Моим друзьям 2

Пидор упал, а мы поставили свой джип.

- Делал упражнения для глаз, - сказал Клейменов. Он опустил винтовку, вынул из кармана бархотку, снял очки, медленно их протёр, каждое стекло.

- Попал. - Не попасть он не мог, снайпер.

- Саша, - сказал Борис, - поехали домой!

- Погоди, - сказал Даник, он медленно побрел вверх по склону к шоссе, где лежал труп, ноги увязали в грунте, потом надо будет жечь ботинки, чисть, не чисть.

- Чоон? - удивлено спросил Шурян. Он закурил сигарету, Клейменов бровями двинул, окурки не бросай.

- Еврей, - сказал Борис, - он религиозный.

- Ща тащить будет, - засмеялся человек из Люберец. Имени его никто не знал, на стрелках так и представлялся, люберецкий. Где-то на севере притронул двадцаточку - в Коми?… - имел имя. Поговаривали, сделал себе заграничный паспорт, как-то договорился. - Пидора.

Даниил уже почти дошёл до серой асфальтовой полосы, разделяющий город и карьер. Потом перевалил через низкое заграждение, присел перед ним на корточки. Солнце только что взошло, кругом ни тенёчка, гулять и радоваться в подмосковных лесах летом можно только вечером. Он прогнулся в пояснице, рывком взвалил труп на себя, согнувшись, понёс его к высоковольтным проводам, к вышкам с той стороны. Повернулся спиной и кинул вниз на свинцовые растяжки, заискрило.

- Чтобы нашли родственники, - криво улыбнулся Клейменов. У него была одна особенность, не любил смотреть в глаза, взгляд всегда отводил, искусственный хрусталик. Даник так же медленно перешёл через пустую дорогу, снова перелез через чёрный заборчик, стал спускаться к нам.

- Лёгкая цель, - улыбнулся Клейменов, все пошли к машинам.

- А чоты ему стрелку тут забил? - спросил человек из Люберец, садясь в джип, водитель Паша включил музыку. - Даже не поговорили! - У него появилась суровая морщина через весь лоб, складка. - Я бы у него спросил… - Боря по-французски пожал плечами, так получилось.

- От артрита спасается, - вдруг захохотал Даник. - Плечи жмёт! - Банда рассмеялась. Лучи от солнца освещали дорогу так, что в конце в дымке стала видна Балашиха.

- Эх, бля, - сказал Боря. - Жизнь малина.