Выборы 2005 года

Грузовик, подпрыгивая на кочках быстро ехал по грунтовке. В кабине мне было не просто: сидел меж двух грузных мужиков, в руках сжимал портфель, в ногах была урна, а тут еще эти злосчастные кочки! Но настроение было хорошее. Я ведь как-никак наблюдатель от кандидата, пусть и в земство, пусть и мало его знаю, но ведь наблюдатель! Мы ехали в самую глухую деревушку нашего сельсовета, которая именовалась Князевка, для того, чтобы местные жители смогли проголосовать на дому. Разговор не клеился. Водитель тридцатилетний Сашка, хмуро насупив брови, нервно переключал скорости, и всякий раз шептал себе под нос что-то матное. Я понимал, что его плохое настроение связано со мной. Слишком уж ревновал Сашка свою жену, колхозную бухгалтершу, с которой я долго беседовал в сельсовете. Сашка очень её любил, и когда замечал кого – нибудь рядом с ней, то сразу терял голову, а уж о ссоре Сашки из-за нее  с бывшим председателем  колхоза знала вся деревня. В молодости он познакомился с будущей женой  в городе на танцах, где не раз ему приходилось пускать в ход свои большие кулаки, чтобы отвадить от неё остальных ухажеров. «И вот сейчас приехал этот из города, с учебы, и хочет увести мою жену вместе с дочерью, отличницею, к себе.» - наверное думал он. Но у меня, разумеется, таких планов и в помине не было. Второй, пятидесятилетний Вовка Куваев молча смотрел на дорогу. Он тоже работал водителем в колхозе. Прекрасно помню,  как лет семь назад  он во время уборочной катал меня в своем грузовичке Мне тогда страшно хотелось стать тоже водителем грузовика, чтобы катать таких же мальчишек, как и я. Но время шло, мечты наслаивались друг на друга и во мне мало, что осталось от того времени. Решил заговорить именно с Вовкой. Спросил о том, как дела в колхозе. Зря это я сделал, потому что Вовка  давно  имел зуб на нового (уже пятого по счету за последние три года)  председателя. Колхоз из миллионера в эпоху диких реформ превратился в банкрота, погряз в долгах, и уже никто из местных не решался взять на себя бразды правления, поэтому глава района соломоновым решеньем назначил председателем мужика из соседней деревни. Тут-то и начались проблемы. Нашим казалось, что новый председатель привечал своих односельчан, которых он переманил из другого колхоза, а их ни во что не ставил. «Да, ну его! На днях дал Собакинскому Федьке Маслову новую машину, а я на старой  уже двадцать пять лет езжу!
Федька в Собакине алкаш последний, а у меня за пять лет ни одного прогула!» - сказал Вовка, и в машине запахло терпким перегаром – Вчера захожу в правление пай оформить, а он мне: «Не пили ли вы Владимир Сергеевич?» А какое твое дело? Ты тут в правлении сидишь девок лапаешь, а я с утра да вечера баранку кручу, у меня вот мозоли на руках не заживают! Я, может быть, стресс снимаю!»  Сашка понимающе кивал головой.
Он внимательно посмотрел на меня, на мою потертую куртку, драные ботинки и улыбнулся. «Вряд ли этот уведет!» -наверное, подумал он и ударил по газам. Вовка продолжал ругать председателя, и всю оставшуюся дорогу я только и слышал его ругань. Наконец, показалась деревня. Мы подъехали к крайнему дому. «Ну, че, наблюдатель, пошли!» - с явной иронией произнес Вовка. Мы вышли из машины, Сашка поехал вглубь деревни. «Пешком дойдете, не сахарные!»- заботливо сказал он, заводя машину
 Хозяин, вернее хозяйка явно нас не ждала. Старушка, живущая на краю деревни, копошилась в огороде, срубала вилки капусты. «Здорово, мать – обратился с приветственным словом Вовка – Мы к тебе. Голосовать будешь?
- А зачем, милок, все равнось лучше не будет. Срам один! -  отозвалась она, постепенно повышая голос, – Вот, Васька,  пастух наш, взял с пьяну и пригнал хоров на мой огород, Я ему, ты что делаешь анчихрист, а он ни бе ни ме, лежит стрервяка и не встает. Так хто – нибудь из власти мне помох, хто - нибудь энтого анчихриста наказал?»
- Ничего, бабка, накажут, ты голосовать то будешь?
Бабка видно очень обрадовалась, что в их деревне появился новый человек, которому можно пожаловаться на свою жизнь,
 
- Да како голосовать, ну што мне власть хорошего сделала. Мне-н вот даже пай не дали, холхозникам всем дали, а нам пенсионерам вот (показывает кукиш). Я в колхозе сорох лет проработала, сорох лет лук полола, а мне вот (еще раз показывает кукиш). Председатели все  - собаки. Каждый год новый и все собаки! Каждый год за 5 километров в правление хожу и хоть бы, что? Вот год назад трубы прорвало, пол деревни затопило, а всем хоть бы хны! Дров до сих пор не привезли, зима скоро, а дров не привезли. Слышь, милок, - сказала она, опомнившись, глядя Вовке в глаза, -  может, скажешь в холхозе, штоб дров привезли, а то зимой замерзну ведь так.
- Скажу, бабка – теряя терпение, от бесконечного потока слов старухи сказал Вовка – Паспорт давай!
- А ты в сельсовете скажешь?
- Скажу?
- Ну, тогда, в дом пошли.
Мы зашли в её дом. Он был до предела скромен, состоял из кухни и крохотной
комнатушки со стареньким телевизором и кроватью.
-Паспорт давай – повелительно обратился Вовка
- Сейчас, сейчас – сказала Старуха – и пустила руку под матрас кровати:
Ты только скажи в правлении-та, а то мочи нет! Хотела уж алкашей за бутыль нанять, в лесу дров порубать, а то ведь зима скоро!
Я стоял на пороге. Вовка посмотрел на меня и опять с иронией в адрес меня произнес: «Наблюдатель, садись, что как бедный родственник!»
 Я присел. Старушка принесла паспорт. Взглянув, в него мы удивились. В графе год рождения значилось 1914-й.
«Э, мать, а тебе, сколько лет?»- удивленно спросил Вовка
- Девяносто один
- Да, мать, тебя надо в красную книгу рекордов Гиннеса заносить по старости
- Ты лучше мне дрова привези, умник!
Я внимательно посмотрел на старушку. На вид ей было лет 70. Сквозь глубокие морщины её лица просматривались ясные глаза, упорно смотрящие на своего собеседника. Ни за  что бы не догадался, что эти глаза помнят еще революцию!
После того как она проголосовала, мы  простились с ней,  и пошли в следующий дом
- Не пойму я этих старух, все нудят, просят чего–то. Девяносто один год, а все дрова, да пай. Уж помирать пора, грехи надо замаливать, в церковь ходить, а она все свое…
- А что у нее детей нет? – спросил я
- Чтой-то есть, в городе живут, всё взять её в город хотят, а она ни в какую! Здесь, говорит умереть хочу, дура!
- А сейчас куда пойдем?
- К Раду
- А это кто
- Коваль бывший, из Шатков, нерусский, цыган что ли, хрен его знает
Рад нас явно ждал. Это был пожилой мужчина с огромной полуседой бородой. На нем была  огромная черная безразмерная фуфайка и черная  шапочка с красочной английской надписью, от его вида мне стало немного не по себе
- Здорово, Сергеич. – Радушно громко сказал он – Ну, че, может самогончику хряпнем.
- Некогда нам  Отрезал Вовка, внимательно глядя на меня, очевидно думая, что я его сдам – Паспорт давай!
- Ну, как знаешь, а самогон у меня как слеза! Пять дней настаивал, лучше спирта и водки всякой.
 Рад достал пачку «Сент -Джордж», вынул две сигареты, распотрошил их, высыпал табак на газетку и сделал самокрутку.
- Ладно, при исполнении мы – еще раз отрезал Вовка – Веди нас в хату.
Рад покорно пошел к двери,  открыл замок и разочарованно поглядел на Вовку:
«Ну, заходите гости». Дом Рада был бревенчатым с большой высотой и небольшой площадью. Где-то пятую часть единственной комнаты занимал стол, над столом, в красном углу находилась божница с огромной иконой Архангела Михаила попирающего дьявола. Под столом большая коробка из-под макарон. На стене висели фотографии. Молодой Рад горделиво взирал с них, как бы показывая нам, кто тут главный. Рад заметил мое внимание к фотографиям: «Это я, вишь каким красивым в молодости был!» - не скрывая своей гордости, произнес он. «Зато сейчас как Бин Ладен» - как всегда сострил Вовка.
- Да иди ты, сам вон на себя посмотри!
- Я хоть бирюком не  живу, у меня жена есть!
- И у меня была и лучше твоей!
- Ты её в могилу и свел
- Да, молчи ты, Алкаш!
- Сам, Алкаш!
Ссора между старыми знакомыми могла закончиться и мордобитием, если бы обстановку не разрядил сигнал радиостанции Маяк, раздавшийся из старого приемника, висевшего чуть ли не на потолке. Рад посмотрел на часы, тоже сделал и Вовка.
Рад долго искал паспорт, а когда его нашел, решил не голосовать.
- Времени нет, тоже ходят тут, отвлекают. Чай нам работать надо!
- Ну, работай, работай, а нас отвлекать тоже не след!
 
После Рада Вовка на меня обозлился.  На мои вопросы отвечал односложно, но все же потом немного спустя отошел и начал рассказывать  по дороге всякие истории. То про Ивана Грозного и местных татар, то про то, как ездил в Чуварлейку за дровами на корове.
- Как щас помню, зима,  холодно, А дров не привезли. Что делать? Пришлось ехать в соседнюю деревню, там говорили дров полно. А в колхозе машину не дают! Ну, батя, мой берет у соседей телегу с упряжью и корову впрягает. Мне тогда лет шесть было. Вместе с батей поехал. Ух, и долго ехали! А под конец, вообще корова ногу подвернула, пришлось соседей на помощь звать!  Корову на телегу и до дома! Да, это не как сейчас, машины да автобусы. В город пешком ходили! А что! С утречка в 5 часов вышел из дома с капустой и на базар! Вечером домой, корову доить. Мать моя, каждое воскресенье на базаре была. Правильно, семь ртов как прокормить? Это сейчас по одному все ребенку, а раньше? Соседи засмеют!
 Люди мелькали и стирались в памяти. То старик со старухой, то женщина средних лет, то мужик – бирюк. В одном доме голосовала семья беженцев из Таджикистана. Мать – русская и ее дети от брака с таджиком, который то ли умер, то ли остался на родине. Детей было пятеро. Им было где-то от 3 до 11 лет. Младший с голой попой гонялся по комнате за рыжим котом, старшая стаяла рядом с матерью и строила нам глазки. Жили они так, что трудно можно понять, как в таких условиях можно выжить. Там не было даже кровати, дети спали прямо на полу, пищу готовили на допотопной плитке, которая в любую минуту могла заискрится, а как они будут жить  зимой я вообще не понимаю! Проголосовать у них не получилось, оказалось, что они не граждане России! В другом жила старуха с ампутированной ногой, за ней ухаживала  дочь. Сквозь слезы рассказывала она про то, как глупые врачи, взяли и отрезали ей ногу, и как хорошо она танцевала в молодости в клубе. Ее соседка, бывшая учительница, со слабой улыбкой вспоминала, каким Вовка сорванцом был в школе. Тщетно пытаясь накормить нас супом, она все – таки сумела всучить нам по яблоку и конфете. Одна старушка начала пугать нас концом света, но, видя, что на нас никакого влияния её слова не имеют, смирилась и проголосовала.
 Один голосующий мне заполнился больше сего. «К Димке сейчас пойдем» - как-то с грустью сказал Вовка – «Погодка мой, в школе вместе учились. Больной он, рак шеи у него, уже неделю как лежит. Даже есть не может. А все водка проклятая, пил всякую дрянь, вот и под смертью ходит. Все там будем.»
Вовка сам открыл дверь в дом и вошел, я пошел за ним. Больной лежал на кровати, читая «Комсомольскую правду» двухмесячной давности. Услышав шорох  в двери, он обернулся и, увидев Вовку, тихо произнес: «Здорово, Сергеич, что по мою душу?» Вид у Димки был жалкий, худой как шест, стекшее лицо, слюна, вытекающая изо рта. Вовка едва не прослезился.
- Здорово, Иваныч. Выборы идут, голосовать будешь? А ты, как я вижу, совсем плох…
- Эх, Вова, какие выборы, умру скоро…
-Не каркай ты, мы еще с тобой на Михал Архангела погуляем!
- Да, нет плохо мне, вчера чуть  не преставился, не сегодня так завтра все...
Димка чуть заплакал… Вовка во всю силу напряг брови, чтобы тоже не заплакать, сел к Димке на кровать. Помолчали…
-А помнишь, как мы с тобой  в школьном саду яблоки воровали?
-Помню, как не помнить, меня сторож раз поймал, и так выпорол, что месяц сидеть не мог!
- Так уж и месяц,
- Да, месяц, я еще в школу не ходил!
- А помнишь, как елки под Новый год из малвинки тащили….
 
Уходили к машине молча, в машине я увидел, Вовка открыл припасенную бутылку: «Эх, какой парень был, мы ведь с ним тоже как ты книжки читали. Никто кроме нас в деревне не читал, только я и Димка. Бывало, идем по улице с книгами, а девки смеются, все в клуб зовут, а как он на гармони играл, это ж не описать!»
На участке я сидел до 22:00,мой кандидат победил, усталый и разбитый я побрел домой… 
                2005