знаю, сколько времени это длилось, но когда я очнулся и посмотрел на часы, они показывали 4 часа ночи. А эту весть мне сообщили в 8-9 часов вечера. Получалось, что я ровно восемь часов подряд, не помня себя, оплакивал боль Евгени.
 
В эту ночь я не сомкнул глаз, тысячи запутанных мыслей приходили мне в голову. Утром с опухшими глазами пошел на работу. Написал заявление об оформлении  очередного отпуска, чтобы уехать в Ереван.

Зашел к старшему брату, рассказал о болезни Евгени. Он, я, и его жена Искуи вместе поплакали. Когда я уходил, брат подбодрил меня:
- Михаел-джан, мне кажется Евгеня победит эту  болезнь, ведь у нее такое крепкое здоровье, смотри, не сломайся. Сейчас есть много методов для лечения этой болезни. Мне кажется, Евгеня выкарабкается, ведь она физически крепка как скала.

Или как я могу забыть день, когда я в первый раз пошёл её навестить в больницу. Ноги подкашивались, я не мог перебороть свой страх Я не знал, что сказать ей в утешение.

Она прочитала на моем лице всё, что творилось у меня в душе, изобразила радость у себя на лице, с великодушием ответила на мой вопрос «Как ты?»:
- Не расстраивайся, все будет хорошо, врач сказал, что рентгеновское лечение надежное, из каждых трех больных, один полностью излечивается. Считай, что этот один излечившийся - это я.

Её хорошее настроение передалось мне. Я знал о её жизнелюбии.

Тогда Евгеня с хорошим настроением выписалась из больницы и восстановился прежний мир и ритм в нашем доме. Под руководством Евгени наша семья стала двигаться в прежнем направлении, с прежними заботами и делами.

Евгеня жила в своем прежнем ритме. На подходе было лето. Я сказал Евгене:
- Давай поедем вместе по крупным городам Союза. В год один раз я имею право на бесплатное путешествие. С 1970 года я его не использовал.
- Какое еще путешествие? А кто будет готовить постели, давно пора заново помыть шерсть и приготовить их?

Наступило следующее лето:
- Евгеня, готовься, поедем  этим  летом в Москву, и Лауру повидаем, и посетим музеи, театры, достопримечательности Москвы.
- Что у нас других забот нет. Чем ехать в путешествие, вот нужно Лёве помочь с ремонтом квартиры.

И так каждый раз. На следующее лето, ответ такой же, только причины другие.

За Лауру и Славика она была спокойна. Там не требовалась её помощь. Один раз она была в Москве, хотела посмотреть, как те живут. Больше месяца не выдержала, вернулась обратно:
- Там нечего делать, нечем помочь. Только и слышишь «Сиди, отдыхай. Я сама всё сделаю». Ребёнка с утра отводят в садик, вечером приводят. Я целый день одна. Нечем заняться, не с кем словом перекинуться. Ну да, в выходные гуляли, они показывали мне город…  Вечером общались, ужинали вместе. ...Даже посуду мне не давала мыть: «Отдыхай. Ты уже натрудилась по полной программе». С ума можно было сойти от безделья. 

Я не отчаивался, надеясь, что в один прекрасный день, она даст согласие на поездку:
- Если не хочешь поехать в путешествие, давай поедем  вместе в санаторий, я возьму две путевки, себе – бесплатную, а тебе за счет профсоюза.
- Нет, ты поезжай, а я поеду в Карабах, для наших детей из нашей деревни привезу мёд, лоби и другие продукты.
Раз решила ехать, невозможно её сбить с пути.

Евгеня - это личность с самобытным характером. Она была предана своим принципам. Если она решила выполнить какую-то работу для семьи, она была непреклонна в своем решении,  и никто не мог изменить её намерение.

В 1980 году не терпящим возражения тоном и, как мне казалось, твёрдо я заявил, что нам необходимо поехать в санаторий, мол, сколько можно отнекиваться:
- Евген, давай поедем. И мне и тебе нужно санаторное лечение. На этот раз я не вижу у тебя причин для отказа.
- Э-э, Михаел, почему ты такой беззаботный и равнодушный к проблемам нашей семьи, что будет с нами в конце? Разве ты не знаешь, что я обещала два «матаха» (жертвоприношение), один для Лёвы, а другой (наверное, за свое выздоровление, но не говорит об этом) для внуков. Я обещала этот «матах» святому нашей деревни «Парин пиж». В этом году должна поехать, чтобы моё обещание там реализовать.

                *****

       *Болезнь непреклонна. Последние месяцы жизни моей Евгени*

…В дальнейшем её боковая кишка нормально работала, а она постепенно к ней приспособилась. Её общее состояние здоровья улучшилось. Даже она одна, без всякой помощи выходила из дому, и прогуляться, и купить кое-что для дома. Из ближайших магазинов покупала молочные продукты, по дому делала легкую работу, готовила обед.

Так продолжалось до лета 1983 года.
Постепенно у нее стал пропадать аппетит. Потом пожаловалась, что в печени она чувствует опухоль. Мне сказали не сразу, но во время первой операции была обнаружена метастаза в печени. Она стала часто температурить, температура то поднималась, то опускалась. Анализ крови показывал высокий уровень РОЭ, уменьшение красных кровяных шариков, соответственно увеличение белых шариков.

В её характере произошли острые перемены. Она стала раздражительной. Начала худеть, быстро уставала. По той причине, что младшая дочь Актя была в положении, и не могла, как раньше, часто приходить, чтобы помочь ей, из Москвы приехала старшая дочь Лаура.

Два месяца она ухаживала за матерью.
В начале сентября она уехала в Москву. Нам с Евгеней пришлось переехать из Черемушек в Норкский массив  к сыну, чтобы Евгеня не оставалась дома одна.
 
Как только я оставался с ней наедине, она начинала плакать, как ребенок, сердце мое разрывалось, не проронив ни слова, я плакал вместе с ней.
Когда я больше не выдерживал, шёл к сыну. Сын заходил к ней, она прекращала плакать. Но Лёву было не обмануть:
- Мам, успокойся, что случилось, почему ты плачешь?
- Что ещё должно случиться? Разве мало того, что случилось? Матахиним, я плачу над своим состоянием, что такая беспомощная. Лишь бы вы были здоровы. Разве я вас родила, чтобы вы мучились со мной?

Увидев, что ей с каждым днем все хуже и хуже, сообщили средней дочке в Карабах, и она сразу же приехала. Чем дальше, тем больше Евгеня слабела. Скоро она не могла подняться с постели, с трудом разговаривала. Узнав о критическом состоянии матери, в начале октября, взяв отпуск за свой счет, приехала Лаура.

Каждый день Евгеня, как свечка, таяла у нас на глазах, а мы ничего не могли поделать, хоть чем-нибудь облегчить её состояние. Эту женщину, здоровую, крепкую как скала, великаншу, всегда энергичную, полную сил, эта подлая болезнь так подавила, что она еле слышным голосом, как будто не до конца веря в свою слабость, говорила:
- Не могу ни есть, ни пить, ни двигаться. Куда пропала моя былая, неиссякаемая сила, куда пропал мой звонкий голос?

Действительно, как жестока судьба! Если бог есть, почему он так несправедлив к таким людям? Евгеня не заслуживала такого горького и болезненного конца.
В последние двадцать дней боли усилились. Врачи назначили морфий. Она от лекарств засыпала, почти не разговаривала. Только издавала душераздирающие стоны от боли.

Последние 8-10 дней почти ничего не ела. От этой крупной женщины остались только кости и пожелтевшая кожа. Её большие, красивые черные глаза под веками потускнели.

Она не сказала своего последнего слова, не дала указаний мне, своему мужу, детям и близким, согласно своему характеру. Эта болезнь не только истощила её организм, но и забрала её способность и желание говорить. Эта кипучая, беспокойная женщина, которая горела пламенем, где бы она ни находилась, излучала энергию, свет и тепло вокруг себя, ушла тихо, спокойно, без шума, без грома и молнии. Как будто кто-то подул, и… погасла свеча.

Она навечно погасла 13 ноября 1983 года в 4.30 дня, оставив осиротевших сразу мужа, детей, внуков.

В своей жизни, в периоды упорной борьбы, она всегда выходила победительницей. Первый раз, встретившись с этой болезнью, она победила, но окончательную и решающую схватку с этой жестокой болезнью, она проиграла, теперь уже навсегда.

Окончание следует
http://proza.ru/2024/03/08/1424