Моим друзьям

Моим друзьям.

В хате стоял дым, подтянули со сборки синих. Таких синих, что воздух почернел. Синие подтянули с собой черняшки, вся камера стала на кумарах. Тяжелый маслянистый запах свежей сосновой смолы стоял между шконками, каторжане, их тут было много, расслабились. Кто-то пел, кто-то просто пил воду, кто-то, как обычно, искал среди временно обвиняемых скрытых гомосексуалистов, занятие нужное и достойное, выявлял, то есть. Саша Узбек, у которого за плечами было примерно семь ходок, но который в этой стране ещё не сидел, проходил как первоход - ничего себе первоход, вся спина в куполах… - вдруг обратился к смотрящему. Смотрел за хатой парень из подмосковных Раменок, погоняло Треугольник, бицепс, шея и голень сорок, талия шестьдесят, специально не качал косые мышцы.

- Сложен, как Апполон! - восхищались арестанты.

- А спорим, - сказал Узбек, - я оттуда в окно выйду? Уйду по воздуху? - Камера притихла. Понятно, что он авторитет, но так? На таких куражах? Это сильно.

- Прямо через решётки? - тихим голосом спросил Вова Пряник. Его родной отец под сталинскую гармошку отсидел четвертак, освободился, носил сшитые в зоне черевички.

- Прямо так, - ответил Узбек, - выложу такую картинку. - Смотрящий встал. Мастер спорта по классической борьбе… Вызов принял. С нар к нему спрыгнули остальные спортсмены, люди при деньгах. Страшное и крутое по своей криминальной силе ОПГ Раменские. Держали весь Мичуринский проспект, станцию метро «Университет» до Одинцово, дальше ореховские.

- На что спорим? - спросил Гидалий, поднимал стул за ножку с сидящим на нем человеком, такая кисть. Здоровья вагон с прицепом. К дубку, отшелушенному наждачной до блеска лысины Берии столу в центре комнаты, подошли двое уполовников, вечер обещал быть жарким.

- А ты на что хотел, - ровным голосом сказал один, Пряник тоже встал. С некоторым сомнением он посмотрел на цветные трусы Гидалия, синие море, желтый берег, зеленые пальмы. В его время было цветные трусы почти петух, такой ум.

- На свободу спорим, - сказал смотрящий за камерой. - Не получиться, сделай так, чтоб нам всем был пересуд, идёт?

- Базара нет, - сказал Узбек, - уйду, вы нам. - Мастер спорта протянул ему закаленную в сотнях схваток на ковре руку.

- Стой, - вдруг сказал Очкарик, серьёзно исполнял по воле махинации с ваучерами Газпрома, кормил весь централ, денег, как у Мавроди, в прошлой отсидке все Севера в карты обыграл. С виду щуплый, внутри сталь. - Проиграете!

- Мы проебем? - свернул брови в дугу на лице, не обезображенном интеллектом, Гидалий, увидишь вечером в переулке такую харю, сам подойдёшь отдать машину. В фильмах про зомби можно снимать без грима. - Мы Люберцам не уступали! Они… - Гидалий вспомнил, головы разлетались от цепей, снятых с мотоциклов, все трико в крови. Очкарик кивнул головой, просрешь. Смотрящий спорить не стал, все вернулись к телевизору. Какой Чайковский, вот Ирина Аллегрова! Что мы, фраера?

- Ну нет так нет, - сказал Узбек, остальные подхватили. - На нет и суда нет! Туда, правда, тоже нет! - Босяки долго хохотали, тюрьма их жизнь.

На следующий день к пацанам на прогулке подошёл гений теневой коммерции России, настоящих аферистов ведь мы не знаем.

- Извините?

- На иврите, - пошутил Треугольник. - О чем ты? Мы тебе верим.

- У меня кент с ним на Украине сидел, - сказал подпольный миллиардер. - Он в локалке по воздуху ходил. Святой он, Гидалий.

- От души, - пробормотала гора мускулов, - и что теперь?

- Ничего, - тщедушный банкир снял с носа запотевшие очки, на спецу в камерах тепло, в двориках холодно и сыро. Хорошо, что дали эти, хотя за такую сумму могли прислать новые. - Телефоны все по дороге отправьте на другие корпуса, нас скоро раскидают. - Так и произошло. Через восемь дней на проверке дежурный по смене обнаружил, один исчез.

Кипиш был большой.

Amiram Grigorov Eduard Ikonnikov Eduard Ikonnikov Vladimir Zakharov Elena Kepplin Vokha Maximov Vincent Killpastor