Последнее желание

                ПОСЛЕДНЕЕ  ЖЕЛАНИЕ
                Рассказ

         Анфиса, сжимая голову,  слонялась по всей квартире –  здорово же вчера она   гульнула  с подругами в придорожном кафе. И домой явилась   ближе к рассвету.
- Мама, а где моя блузка? –  накинулась она на мать,  которая уже больше двух недель не вставала с постели и держалась на обезболивающем.
Анфису не очень-то  заботило  состояние матери – у неё  была своя   развесёлая жизнь.
- Ты слышишь, мам? Не видела  мою блузку, я  в ней вчера на вечеринку уходила! – вновь обратилась  она к матери.
      Наталья Романовна попыталась встать, чтобы помочь дочери найти её вещь. Но голова  кружилась,  ноги не держали, и она, боясь упасть, снова села на постель.
- Дочка, ты раздевалась в другой комнате, там посмотри, – слабым голосом отозвалась мать…
   В том, что  дочка выросла чёрствой эгоисткой, Наталья Романовна винила себя. Муж её, Василий, получил на работе увечье, несовместимое с жизнью. С тех пор Наталья  всю неизрасходованную любовь  отдала единственной дочке Анфисе.
      Она её наряжала, как  принцессу, тополиный пушок, бывало, с  её юбочки сдувала. Любой каприз исполняла.  Даже  смотрела на неё   со сладким умилением:  Господи, какая красавица  выросла!
     Монино – город текстильщиков, живут  в нём,  основном, работники камвольно-прядильной фабрики, имеются и другие предприятия.  Рядом военный городок  местного воинского гарнизона.
     Родители Анфисы,  Наталья с Василием  были потомственными текстильщиками –  ещё их  деды осваивали ткацко- прядильное производство. А вот на Анфисе  всё и оборвалось – не захотела девчонка  текстильную пыль глотать, избрала более лёгкий путь в жизни – фотомоделью  устроилась в вечернее  казино.  Платили там немалые деньги,  чего надо ещё молоденькой   смазливой девчонке?!
       Возгордилась дочка,  мать стала ставить ни в грош, обидеть её могла с ходу – просто так, ни за что…
        Вот и сейчас   ни с чего сорвалась, набросилась на мать с упрёками:
- Вечно, мама, ты мной недовольна! Тебе не нравится, что я в ночном клубе работаю? А что в этом плохого?    Там  такие девчонки, что закачаешься, с таким эротическим потенциалом, что мне у них  учиться  и учиться…
 Наталья Романовна только вздохнула в ответ.
А дочка не унималась:
- Вот  что  за имя ты мне подсуропила – Анфиса!  Да меня ещё в школе задразнили: Фиса-киса, Фиска-киска – мур-р-р, мяу -у! Не могли, что ли, вы с отцом  ничего поразумнее придумать?  Хотя бы Виолеттой назвали или Василисой. А что?  Тогда бы меня величали Василисой Премудрой, плохо ли?
     И Анфиса хрипло рассмеялась.
 Наталья Романовна отмолчалась, не было сил отвечать.
И у  дочери не было желания продолжать разговор. Она облачилась в лосины и хлопнула дверью. Наталья Романовна со своими болями осталась одна. Стиснув зуба, она легла и отвернулась к стенке.
    Навещала больную   обычно Зинаида, соседка по подъезду.
Они вместе работали в одной бригаде  крутильного цеха. Ой и весёлое было времечко! Молодые, задорные девчата подобрались! Работали на совесть да ещё учились в вечерних школах, знаниями  обзаводились. Особенно Наталье нравились история и вообще общественные науки.
Она и дальше бы училась, но получила инвалидность по зрению. Получила её   Наталья Романовна  совсем случайно: как-то сидели они с подругой Зинаидой вечером за чаем с лепестками   душистой розы  (любимый напиток Зины), и вдруг – хлопок,  в окно влетела петарда. Осколками стекла и посекло лица обеим.
 Только Зинаиде досталось меньше – небольшие её порезы быстро затянулись, а вот у Натальи оказались повреждены роговицы глаз. Зрение пропало почти совсем. Из-за хулиганства   дворовых подростков она и стала инвалидом. Ей назначили пенсию по инвалидности,  а  какая  это пенсия, известно всякому…
      С тех пор Наталья Романовна  цвета плохо различает, вместо одного видит другой, а вместе всё сливается. Зато погоду   она чувствует превосходно.
    Многому учит  нас жизнь.  Научила  она и Наталью Романовну  нехитрым премудростям. Вот хотя бы молчанию, когда  на неё раскричится разгневанная дочка. Пусть кричит-надрывается, покричит да  и успокоится. У неё наряды на уме –  только бы и стоять ей перед зеркалом, прихорашиваться.
 « Не  знать бы этого, да Бог ей судья!» – в сердцах шепчет Наталья Романовна, ожидая соседку.
     С болезней  самыми  успокаивающими    для Натальи Романовны стали приходы  соседки Зинаиды. С тех пор, как слегла она в постель, подруга как раз и стала   вроде сиделки. Всё видела соседка,  видела и неуважительное  отношение её дочки к  матери. Будь на то Зинаидина воля,  в бараний рог скрутила бы несносную девчонку, да  перед  Натальей  она испытывает давнюю вину свою за её инвалидность, хотя какая тут вина? Разве лишь в том, что несчастный случай с петардой  произошёл на кухне её квартиры…
     … Ждать Зинаиду пришлось недолго :  она, как всегда, появилась вовремя и сразу принялась за дело – поправила постель подруги,  приготовила овощное пюре и накормила больную. Поправив и взбив подушку, Зинаида присела рядышком с кроватью и стала рассказывать  последние новости. Наталья Романовна нащупала  тёплую руку подруги и благодарно пожала её…   Врачи  предлагали ей госпитализацию, но  она категорически отказалась – за мной есть кому ходить, подруга ухаживает.
 На самом же деле от госпитализации Наталью Романовну удерживала  бесшабашность  дочери, её поведение. Она знала, на какие поступки способна  её дочь, не будь  с ней матери  рядом – квартиры давно бы лишилась,  а её ещё покойный Василий заработал   от фабрики.
 За примером  и ходить  далеко не надо: вон её подружка  по казиношному  бизнесу по пьяни подмахнула какие-то бумаги и осталась на улице. Хватилась потом, ходила  по всем инстанциям, но  ку-ку, поезд ушёл – поздно локотки кусать.
 Такой доли  для свой любимой дочери Наталья Романовна никак не желала! Вот и держится, борясь с болезнью, только бы не оставить  Анфису сиротой…
Так  и проходят  её мучительные дни и недели.  Коллеги по работе не бросают, приходят с гостинцами и с добрыми словами.  Да что  слова? – всего лишь слабое утешение…

                ***
 Продержалась Наталья Романовна силой духа год и пять месяцев, прежде чем  умереть. Нутром чувствовала свою смерть, а всё не сдавалась.
      За окнами её  квартиры бушевала весна,  кричали  грачи, готовя себе гнездовья на раскидистых тополях, растущих возле пятиэтажки. В раскрытое окно, колыхая штору, врывался тёплый ветер. Наталья Романовна вдыхала весенний воздух, а думы её были всё  о том же – о дочке своей Анфисушке:  каково ей будет без матери?
     Как всегда, с утра пришла Зинаида, принесла с собой аромат весны и тепла. Поцеловала подругу и загадочно произнесла:
- А угадай-ка, что я тебе принесла?
Наталья Романовна  потянула носом воздух,  уловила крепкий запах  ландышей и светло улыбнулась:
- Вот спасибо-то тебе, вот спасибо! Как  угадала? Они же мои любимые!
Тут и Анфиса появилась на пороге, притихшая и примолкшая.  С некоторых пор Наталья Романовна стала примечать за дочкой –  подобрела она, вроде бы  воздержанней стала. »Дай-то Бог! –
думала о ней, неужто умнеет?»
Хотелось, чтобы  умнела.  И от этой мысли Наталье Романовне  вроде бы легче стало.   
А  утро всё сильнее разгоралось за окном. И в квартире становилось светлее и  уютнее. У соседей за стенкой  тонко звучала скрипка. Но Наталье Романовне стало не до  её  чарующих звуков.
 Невыносимая боль, разливаясь по телу, пронзила её. Приглушённый стон вырвался сквозь её стиснутые зубы.
Она поняла, что подошли её сроки, что надо успеть…
Прижав руку к груди, позвала дочку:
- Анфиса, дочка, подойди-ка ко мне!
Дочь, торопливо запахивая   халатик, лениво подошла и    спросила:
- Что ты хотела, мама?
-  Сядь, пожалуйста, и послушай…
- Я и так слышу, – буркнула Анфиса, присаживаясь возле постели.
Наталья Романовна  произнесла, превозмогая  боль:
- Дочка, я  ни о чём тебя не просила, а сейчас  прошу – исполни моё последнее желание.
Анфиса упёрлась  руками  в колени и напряглась.
      Наталья Романовна  мучительным взглядом посмотрела на дочку и тихо продолжила:
- Доченька, стань, пожалуйста, человеком!..
- Челове-е-еком?! – взвилась Анфиса ,–
а я, по-твоему, что, не человек разве?  А кто же я?
Наталья Романовна  дотронулась до руки дочери и умоляюще произнесла:
-  Человек, человек, моя любимая! Только вот  какой?..– Брось подружек, брось казино! Иди на фабрику, ты же продолжение нашей жизни, нашей  семейной династии! Обещай  мне!..
По лицу Натальи Романовны пробежала дрожь,   крупная слезинка   выкатилась из глаза.
Сердце Анфисы дрогнуло, она впервые  так близко увидела  немощное, измождённое  лицо матери, что-то поняла, вся  напряглась и сжалась.  Щемяще далёкое, тёплое, родное  коснулось  её сердца.
Давя в себе подкативший   к горлу комок рыданий, она  припала  головой к груди матери и  горячо выдохнула:
-  Обещаю, обещаю, мама!
Лицо  Натальи Романовны просветлело,  она  слабеющими руками прижала к себе голову дочери и прошептала:
- Вот и славно, доченька…а. И затихла…
Соседка Зинаида  поднялась со стула и испуганно застыла.