Лифт на Небеса

       Они стояли в очереди все такие чистые, светлые. Лифт работал беспрерывно, не задерживаясь ни на секунду. Едва группа людей возносилась ввысь, как двери подъемника открывались и, повинуясь приветливому жесту дедушки в светящемся белом балахоне, или как там это называется, вовнутрь входила новая группа.
       Этот святой Петр, - а кто бы это еще был? – уже трижды приглашал меня, словно настаивая на моем вознесении.
       От очереди вкусно пахло – ванилью, духами, свежей водой, детской пенкой. Люди надели лучшее. Подавляющее большинство горожан были в белом.  Они улыбались и переговаривались меж собой тихо, чтобы не нарушать торжества момента. Очередь уползала вниз с холма. Белая очередь. А с вершины холма вверх уходил столб света, в основании которого распахивались створки и новая партия, из пяти-шести человек, располагалась внутри. Некоторые махали на прощание этому миру, и мне казалось, что они обращаются именно ко мне. Как олицетворению этого жестокого и ужасного мира, который их не любил, издевался над ними, и они платили ему такой же ненавистью.
       Я торчала каменным истуканом с острова Пасхи на вершине холма, метрах в десяти от лифта, и не могла решиться. Не могла уйти. Не могла войти. А на приветственные жесты святого Петра и его радушные улыбки отвечала гримасой. Куда мне входить, в этой короткой кожаной юбчонке и синем, поношенном топе. С пирсингом в пупке в виде креста. С тату паука-крестовика на животе, чьи задние лапки уползают, ну… вы знаете куда, под юбку. А верхние лапки заканчивались на сосках… Ко всему – прическа. «Я у мамы дурочка» - называется. Полголовы оранжевая, половина – иссине-черная. И эти берцы на ногах цвета хаки, подарок бывшего парня, который врал, будто служил во Французском легионе…
       Святой Петр в очередной раз махнул мне приветственно, а я в очередной раз отвернулась. Глядя на убывающую вереницу, я пыталась вспомнить, с чего все началось.
       Утро было обычным: тоскливым, длинным, затянутым в серую пелену, которая уже полгода висела над всей Землей. Телевизор гнал какой-то сериал, но ни мать, ни отчим не смотрели его: привычно переругивались за завтраком. И вдруг, прямо посреди «мыльной оперы» и натужных страданий героини, пошла трансляция.
       Милые молодые люди, одетые в белое, заговорили, что Земля в опасности, которой не избежать, но человечество достигло в своем развитии того уровня, когда может вознестись. Фоном их обволакивающих голосов шла печальная и торжественная музыка. Мать с отчимом перестали скубаться по-мелкому, и словно завороженные смотрели на экран. А эти двое говорили о том, что все готово для переброски человечества: по всей Земле установлены подъемники, как правило, на возвышенностях, все, что требуется – зайти вовнутрь и ни о чем не беспокоиться. Шли кадры из Москвы, Нью Йорка, Токио, Сиднея и других мест. В торжественном молчании люди семьями входили в распахивающиеся двери лифтов из света и исчезали в небе. Мелькнули сюжеты о противниках вознесения, о грабежах в крупных городах, беспорядках, столкновениях с полицией… Парочка гуру из Индии и США ратовали за вознесение, и это сопровождалось показом того, как их чела, ученики, с песнями в честь своего учителя входили в столбы света. К гуру присоединилась жрица вуду из Ганы. Она обращалась к жителям мегаполисов – им следовало идти к крупным перекресткам и в ближайшие скверы.
       От экрана трудно было оторваться: такое умиротворения сочилось, такая тихая радость была на лицах людей! Если бы меня не затошнило, я бы так и стояла посреди кухни с остывшим кофе. И даже мысли об универе и пропущенных парах во мне не мелькнули. Меня занимало другое: накануне я побывала у гинеколога и мои страхи подтвердились. У меня будет ребенок. Или не будет. Меня затошнило – это уже токсикоз, или обычная аллергия на отчима, телевизор и передаваемый слащавый вздор про вознесение?
       Когда я вышла из ванной, ни матери, ни отчима дома не было. А во мне вскипело такое отчаяние, какого я не испытывала лет десять… Да, именно тогда, когда мне было восемь, я стала свидетелем издевательств отчима над матерью. И тогда же поклялась, что не прощу его никогда.
       Мать нужно было вернуть, а этот козел пусть летит, куда хочет, ракетный двигатель ему в сраку.
       Я не знала, к какому именно лучу света они пошли с отчимом, потому направилась к ближайшему, исходящему из холма, где был памятник Героям освободителям. Я шла вдоль очереди на вершину холма и всматривалась в людей. Вот этот жирдяй – хозяин колбасных лавок в городе. Поговаривали, что он скупает тухлятину, где только можно, и перерабатывает ее. И еще, странным образом в городе исчезли дворовые собаки и кошки, когда он только начинал свой бизнес. Вот мымра в безобразном парике – директриса ближайшей школы, еще поискать того, кто так ненавидел бы детей. Вот бабуля «божий одуванчик» - сводница и сплетница. Замоталась в белые простыни. Множество других знакомых…
       Когда я добралась до верха холма, во мне кипела злость на этих людей, а они с благостными физиономиями смотрели сквозь меня… Матери не было. Отчима тоже.
       Я села, скрестив ноги. Отсюда хорошо было видно большую часть города, из разных концов которого в небо упирались ярко-белые столбы. И вдруг до меня дошло: не может быть такого, чтобы вот эти люди разом оказались в раю. Ну или как там называется то место, куда их отправляют… И жирдяй – колбасный король, и вот этот банкир с женой, выводком детишек-олигофренов и тремя любовницами. Или может?
       А мне что делать? Нырнуть вместе со всеми в этот лифт? Остаться и искать мать? И дальше что, вынашивать ребенка? Что, черт возьми, вокруг происходит?
       Обхватив руками колени и положив на них голову, я закрыла глаза. Волнами накатывали то полное отчаяние, то какая-то беспросветная пустота, в которой не было ни единой мысли, ни отголоска чувств. Мелькнула мысль об «авторе моего произведения», ну, то есть, будущем отце будущего ребенка, но тут же спряталась подальше, как только я вспомнила его пустую и самодовольную физиономию. Угораздило же оказаться в постели с таким идиотом.
       Наверное, я уснула. Потому что оказалась среди Каменных Людей. Каменные Люди – это мои друзья, они сопровождают меня с раннего детства. Это семья – папа То-Ра, мама- Ай-на и двое их детей – То-Си и Ай-си. То-Си – мальчишка, Ай-Си – девчонка. Ну, это вообще-то условно, поскольку половых органов у них нет, а пол определяет сферу их интересов и методы достижения цели. Мужчины – ставят цели и добиваются их, а женщины – собирают информацию и отбирают нужную. Есть еще третий пол, имена у них начинаются на О-, к примеру, в семье моих друзей третьим числится О-Тано, с которым я никогда не встречалась. Когда Каменные Люди собираются завести ребенка или сразу несколько они встречаются с такими, как О-Тано, и на какое-то время образуют цельную скалу, от которой впоследствии откалываются дети. Да-да, эти люди из камня, то есть большая часть их организма – кремний.
       Психиатр, к которому меня долго водила мама, сказал, что многие дети выдумывают себе друзей. Воображаемые друзья компенсируют то, чего недостает ребенку в семье. Я не стала с ним спорить, но твердо знала, что Каменные Люди реально существуют, и они намного древнее, чем мы, земляне. И их знания о Вселенной попросту не сравнимы с нашими.
       Я приветствовала своих друзей и получила в ответ теплые толчки в области сердца от всех четырех.
       - У тебя будет ребенок, - сказала Ай-На. – Это счастье…
       Я словно оказалась в коконе из четырех видов энергий. Все тревоги и страхи исчезли, не было мыслей о лифтах на небеса, и о том, что именно ждет там людей и что ждет меня, отступили опасения за мать – только полоска бархатной печали коснулась сердца…
       - Я тебе покажу кое-что, - продолжила Ай-На, и я провалилась в сон во сне.
       Проснулась я от давно забытого ощущения: мое лицо ласкало солнце. Солнце, которого уже полгода никто на Земле не видел. Шесть месяцев мзги, тумана, серости, от чего, говорят, многие просто сошли с ума, а некоторые покончили с собой.
       Красное, закатное солнце светило мне в лицо, и хотелось сидеть и сидеть, не размыкая век, наслаждаясь теплыми лучами.
       Окончательно меня разбудил визгливый голос старухи-сводницы, ну той, что замоталась в простыни. Она посылала проклятия в небо и грозила добраться до всех и всех вывести на чистую воду.
       Подняв голову, я увидела, что столб света все еще упирается в небо, но уже не такой сияющий, и «святого Петра» с его неизменной улыбкой уже нет. На вершине холма топтались растерянно человек тридцать – сорок, столько же уже спускались и направлялись в город: растерянные, оглядывающиеся, ропщущие, возмущенные. Из тех, кто оставался, некоторые совали руку в столб света, некоторые заходили вовнутрь – но ничего не происходило.
       Оглянувшись на город, я заметила, что столбы меняют цвет. Они стали вначале фиолетовыми, потом сине-зелеными, желтыми и, наконец, красными.
       - Ааа, - мужчина, стоявший в центре столба с воздетыми к небу руками, страждущий быть отправленным на небо, выскочил из потока красного света – незащищенные одеждой части тела у него покрылись волдырями. Внезапно мужчина изогнулся и упал. По его телу пробежала конвульсия. Толпа отшатнулась, кое-кто побежал прочь, а из «лифта» вынырнули небольшие, сантиметров сорок в диаметре, похожие на блюдца дроны.
       И еще партия… И еще… Они бесшумно разлетались в разные стороны, а люди зачарованно смотрели на них.
       Один из дронов, вдруг остановился, завис над старухой-сводницей, по ней пробежал красный луч сканера, после чего раздался хлопок, и голова женщины разлетелась, как спелый арбуз, забрызгав кровью окружающих. Тут уже все бросились врассыпную. Кроме меня.
       Сама не знаю, почему, но меня происходящее не взволновало совсем. Нисколько. Ни люди, ни летающие роботы, ни даже убийство этой зловредной старухи, над чьим трупом завис ее убийца. Я подошла поближе, но по ободку «блюдца» пробежала красная полоса и раздался предупреждающий звук, похожий на сигнал клаксона автомобилей прошлого века. Из очередной прибывшей партии вылетел дрон, направившийся прямиком ко мне.
       Результат сканирования был в мою пользу, он улетел. Что он там во мне нашел, или, напротив, чего не нашел, для меня осталось загадкой.
       Простыни, в которые куталась женщина, упали и теперь мне было видно, как по ее дряблому телу расползается желтоватого цвета масса, похожая на ртуть или жидкое золото. Там, где масса побывала, мягкие ткани проваливались, обнажая скелет. Запах стоял ужасный, а над телом поднимался пар. Внезапно мужчина с ожогами, которого я посчитала мертвым, вскочил на ноги и бросился прочь, крича от боли. Тотчас к нему направился еще один дрон, но не выстрелил, а выпустил золотистую струю и продолжил преследование. Глядя сначала на женщину, потом на мужчину, я поняла: это не жидкость и не масса, а огромное количество мини- или даже микророботов… И этот мужчина еще бежал и кричал, а микророботы уже работали над его утилизацией.  А те, что «трудились» над старухой стали строить нечто, членистоногое, похожее на краба.
       Меня стошнило. Отвернувшись, зажав уши руками, я стала спускаться с холма. Солнце уже садилось за горизонт, заливая мертвенным красным цветом облака, окрестности и крыши домов. Тянущийся к подножию холма, оживленный и днем, и ночью проспект был абсолютно пуст.
       В уме и чувствах царил такой раздрай, что впору было встать смирно, выгнуться и выть в небо, запрокинув голову. Сделай я так, наверное, мне ответил бы не один десяток голосов с разных концов города.
       Пережитое за день, совершенно непонятное, пришедшее откуда-то, попросту невозможное вдруг прорвалось сквозь мои повседневные щиты. Я заревела в голос, таким способом выражая свой протест случившемуся и происходящему.
       - У тебя будет ребенок, - произнес рядом мужской голос.
       - Иди к черту, - сказала я, не отрывая ладоней от глаз. - Без тебя знаю.
       - Я буду ему хорошим отцом, - продолжал голос.
       - Что-о??
       - Это не я сказал, это Ай-На просила тебе передать. А О-Тано сказал, что ты упрямая, и мне придется потрудиться, чтобы ты приняла меня.
       Откуда он мог знать о моих Каменных Людях? Как он смел проникнуть в мои сны и видения? Кто это вообще такой?
       В двух шагах от меня стоял мужчина лет тридцати. Одетый в джинсовую рубашку, джинсы и такую же ветровку. Просто, без выпендрежа. Волосы темные, а глаза серые, словно пушистые.
       - Они мне давно про тебя рассказывали. И показывали, - словно боясь, что я решительно уйду или брошусь на него с кулаками, он говорил торопливо, глотая окончания слов. – Я за тобой наблюдаю, года полтора, наверное. Ты уж извини, нужно было раньше подойти, но ты такая… недоступная. А теперь у нас времени не осталось совсем. Завтра-послезавтра вырубят электричество, выживать в городе станет очень трудно. Появятся банды, начнутся войны за продукты и воду… Отсюда надо уезжать. Я все это своими глазами видел. То-Ра показывал мне. Сказал, что обязательно покажет и тебе…
       И тут я вспомнила: да, я тоже это видела во сне, во время забытья там, на вершине холма. Его тоже видела. Просто мой ум отказывался в это верить, и я заблокировала память об этом.
       - Так ты тоже, выходит, псих? Тебя тоже водили к психиатру?
       - Ага, - с какой-то даже радостью кивнул он. – Только меня водили к психологу, решили, что у меня ничего серьезного… Типа так бывает, когда ребенок чувствует себя одиноким.
       Над нашими головами пролетел клин из десяти-двенадцати дронов. Я машинально оглянулась: светового столба не было. Вспыхнули уличные фонари и от этого почему-то стало страшно. Огни горят никому. Они горят, а людей нет. Только брошенные там и тут авто… Мы стояли на перекрестке, а вокруг нас машины, машины, машины. Мертвые машины, и больше ничего...
       - Неужели ты не понимаешь, что это конец? – вырвалось у меня. – Мир в одночасье рухнул, стал другим!
       - Да, мир стал другим, - грустно согласился он. – Но, может, это не конец, а начало чего-то другого, другого мира? Во всяком случае, мне так хочется в это верить… И еще, давай уйдем с дороги.
       Он потянул меня легонько за руку. Быстро скинул джинсовую куртку и укрыл мои плечи.
       - Наше будущее осталось в прошлом, - меня бил озноб: от вечерней прохлады, от пережитого, от того, что с утра ничего не ела, от безрадостной перспективы. – Куда нам отсюда бежать? Все мертвы…
       - Далеко не все. И мы живы. Мои друзья живы, те, кто мне поверил. У нас несколько домиков на Верхнем озере. Говорят, что эти, кто пришел, боятся воды. Будем жить коммуной… Мы уже сделали припасов на год-полтора. Еще сделаем.
       - А потом?
       - У нас с тобой будет много детей. Аж пятеро…
       - Дурак, - сказала я обессиленно. – Скажи, что это все мне приснилось. Скажи, что я под гипнозом, а ты какой-то там религиозный сектант…
       - Хотел бы и я, чтобы так и было, но – надо жить…
       И еще раз повторил, но уже твердо, словно убеждая самого себя:
       - Надо жить!