Магия доброты

Матвей играл с друзьями в парке, который начинался буквально за изгородью их дома. Парк был собственно кусочком леса из высоченных берёз, но редких и росшей меж ними невысокой траве, хотя за ней никто не следил и не скашивал. Но все же это был парк. Точнее он примыкал к основному парку, который официально так назывался. Однако все не делали различия меж ними и считали его таким же парком и любили в нем гулять, а дети играть.

Бабушка позвала Матвея. Он нехотя оторвался от увлекательной игры в лапту и подбежал к ней.

У бабушки, одетой по-походному, висела через плечо котомка. Котомка была ярко коричневого цвета, хотя и местами уже начала выгорать.

Бабушка сняла её, развязала сверху узел из обычной верёвки и достала маленький кусок картофельной шаньги, завёрнутой в обёрточную бумагу. Местами уже промасленную, от свежей, ещё тёплой, шаньги.

- На, перекуси немного и надолго не заигрывайся, мама скоро приготовит обед.
- Бабушка, а ты уезжаешь, спросил Матвей?

Он хотя и слышал, загодя, разговор о том, что бабушке нужно поехать в деревню, заболел её сын, но это казалось далёким и не воспринималось как что-то вот прямо сейчас.

- Да, односложно ответила она и взглянув на него её доброй улыбкой, погладила его по голове.

Только она, никогда, вообще никогда, не повышала голос на Матвея! Не то, что ругала нет, а тем более не доходило до ремня, что порой прилетало от родителей, при непоседливом характере Матвея.

Бабушке видимо не хотелось уезжать, она каждое мгновением цеплялась за события вокруг, но… было нужно.

Матвей не знал и не спрашивал, почему все звали её Нёнькой, он её звал просто бабушкой. И хотя имя её было и красивое, и цепкое – Тая, однако по нему её вообще никто не звал, а она и не противилась. Она вообще ничему не противилась в этом мире. Смотря по ней ей всё всегда было хорошо. Никогда от неё не было ни слова упрёка, ни просьб. Один раз только, когда мать разозлившись на сына в сердцах отхлестала его ремнём она обронила – «зачем тогда рожала». Мать тогда пристыдилась от своих действий и этих слов Нёньки и больше не рукоприкладствовала, хотя поводов было предостаточно. Один раз Матвей, по беспечности, чуть не спалил забор (когда решил испечь с друзьями печёнки и забыв костёр убежал), ладно соседи по дому вовремя заметили. Мать лишь укоризненно взглянув на Матвея наказала стоянием в углу, что в 5лет воспринимается как сильная пытка, лучше бы ремень. За что и был отец, но не вмешался, Нёнька и его зачаровала своей магией. Он считал Нёньку наивной, что без сомнения так и было, но тем не менее как-то, в разговоре о ней, обронил – «если ты достаточно сильный, то можешь позволить себе быть наивным».

И вот бабушке было пора уходить. Она ещё раз взглянула на Матвея, как будь то прощаясь или что-то говоря про себя. Перекинула котомку через плечо, повернулась и зашагала в сторону дороги, которая шла ко дворцу, в сторону остановки автобуса.

Летняя, июльская пыль чуть поднималась её ботинками. Её одежда была под стать котомке, как будь то не было стольких лет после войны. Она всегда так одевалась, чисто, но как-то старомодно, что ли. Она вся сама была как будь то из прошлого века и сюда её занесло какой-то неведомой машиной времени. Она выпадала из всех норм и законов, которыми руководствовались современные люди. Все родственники считали её верхом доброты, но и несоответствующей нынешним временам. Однако о том никто не говорил, т.к. её вселенская доброта перевешивала вообще всё, что могло бы быть на свете. Да и она сама не особенно стремилась примириться с этим несоответствием. Она отчаянно жила там, в том неведомом времени. Времени и мире в целом который был выстроен по её законам, добра и справедливости.

Это конечно расходилось с действительностью и приводило её к жизненным потерям и порой невосполнимым, как уход родных из жизни, но это никак не могло её сломить. Откуда она черпала силы!? Как в этом маленьком, с виду вовсе не могучем теле, могло быть столько жизненной силы!? Как она, не видящая, по сути-то, ничего хорошего в жизни умудрялась сохранять свой лучистый оптимизм и дарить его всем окружающим в огромном избытке!?...

Не было не только ни одного родственника который бы отозвался о ней дурно, да что там родственника и соседи, и даже кошки с прочей живностью все считали её если не за доброго родственника, то за очень хорошего человека, как минимум, какими бы злючими они не были по жизни.

Матвей все ещё держал в руках кусок шаньги и провожал взглядом бабушку. Вот её силуэт уже скрылся за поворотом, но чувство спокойствия и любви все ещё было с ним. Он был окутан им как облаком и не мог ни отвернуться, ни пошевелиться, а только смотрел и смотрел вслед уже ушедшей бабушки.