Бабочки летают

Один из наших походов сильно врезался в память. По географии это были многочисленные горные притоки Нарына в Киргизии и Таджикистане, потому состоял из нескольких этапов. Технически мы забирались в один из труднодоступных, но достаточно обжитых районов на обычном рейсовом ПАЗике, который возил местных жителей по кишлакам. Потом пешком наверх, выходили на перевал и с него спускались обычно уже в долину (джайляу) или ущелье нужной нам горной реки в которой иногда встречались сезонные стоянки местных скотоводов. Но чаще не встречались.
 Естественно, что от перевала до воды, на которую мы могли поставить свои корабли, ещё надо было дойти ногами. Опытным путём усилиями нескольких поколений туристов было выяснено, что наиболее достоверными и по ландшафту, и по ориентирам были немецкие карты 1930-40-х годов. Советские карты, возможно, "из стратегических соображений" врали безбожно. Например, указанный на карте кишлак реально находился на совсем даже другом берегу реки или же отмеченный мост - десятком километров ниже или выше по узкому и не проходимому пешком ущелью. Мы ходили по немецким и всегда обходилось без подобных сюрпризов. Из шести запланированных и пройденных рек по четырём ещё никто не проходил, мы были первыми.
Несколько рек находилось в непосредственной близости от относительно тогда спокойной китайской границы, поэтому в Бишкеке (тогда Фрунзе) нам соответствующей службой были выправлены пропуска в приграничную зону.
Начиналось всё так. С попутной оказией в "кукурузнике" Ан-2 с армейскими красными звёздами на крыльях мы прилетели на одну из самых отдалённых застав Союза ССР. Выгрузив доставленные припасы, двоих служивых в зелёных фуражках и нас грешных в количестве шести душ, "кукурузник" развернулся на открытом всем ветрам голом, покрытом мелкой щебёнкой плоскогорье, взревел мотором, поднялся и в затухающем свете вечерней зари убыл на родной аэродром, покачав на прощание крыльями.
Застава представляла из себя несколько глинобитных свежепобеленных домов обнесённых таким же глинобитным дувалом в рост человека с бойницами. В самом маленьком домике-сарае в дальнем углу двора уютно чавкала и похрюкивала свинья. Рядом в таком же сарае негромко тарахтел электрогенератор. В конюшне похрапывали кони, из гаража поглядывал зелёный УАЗик, в дежурных помещениях горел свет. Посвистывал ветер, неся по низу сухую песчаную пыль. Служба шла своим чередом - граница была, как ей и положено, на замке.
Ребята погранцы приняли нас радушно, разместили в красном уголке, где мы с ними душевно пообщались, обсудили планы на будущее и оценили обстановку на границах нашей прекрасной Родины. Угостившись вечерней перловой кашей, выпив чайку, мы размотали спальники и тихо заснули рядком на полу предоставленного помещения.
Поутру, выглянув из-за дувала, мы обнаружили лишь небольшой ручеек, который вытекал из родника на территории заставы рядом с колодцем, и поняли, что наш путь до воды будет не простым и не близким. Так и оказалось. Попрощавшись с пограничниками, до самой темноты мы топали по мелкой щебёнке вдоль постепенно набиравшего силу из многочисленных мелких притоков ручья. К вечеру всё окружающее в багровых лучах заката, пронизывающих летящую мельчайшую красноватую пыль, стало приобретать какой-то нереальный, ну просто марсианский вид. Кто-то пошутил, что если вдруг сейчас над нами пролетит птеродактиль, никто даже не удивится. Когда окончательно стемнело, поставили палатки, сварили ужин на костре из собранных по дороге сухих веточек каких-то мелких кустов и кизяка, уснули. Утром поднялись, позавтракали, двинулись дальше. На плечах рюкзаки под сорок, в руках попарно - разобранные и связанные в пучок дюралевые рамы и вёсла наших "кораблей" - двухместных катамаранов. Бредём местами по воде разливающегося на множество проток ручья. Примерно к середине дня наконец встретили людей. Это местные киргизы скотоводы с небольшой отарой овец и косяком лошадей. Мужчина в годах, парень - его взрослый сын и дочь лет 10-11. По-русски чуть-чуть. Узнав, что в группе есть врач, попросили посмотреть дочь и лошадь.
Глянул на девочку, снял тряпку с глаза и ахнул. У неё на роговице сбоку-снизу образовалась большая белесоватая язва, дыра, из которой постепенно вытекало содержимое глаза. На коже лица и груди такие же язвенные лепёшки под влажным и слегка подсыхающим струпом. Мать моя, да это же оспа, самая настоящая натуральная оспа! Всё в точности как на восковом муляже на кафедре кожных болезней и фотографиях в учебниках. Стал спрашивать, да, недели три назад общались со своими родственниками, которые живут на той стороне границы, в Китае, такие же скотоводы-кочевники. А врачи, да какие здесь врачи, лошадь посмотри, доктор, тоже глаз слезится…
Я сразу к своим - от оспы все привиты? Все, ну слава богу. У лошади ничего не нашлось, похоже, веткой по глазу чиркнуло. Для девочки взял из стерильного, повязку наложил, больше ничего не сделаешь, глаз уже наполовину вытек. А учёные всё толкуют - оспа только в лабораториях осталась. Ага, в лабораториях.
Что делать, двинули дальше. Воды уже больше стало. Сняли ботинки, переобулись в кеды, собрали-надули корабли, сложили на них барахло, потянули по мелкой воде - всё не на горбу переть. Плоскогорье постепенно стало уходить вниз, обозначилось ущелье с руслом нашей речки. Пару километров прошли на катамаранах вниз, упёрлись в "ворота" - крутые горы с обеих сторон сжимают ущелье в узкую, непроходимую по воде щель, внизу водопад. Ну что поделаешь, собрали опять корабли, сложили, одели рюкзаки, сильно потяжелевшие мокрыми гондолами, полезли в гору. Сверху сполз густой туман и началось "веселье" - гора крутая, местами с травкой, на ней по горизонтали только еле-еле козьи тропы. Ползёшь по такой тропке почти распластавшись по склону, временами пузом по земле, рюкзак назад опрокинуть норовит, в руках по очереди железо кораблей, в пяти метрах уже ничего не видно, сыпуха тропы под ногами сползает и летит вниз, где ревёт не видимый в тумане водопад - романтика. Пролезли, тропки пошире стали, вниз идём нормально, тут новая напасть - снег повалил комьями с детскую ладошку, видимость лучше не стала. Вымотались, приткнулись в какой-то то ли ложбине, то ли пещерке, набрали снега в котелок, вместо дров сожгли кусочки плексигласа, который для растопки, сломанную свечку, щепки какие-то; мокрый кизяк с земли гореть отказался. С грехом пополам по четверть кружки кипятка набралось, плюс печенье, отдыбались, колотить перестало. "Радость" в том, что мы в тот день с Костей дежурными по кухне, была полной.
Идём как можем быстро дальше вниз, регулярно садясь задницами и рюкзаками в скользкую глину с овечьим помётом. Молодые Дима с Пашей убежали вперёд и орут снизу сквозь снег и наваливающуюся темноту: "Дрова! Есть дрова! Давайте быстрее. Встаём." Ну да, дрова - поляна сто на сто с булыганами и на ней два ободранных скотиной куста.
Пока ребята таборятся, ставят палатки, мы с Костей, наломав мокрых веток, под идущим стеной снегом, на коленях, склонившись над будущим костром, глотая дым, разжигаем огонь. Ветки оказались сухими и смолистыми, хорошо занялись, затрещали, показались язычки пламени. Костя отошёл набрать воды и наломать ещё веток. Я стал подниматься, качнулся и тут случилось страшное - огромный ком снега, лежавший у меня на голове и плечах, целиком упал в только-только разгоравшийся костёр. Народ высунулся из палаток на непроизвольно вырвавшийся из меня вой: "Сломал чего себе?". Но, увидев небольшой дымящийся сугроб на месте уже трещавшего костра, всё понял и залез обратно. Вариантов нет, костёр это жизнь, и всё началось сначала…
Утро было прекрасным - тихим, солнечным, ясным. Выбравшись на белый свет из палаток, мы обнаружили, что большие бугры под снегом, которые мы с вечера приняли за каменные глыбы, оказались … деревьями. Это была арча, стелящийся древовидный кустарник, близкая родня кипариса, туи, нашего можжевельника. Переждав распластавшись ненастную ночь, её ветки стали подниматься навстречу теплу и солнцу, и в сугробах, накрывших их, на глазах стали открываться ярко-зелёные щели. Арча просыпалась, распространяя вокруг себя в чистом горном воздухе смолистое благоухание. А дальше… дальше наше изумление вышло за все мыслимые пределы. Из зелёных щелей в "сугробах" на белый свет, выстеленный ослепительно белым искрящимся снегом, вылетели и затанцевали вокруг нас огромные, с две ладони, яркие, красно-золотисто-коричневые узорчатые бабочки!
Дальше уже был обычный поход с порогами, обносами непроходимых препятствий и прочими делами. Река уходила всё ниже, ниже, почти вертикальные красно-коричневые стены её каньона из спрессованных песка и гальки становились всё выше и выше, достигая, наверное, не одной сотни метров, постепенно превращаясь в узкую щель. Временами сверху пикировали орлы, с тихим шелестом раскрывая огромные крылья почти над нами, кружа потом и с удивлением вертя головами с клювами размером с мужскую руку. Река прокладывала себе путь в рыхлой породе не всегда ровно, потому стены каньона совсем не везде были строго вертикальными, и вместо голубого неба над нами совсем нередко нависали красноватые рыхлые глыбы. Все всё понимали: полное молчание и никаких резких движений.
Наконец жуткая щель каньона закончилась, мы вошли в плодородную, населённую когда-то, но безлюдную сейчас долину. По берегам стали попадаться сады с одичавшими мелкими и твёрдыми абрикосами, яблоками и грушами, рощицы грецких орехов. Таджикистан.