Паровозик Марк Рубинштейн

                Паровозик

... ранней весной, на проспекте Кондратьева пыльно и особенно многолюдно, вечером, когда люди идут по домам. Метелки тополей торчат словно ободранные руки старика и вокруг - вонь от выхлопа грузовиков, звон трамваев и гул набирающих ход троллейбусов.

Ранняя весна на просперкте Кондратьева... Март, ветерок доносит запах хлеба из магазина продуктов, что скромно расположился среди таких же - убогих советских торговых точек. Пятиэтажки, на первых этажах которых находятся магазины, так манящие пацана.

Вечерний блик солнца, случайно прорвавшийся сквозь пелену облаков, осветил надпись, аляповато разукрашенную неоновыми трубками. "Культтовары", вот заветный магазинчик, в нем, там под стеклами на прилавках, словно диковинные, уменьшенные удивительным волшебником, продавались вагончики и паровозики.

Все они были в красивых коробочках, на каждой стояло фирменное клеймо. ГДР, страна которая теперь, как знал Вовка была порабощена советами, присылала для плебеев игрушки. Те, что делали немцы, а играть которыми должны были русские.

Однако, Вовка, был не тем пацаном, который мог похвастаться подобными игрушками. Он брел по вечернему проспекту Кондратьева и шаря глазами по сторонам и особенно по углам, надеялся найти пару копеек. Иногда везло, но было это редко. Пнув смятую, пустую как вся жизнь в СССР пачку "Шипки", плюнув в уверенно дымящую урну у двери магазина, Вовка смело вошел в рай культурных товаров. Культура видимо, не любила запах щей и мокрой тряпки, что мило развесившись на батарее, воздуха не озонировала.

Видимо от того, что обед уже кончился а рабочий день еще нет, продавщица, чьими регулярными щами провонял весь торговый зал, мирно сопела на стуле возле кассы. День был простой - постный, и в это время, мало кто спешил потратить деньги на культурные товары.

В зале было пусто и только у витрины с немецкими, чудесными паравозиками, и толпился народ. Врослые рассматривали наборы прибывшие к победителям от побежденных. Что говорить, наборы были прекрасны. Владеющий этими загадочными железными кружками и разноцветныммии бумажками с надписью "карбованцы", вполне могли позволить себе купить наборы из одного, двух и даже трех вагончиков.

А самое главное, то, от чего Вовка не мог оторвать взгляд - паровозик. Конечно, там было много паровозиков, и стоили они как догадывался Вовка дорого, восемь рублей самый дешовый. Вовка прикинул в уме сколько молока и хлеба он сможет купить на восемь рублей. Получилось очень много.

Хлеб по шестнадцать копеек краюха и молоко по двадцать восемь копеек за литр. Вовка представил, как молоко и хлеб заполняют магазин, в животе забурчало. Он оглянулся, спереть паравозик, даже самый дешовый не представлялось возможным. Вовка вздохнул, посмотрел еще раз на черный паравозик, простой и самый дешовый набор. Паравозик и рельсы, штук пять... Восемь рублей...

Вовка, от мамы часто получал задания, сходить в магазин и купить еды. Мама скрупулезно посчитав, выдавала ему рубль и копейки. Двести грамм сыра, сто грамм конфет, двести грамм сливочного масла... И хлеб. Прекасный, свежий и пахнущий так , что кружилась голова. Рубль восемдесят. Вовка точно знал, что все это стоит рубль восемдесят. И конечно, у мамы никогда не будет возможности купить паравозик за восемь рублей. Она работала в "Зверопроме" и государство, ей, бухгалтеру, который считал валютный товар, платило от души, как умеет - сто двадцать рублей... На руки сто десять. Оно, это государство, еще и удерживало там чего-то.

Пинком открыв дверь, он вышел на улицу. В пыли и грохоте проносилась мимо него жизнь огромной страны. Семимильными шагами шла она к краю пропасти, на дворе был 1977 год и все отчетливее проступала перспектива, после похорон очередного кремлевского пердуна, полететь кувырком.

Вовка с презрением посмотрел на ларек "Пиво", что приютился у торца дома. Там, в луже, то-ли мочи, то-ли пива, столь любимого быдлом, лежал пьяный мужчина. Его серое, такое-же беспросветно унылое, как и его жизнь, пальто распласталось по асфальту словно крылья огромного, отвратительного мотылька. Его сношенные, старые и полинявшие из черных в серые ботинки, лежали чуть в стороне.

Мужчина не шевелился, он был мертвецки пьян. Впрочем, никто кроме Вовки не обращал на него внимания, таких мужчин, по всей стране, по вечерам собирала милиция. Особенно не церемонясь, их свозили в уютные помещения вытрезвителей, где после раздевания и обворовывания персоналом, отправлялись почивать.
 
Вовка оглянулся по сторонам, он увидел мужчину, прилично одетого и не колеблясь двинул к нему.
- Дядь, дайте восемь рублей, - не смущаясь, заглядывая на ходу в глаза незнакомца выпалил Вовка.
 Мужчина остановился. Окинув Вовку сверху вниз взглядом, он буркнул.
- Твоей маме неделю работать надо за такие деньги.
 И пошел дальше.
Вовка плюнул ему в след, - "Говно помытое", - подумал он и сразу увидел военного. В шинели, фуражке и перчатках. Начищенные черные ботинки сияли а кейс в руке придавал фишинебельности. - "То что надо", - мелькнуло у Вовки в голове.
- Дядь, дайте восемь рублей.
 Пробормотал Вовка догнав военного и подергав за рукав волосатой шинели. Тот остановился. Секунду он смотрел на пацана, как будто, что-то прикидывая. Наконец, поставив кейс на асфальт, откинув полу шинели, он запустил руку в карман форменных брюк. Вовка замер и сглотнул слюну. Он представил, как ладонь военного в кармане сгребла все, что там было. Показавшись вновь, на солнце, засияли четыре монетки по двадцать копеек. Новые, блестящие, они попадали со звоном в ладошки Вовки. Когда он поднял глаза, то увидел лишь удаляющуюся спину в шинели и через секунду она исчезла в толпе. Восемдесят копеек, на них не купишь паравозик, но за то, можно купить много молока и хлеба...