Штрихи к портрету художника

«...Высказывание одного человека обязано быть понято другим, причем каждым. Нет, полагаю я, условного метаязыка, нет шифра искусства, недоступного профану. Любой, в том числе непосвященный, имеет право и возможность понимать язык живописи – ровно на том основании, на каком всякий человек может и должен понять другого.
Живопись – это всегда проблема другого, к которому обращается художник»
Это пишет редкий оптимист Максим Кантор.
Если бы так и хотя бы иногда. Увы, увы...
Смотрю на картину Аслана Уянаева. Возвращаюсь к ней.
Что переживалось, что вело его руку,  как выдержал, идя по следу диктуемого?
Не знаю. 
Не понимаю и даже не хочу понимать.

Стоит женщина. Одна. Во всем этом необъятном, безжизненном пространстве одна и живая.
В неподвижном, застывшем от шока земле ей необходимо устоять. Остаться живой.
 Столько за спиной, столько впереди и об этом думать нельзя.
Надо  передохнуть и идти дальше.
Много и верно было написано о том, что в изгнании , в самые страшные первые года ада, наш народ спасла женщина. 
Мужчины были на войне.
 И о её умении забывать о себе, ее поистине легендарном  трудолюбии  и  способности из ничего создавать то, что  возвращает к жизни, обещает жизнь, её стойкости должны быть сложены поэмы.
И эта работа Уянаева одна из них.
Очень личная, отличная от всех созданных на эту тему, она выразительна эмоциональной, художественной глубиной.
Аслан Уянаев подписал её: «Из рулона
Без подрамника, редкий в смысле реализма- времен поступления в институт, сохранившийся эскиз композиции 1944.»
Реализм? Да, но в какой он «превосходной степени» , сколько реальностей стоят за ней и нельзя, что бы жила она в рулоне…

Все времена года, вертикаль и горизонт,
не раскопанная цивилизация и цивилизация,
ещё не погребенная,
мыльный ли пузырь, елочная ли игрушка эта округлость живая,
и глаз один наблюдает и вздыхают века,
и замерла слеза, и вновь обжигают люди глину...
Аслан Уянаев, хорошо, что ни ты, ни мы не понимаем о чем ты говоришь в своих картинах...