Украина и Россия - капелька истории. Буцинские

     В истории России сохранились следы двоих Буцинских -  историка Петра Никитича (1853-1916) и революционера-народовольца Дмитрия Тимофеевича (1855-1891). Четвероюродные братья, выходцы из Курской губернии, сыновья священников они, безусловно, были знакомы. Ведь одновременно, хотя и в разных классах, учились в Белгородской духовной семинарии, а окончив её в числе лучших, поступили (в 1875 г. Пётр, в 1877 – Дмитрий) в Харьковский университет. Об их взаимоотношениях мы ничего не знаем, но уже в студенческие годы эти, безусловно незаурядные люди, горячие патриоты, получившие одинаковое, казалось бы, воспитание и образование, …разошлись во взглядах и действиях диаметрально противоположно!
     Пётр поступил на исторический факультет и погрузился в науку. Будучи книгочеем и примерным студентом, он вовсе не был пассивен. Многократно вступая в полемику, публиковал критические заметки по поводу негативных сторон университетской жизни и имел за это неприятности от начальства – как в годы учёбы, так и позже, при любом своём общественном положении.
     Дмитрий, едва придя на медицинский факультет, собрал и возглавил курское землячество. Медициной, по его собственному признанию, он интересовался недолго. Прирождённый харизматический лидер, начитанный, хорошо образованный, он более интересовался политикой. В нелегальный кружок, созданный им на базе двух землячеств – курского и полтавского, входило до 40 человек.

                Борьба
     Студентов волновали политические права и свободы. Позже Дмитрий Тимофеевич вспоминал об этом: "Читались рефераты о крестьянских войнах в Германии, о великой французской революции... Начались толки о более рациональном способе ведения пропаганды среди интеллигенции, рабочих и народа". Установив связи с другими революционными центрами, ставили цель – поднять Россию на борьбу с самодержавием. Работа среди студентов рассматривалась ими, как опытный полигон. Студенты выходили протестовать на улицы, провоцируя власти. Одну сходку осенью 1878 г. казаки разогнали нагайками. Приказ отдал губернатор Д.Н. Кропоткин (двоюродный брат теоретика анархизма Петра Кропоткина), и студенты вынесли ему смертный приговор. Дмитрию террор не казался правильным выбором, но он писал: "Лично я, и многие из молодёжи здешней и других городов, с которыми мне приходилось встречаться, сознавали, что мы становимся на ложный путь, что такой способ действия не ведёт к цели, но общее течение по этому пути было до того сильно, что повернуть на другой путь нет возможности, стать в сторону от движения считали за бесчестие".
      Организовать акцию помогли из центра. Совершить её брались три члена «Народной воли», не из студентов: еврей Гольденберг, поляк Кобылянский и русский, Соловьёв. Избегая национальной окраски действия,  осуществить его поручили Соловьёву, но того арестовали. Поэтому стрелял в губернатора Григорий Гольденберг. Ему удалось скрыться, и до осени 1879 г. обстоятельства убийства не были раскрыты. Кружок продолжал развивать деятельность, стал ячейкой «Народной Воли», обзавёлся типографией, собрал библиотеку запрещённой литературы. Но всё же, опасаясь ареста, Дмитрий уехал в Киев и там продолжил подпольную работу.
     Осенью Гольденберга поймали с полутора пудами динамита, которые он вёз для подрыва поезда Александра II. Следователь сумел внушить молодому террористу, будто, выдав соратников, он не только спасёт их, но и послужит мирному достижению поставленных ими целей. Получив подробные сведения на 143 народовольцев, жандармы вскоре арестовали многих, и в том числе Буцинского. Поняв свою ошибку, Григорий повесился в камере на полотенце.
     В июле 1880 г. Дмитрия Тимофеевича приговорили к 20 годам каторги. Жандармский генерал Ковалинский писал: "Буцинский, несмотря на свою молодость и слабое телосложение, обладает отличными умственными способностями, научным образованием, энергией, сдержанностью…." А сам Дмитрий, сидя в 1881 г.в Тамбовской тюрьме, прислал  сестре свою фотографию с надписью на обороте: "Сейте разумное, доброе, вечное, сейте, вам скажет спасибо сердечное русский народ!". По пути на Кару летом 1882 г. неуёмный революционер побуждал арестантов к протестам, за что был отправлен в Петропавловскую, а затем Шлиссельбургскую крепость. Здоровья хватило ненадолго, в 1891 г. Дмитрий Тимофеевич умер от чахотки.

                История
     Пётр Никитич в революционную борьбу не вступал. Более того, придерживался всегда скорее монархических позиций, что в то время не было естественным для интеллигента. По окончании учёбы он "был оставлен стипендиатом для приготовления к профессорскому званию", а в 1881 г. командирован в Москву для работы в архивах. Результатом была монография «О Богдане Хмельницком». Основанная на большом количестве неисследованных к тому моменту архивных материалов, она получила положительную оценку даже у историков, несогласных с выводами автора. А выводы в отношении гетмана были негативны: "Хмельницкий поднял восстание из личной мести и связал своё дело с народом только из личных расчётов…" и "…оставил Украину в самом неопределённом хаотическом состоянии…", "… поставил своё отечество в такое положение, из которого оно не могло выйти благополучно: он сделал Украйну яблоком раздора, театром войны между соседними державами". Негатив в отношении вождя, приведшего Украину в лоно России, усложнял мифологию и, возможно поэтому, энтузиазма не вызвал. Защитить работу как магистерскую диссертацию в Харькове не дали, но в Киеве это удалось. В том же 1883 г. молодой учёный  был выбран доцентом русской истории Харьковского университета и работал в нём более 30 лет, пока были силы. Преподавать историю приходилось, преодолевая критику: его обвиняли в консерватизме и реакционности. Либералы, "прогрессивисты" распускали про него сплетни, натравливали на него студентов, но он отстаивал право иметь собственное мнение и не встраиваться в общий хор. Тогда его стали замалчивать.
     Дальнейшие исследования Петра Никитича были посвящены истории Сибири. Много лет он работал в архивах министерства юстиции и иностранных дел, в Москве, куда приходилось регулярно ездить в свободное от занятий время. Докторская диссертация «Заселение Сибири и быт первых ея насельников» была опубликована в 1889 г. и явилась, как отмечают, первым образцовым капитальным научным исследованием по заселению Сибири, написанным почти исключительно на основе архивных материалов.
     Вот некоторые, весьма характерные замечания историка: "легко было завоевать Сибирь, но гораздо труднее удержать завоёванное…",  "Московское правительство… давно поняло, что мирные средства более действительны для окончательного покорения инородческого мира", а потому "московское государство строго запрещало русским людям насильственно крестить инородцев и даже пленных…"
     Повторилась та же история: харьковские либералы отказались рассматривать диссертацию, и докторскую степень дал менее политизированный Киевский университет. Работу над историей Сибири Буцинский продолжал, пока были силы ездить в Москву, позже находил другие темы. Последние годы жил в в Мерефе, в 25 км от Харькова. Сохранилось воспоминание, как, обсуждая текущие события, Пётр Никитич высказал мнение, что революция в России, если она произойдёт, будет хаосом. Сегодня это – общее место, но тогда россияне ждали от революции свет и свободу!

                Жизнь после жизни
     В советские годы о Дмитрии Буцинскиом помнили, как о герое, борце, выбравшем не лучший путь, и как о мученике Шлиссельбурга, где его имя высечено в числе других жертв мрачного каземата. О Петре уже в XXI веке вспомнили в Тюмени, издав его труды по истории Сибири и дав им высокую, хотя и с существенными оговорками, оценку. Харьковский университет не жаловал его никогда. В 2007 г. профессор Александр Дмитриевич Каплин прочитал доклад «Вехи жизненного пути и плоды научной деятельности заслуженного профессора П.Н. Буцинского», в котором сетовал, что имя и труды историка в советское время "оказались практически забытыми" и о нём "не опубликовано ни одной специальной статьи". Причинами тому, по его мнению, могли быть предвзятость и несправедливые обвинения в "реакционности", "колонизаторстве" и других надуманных грехах. С распадом СССР поблек ореол и вокруг народовольцев, среди которых  имя Дмитрия Тимофеевича и раньше вспоминали нечасто. О родстве Буцинских стало известно благодаря архивным поискам их дальней родственницы, историка и краеведа Ирины Алексеевны Корнилаевой. Она же обнаружила и некоторые другие сведения о братьях. Например, уточнила место рождения Дмитрия (в 1855 г. его отец служил в с. Дроновка Рыльского у. и только в 1858 получил место в с. Гнездилово Фатежского у., которое ошибочно считают местом рождения Дмитрия). Нашла она и сообщение о награде, которую отец Тимофей получил в 1888 г. за 50-летнюю отлично-усердную службу, несмотря на дело сына.
     Безусловно, братья Буцинские, служа по своему разумению России, не стали звёздами первой величины, но современная история даёт новый повод вернуться и к этим полузабытым именам.

                Украина и Россия
     А при чём здесь Украина? Харьков же был в XIX в. русским городом!  Да, но сегодня Киев объявляет своим уже не только его, Крым и Новороссию, но даже запад Курской области, включая место рождения Дмитрия Тимофеевича – и много чего ещё. С другой стороны, тесная связь Буцинских с Харьковом, связь тысяч и тысяч русских с более или менее украинскими городами, равно как и связь тысяч и тысяч украинцев с Россией лишний раз подтверждает единство нашего народа.
     Читая труд "колонизатора" Буцинского о Богдане Хмельницком, задумываешься: кого больше заботило процветание Украины и благосостояние её жителей – казацкого гетмана или его русского историка? Конечно, рассуждения теоретика о прошлых событиях несопоставимы с руководством действиями. Тем более военными, с участием десятков и сотен тысяч людей, разных стран и народов. Но не видно в авантюрах Хмельницкого заботы о тех, от чьего имени он то бросал вызов, то клялся в вечной дружбе могущественным соседям. Клялся, и раз за разом обманывал – и своих, и чужих. Первая попытка придать суверенность складывавшейся общности украинского народа оказалась выстроена на ненадёжном фундаменте воинственности, подкреплённой не собственной силой, а надеждой на купленную помощь. Турки и крымские татары, поляки и шведы не прочь были грабить вместе с казаками, но защищать их ни у кого желания не было. Только убедившись в невозможности надёжного союза ни с кем другим, и не имея сил существовать самостоятельно, Богдан и казаки присягнули московскому царю. Другой сценарий, отчасти другие действующие лица, но по сути та же трагедия развернулась на Украине сегодня: воинственность её народа чуждые силы стараются использовать в своих интересах, на этот раз против России.
     Другая трагическая параллель с прошлым  – в заочном противостоянии братьев. Заботясь о благе Родины, один видел его в свободе по опыту просвещённого Запада, другой – в сохранении государственной мощи самобытной России. Свобода всегда привлекательна. Исторически так сложилось, что в Европе, даже в самом мрачном средневековье, возможности для свободного самоуправления небольших демократичных общностей было больше, чем на Востоке. Свобода ускоряет развитие, развитие обеспечивает экономические преимущества, а они, в свою очередь, дают больше свободы. Квинтэссенцией европейской свободы стал капитализм, достигший мощи объявшего и покорившего весь мир империализма. И почему же нельзя России то, что хорошо Европе?
     Современник братьев, близкий по убеждениям Петру Никитичу теоретик монархизма Н.И. Черняев писал про Харьковский университет: "Время было тревожное. Почва для агитации благоприятная. Из десяти студентов пятеро или шестеро повторяли с чужого голоса революционные фразы и видели спасение России в немедленном присвоении и применении к делу отрицательных и разрушительных доктрин .... При таких условиях мудрено было не влететь в «революцию» даже таким юношам, которые по своим наклонностям не могли и не должны были попасть в её сети. Дух товарищества, мимолетные увлечения, случайные знакомства и т.д. - все это имело решающее значение".
    Более или менее "благоприятной для агитации" почва оставалась в России до 1917 г., когда разрушительные доктрины "применились к делу" и гражданская война, тлевшая более в интеллигентной, образованной среде, охватила все слои общества. С самодержавием было покончено, но самобытная российская идея, понимавшаяся как монархизм, не пропала, а трансформировалась. Да, престолонаследование с узким кругом действующих лиц, дворцовыми интригами, заговорами и переворотами ушло безвозвратно. Но суть идеи – государственность возродилась в СССР в новой форме. Хотя внутри партии тоже шла подковёрная борьба, а прекрасные лозунги во многом не совпадали с жизнью, неоспоримые социальные достижения нового общества были подкреплены именно мощью государственности, отстоявшей суверенитет в двух страшных войнах.
     Однако, чем твёрже выстраивалась советская государственность, тем вновь более благоприятной для западной агитации становилась почва. Трудящийся народ получил в СССР минимальные права, но равенство тяготело к уравниловке, творчество, предприимчивость были под подозрением, а часто – на всякий случай, запретом.  Снова "разрушительные доктрины" будоражили более высшие слои общества, снова возникало в них противостояние. В 1991 году революция произошла именно "сверху", без участия народа, не только обманутого и ограбленного, но и лишённого опоры, которую он привык иметь в сильном государстве.
     Отсюда понятен энтузиазм, охвативший россиян, когда государство начало восстанавливаться. Опыт двадцатого века не пропал, сегодня невозможны ни крайность аристократического монархизма, ни крайность уравнительного популистского социализма. И народ, до последнего хранивший верность Богу, царю и отечеству, а потом, несмотря на все перегибы – социалистической державе, тем более поддерживает Россию, вернувшуюся к Богу. Ведь чем мощнее государство, тем лучше в нём народу, а чем лучше народу, тем мощнее государство.
     И здесь-то братское противостояние возникло на другом уровне, как гражданская война между украинскими и российскими братьями. Ведь украинцев убедили, будто они – европейцы.
     Европейская, капиталистическая свобода выглядит привлекательно, её достижения неоспоримы, вклад в мировое развитие колоссален. Но она возможна только в форме пирамиды, с растущим разрывом в доходах и обеспечением благосостояния верхов за счёт нагрузки на основание – массы трудящихся. Механизация, автоматизация и роботизация облегчают труд и повышают уровень жизни, но не изменяют пирамидальной формы общества. Напротив, крутизна склонов пирамиды неизбежно растёт, пока успешность измеряется богатством. Имущественное расслоение усиливается национальным и расовым.
     Российская формула не требует непременного роста крутизны пирамиды. Вернувшись к Богу, Россия вспомнила заповедь, прочитанную Петром Буцинским в архивном документе: не крестить иноверцев насильно! В более широком смысле это значит – не навязывать никому своих ценностей, на равных сотрудничать со всеми, кто готов к этому. Мощное государство неповоротливо, и это определило более медленное развитие России в сравнении с капиталистическим Западом, но оно устойчиво. На протяжении всей истории Россия впитывала всё лучшее, что было в мире. Училась и у Востока, и у Запада. Подхватывала и плохие, разрушительные идеи, но, переболев ими, только становилась сильнее. Даст Бог, переболеет и капитализмом, впитав его творческую силу, но не поддавшись всевластию Золотого тельца!

                - * - * -
Такие мысли возникли  у меня по поводу противоречивой истории жизни двоих умных и талантливых российских патриотов. Капельки большой и противоречивой истории России. Прав я или нет – судить вам… и Истории.