Моё эмоционально окрашенное детство. Свердловск

Мама выписывает «Книжное обозрение». И каждый раз чуть не наизусть заучивает что и когда выйдет «в свет». Дело в том, что мама уже давно собирает книги. Когда к нам заходишь, первое, что видишь – самодельный книжный стеллаж до потолка. Он такой нарядный, весь в разноцветье корешков: синий Марк Твен, болотно-зелёный Диккенс, коричневый Пушкин, мои самые любимые разнообразные библиотеки приключений, красно-белая фантастика, отдельные тома всего, что образованному человеку просто необходимо знать, чтобы не стыдно было перед людьми. Стеллаж сразу становится темой разговоров, когда приходят гости, я ему не конкурент! Иногда я ухожу к себе в комнату, закрываю дверь и в отчаянии начинаю орать песни, чтобы хоть этим обратить внимание на свою персону…да только папа просовывает в дверь голову и извиняющимся голосом просить «петь потише, а лучше, вообще потом, когда гости уйдут». Да, когда уйдут и петь будет незачем…он что, не понимает?

А в большой комнате кипит и завивается литературная беседа.
- А что вы сейчас читаете?
Этот вопрос задаётся везде и всеми сразу после «Здравствуйте».
Задумываюсь, а вот я что читаю?
Марка Твена прочитала довольно много, роман «Принц и нищий» мне пришелся на время болезни, в жару я бредила средневековыми ужасами Англии, которые видела, как наяву… И мне не понравилось. Как не понравилась и сама Англия, где штормило судьбу Оливера Твиста, где «весёлый старый джентльмен, еврей Феджин» превращал несчастья детей-бродяжек в преступления, а жестокий бандит Билл Сайкс убивал любящую его Нэнси… Зато фантастикой я упиваюсь! Однажды мама пришла с классного собрания и долго с папой хохотала в их «капитанской рубке» - на кухне. Оказалось, другие родители выкатили ей претензию за то, что пол класса приходит из школы домой с опозданием.
- А я у них спрашиваю: а я тут при чём?
- А они - запретите вашей дочери пересказывать книги после школы! А то устраивает каждый день «театр у микрофона»! Тащит их за собой!

Ха, всё верно, я-то прибегала домой вовремя, а пол класса после уроков трусило за мной, как грызуны за дудочником. Они провожали меня до дома, заворожённые пересказами фантастических романов, выдернутых мной из маминой «коллекции», а потом, бедолаги, получив моё обычное «продолжение завтра», опоминались и летели через весь район назад по своим домам…Опаздывали конечно, получали выговоры и строжайшие запрещения провожать эту «сказочницу», но назавтра всё повторялось. А я посмеивалась и рассказывала маме по секрету, что я:
- Работаю Шахрезадой, вот!

Телевизор теперь в каждой квартире, правда чёрно-белый, но широкоэкранный, а не маленький, как я видела однажды во Владивостоке. Тогда я поразилась огромной выпуклой лупе перед крохотным экранчиком, величиной всего с четыре спичечные коробки. В лупу была налита вода и изображения были хоть и увеличены, но сильно искажены, смотреть это диво мне показалось невозможным. Теперь же вечера без телевизора взрослым кажутся пусты и скучны. А детям... Ну что мне прикажете смотреть? Новости? Хоккей? Футбол? Длинные разговоры за столом на производственные темы?
Мультфильмы или фильмы для детей показывают редко, пару раз в неделю, поэтому у меня в классе читают все. Поголовно.
И новая книга действительно лучший подарок.
Да ты попробуй её ещё купи!
Когда я была дошколёнком, то «Книжное обозрение» объявило, что выходит продолжение моего любимого «Волшебника Изумрудного города»! Всю осень1963 года я приступом брала детский отдел большого, как заводская площадь, книжного магазина, что возле маминой работы, заходила туда и вежливо интересовалась:
- Скажите, пожалуйста, а не завезли ещё «Деревянные солдаты Урфина Джуса»?
Всё бы ничего, только это повторялось ежедневно. И однажды продавщицы не выдержали и, захохотав, при виде меня, бочком входящей в магазин, хором произнесли за меня эту мою фразу…Боже мой! Как же я была сконфужена и обижена…При этой плохой игре я попыталась скроить хорошую мину и сделать вид, что пришла за чем-то иным, просто посмотреть, но пришлось позорно ретироваться под смешки молодых продавщиц…Смех-смехом, но книгу они мне не оставили, когда она всё-таки вышла. Мама доставала «Урфина Джюса» с большими трудностями и только через знакомых путём обмена.

Тщательно изучив программу передач на сегодня, я выуживаю к своему восторгу в три пятнадцать мультфильм «Чиполлино»! Ура! Обожаю.
В ожидании я замечталась:
- А вот если бы был не один канал по телевидению, а два! И если бы одновременно показывали и «Чиполлино», и «Буратино», так что бы я выбрала? А? Да, ладно, - обрываю я себя, - это я так, глупости думаю. Такого быть просто не может… Чудес на свете нет. Надо быть реалистом, а не мечтателем!

Но почему-то показывают не Чиполино, а странный мультфильм про пингвинов. Два…две…в общем дружили пингвины, потом их стая приплыла на остров, где положено было высиживать яйца и выводить пингвинят. Эти два пингвина сидели каждый на своём яйце. Ну, не совсем сидели, держали на лапах и прикрывали пузом, а потом от голода придумали одному держать оба яйца, а другой плавал и ловил рыбу. Сначала всё было хорошо, но один раз второй пингвин случайно упустил чужое яйцо, и оно укатилось в море. Тогда пингвин взял округлый белый камешек, похожий на яйцо и ничего другому не сказал. Вот так вышло, что бедный пингвин стал высиживать камень… У всех уже пингвинята, а этот несчастный камень высиживает и того не знает! У всех дети с горки катаются, а этот вечером камень, как ребёнка, с горки нежно так на ластах спускает…На этом моменте мне совсем не по себе…Но дальше вообще кошмар! Зимой этот остров затапливается океаном, все пингвины уплывают с детками, а этот-то не может! Его здесь на острове инстинкт держит, у него же яйцо! И вот пингвин забирается всё выше и выше, а вода тоже всё выше.
Он же не знает про камень, он-то думает - это яйцо, ребёнок его!
Вот - только кончики ласт над водой, и в них яйцо…
Вот просто бушует пустой, равнодушный океан…

Если бы тут с работы не пришла мама, я бы наверное умерла с горя и задохнулась бы от спазмов и колючего кома в горле, от упрямых слёз, которые жгли глаза и грудь, но так запеклись, что прорваться наружу не могли. Мама перепугалась, схватила меня в охапку, прижала к себе, стала качать как маленькую и рассказывать, что для каждой мамы ребёнок – вот такое яйцо, ради которого и умереть не жалко. Что и я – тоже такое мамино яйцо, кровинушка… А я слушала-слушала, и наконец великое горе моё пролилось горючим дождём слёз, благодатным и освобождающим…

Да что же это за такое! Не успела я пережить мультфильм, как пришла газета «Вечерний Свердловск». Папа выписывает много газет: «Известия», «Правда», но теперь к нам стала приходить и эта. Иногда я её проглядываю в поисках. А сегодня они увенчались... Название одного рассказа мне показалось перспективным - «Бабка», ничего такого политического и заумного. И автором значится тётенька, зовут, ага, Валентина Осеева. Почитаем… С намерением развлечься, я распахнула широкие листы газеты на тахте, сама примостилась рядом… Глаза – это такое дело, зацепившись за слова, они никак не отцепляются и бегут, бегут по строчкам, подгоняемые нетерпеливым желанием добраться до развязки, до того главного, ради чего сочинитель и городит весь этот словесный огород. Часто только добежав, ты и узнаёшь, стоило ли вообще нырять в этот чужой мирок, нужен ли он тебе, заберёшь ли ты его с собой в бесконечно длинную жизнь от одной весны до другой, поманишь ли друзей, одноклассников или ребят во дворе отблесками этого - раньше чужого - а теперь уже почти твоего мира.
Теперь, читая, я пылала возмущением!
Как же так можно обижать бабулю!
Да я никогда!
Да попадись мне этот Борька или его папаша, уж я бы!
Подгоняемая надеждой на их раскаяние и полновесное воздаяние за бессовестное равнодушие, я мчала галопом по газетным строчкам. Но вдруг споткнулась…
Смерть раскорячилась на весь столбец…
Бабушка умерла, ненужная, нелюбимая, лишняя. Отвергнутая, неловкая любовь её и забота тихо погасли в последних строчках криво накарябанного ею последнего «прости» :
- «Внуку моему Борюшке»… В букве «ш» было четыре палочки.»
И не стали мне уже злорадным удовлетворением описанные рыдания внука её Бориса, осознавшего окончательность и безвозвратность человеческой смерти. К тому моменту я и сама тонула в слезах, представляя эти несчастные «четыре палочки» буквы «ш» и старушку, их выводящую...
Да что же это, в самом деле!
Не могла, что ли эта Осеева изобрести другое окончание? В моих любимых фантастических романах и рассказах всё всегда улаживается ко всеобщему счастью, а тут что? Сейчас я злюсь, но и понимаю, что - «нет», вряд ли жизнь согласится совершить цирковое «сальто-мортале» и под рёв восхищённой публики приземлившись на ноги, замереть в неестественно-прекрасной позе ослепляя фальшью блёсток и сияя деланной улыбкой. На моё книжно-сказочное осознание бытия стало грозовыми тучами наползать жирное, неприятное и тревожащее меня понимание несправедливости жизни.
Вот мой друг Серёжка, у него нет папы, а мама его полный инвалид, у неё пале…полиартрит, она не ходит, только ездит в инвалидной коляске, руками-клешнями может удерживать лишь два таких больших деревянных челнока, которыми она плетёт нитяные сетки-авоськи. Ну те, с которыми все тётеньки сегодня ходят в магазины и на рынок. А дома у них совсем страшно не убрано, а кому убирать? Серёжка ходит со мной в третий класс, моет посуду, чистит картошку, его мама-то не может… Она ему всё разрешает: и котёнка завести, и щенка, потому, что ей хочется его порадовать. Я же вижу, он с ними возится, а она тихонько плачет. Я его угощаю ирисками, а он рад. Я позвала его на день рождения, он пришёл и подарил мне детскую авоську, такую из розовых и белых ниток. Он сам её сплёл для меня - его мама специально научила! У нас за столом Серёжа сидел какой-то пришибленный. Я всё пыталась развеселить, завезти его - прыгала, орала, хохотала. А потом, когда праздник закончился и все разошлись, села и заплакала, отчего-то эта его сеточка мне так стиснула душу…
А другой мой друг – Андрей, они живут хорошо, у него замечательный папа, но мне у них неловко, хочется уйти. Вот отчего так?
А когда мы ходим менять газовые баллончики от маленькой кухонной плитки на рынок, там папиросами по одной торгует старик. У него совсем нет ног, и снизу он прямо приделан к дощечке на колёсиках, а в руках у него две такие колотушки с чёрными резининами, он ими от земли отталкивается и катит, куда надо. А тротуар такой выщербленный и заплёванный, там окурки и бумажки, а он улыбается и шутит, задирает прохожих. Ему многие просто так денежки дают, не за папиросы. Папа говорит, что это герой, он воевал, и ему ноги оторвало. И ещё по городу много таких ездит. Просто этого инвалида мы хорошо знаем, и папа с ним разговаривает и помогает ему. Война… редкий день обходится без воспоминаний о ней. А как иначе? И мама, и папа – пережили такие ужасы, так тяжело жили, но вот, выжили! Так как же не говорить о войне?
А недавно было так. За ужином речь зашла об иностранных делегациях. Папа весь в эмоциях искрил маме:
- Помнишь, как в 1964-м, тем летом, Вальтер Ульбрихт с женой приезжали? Меня вызывали, как начальника цеха, как же, Первый секретарь ЦК Социалистической единой партии Германии, Председатель Государственного совета ГДР! Обеспечить массовость надо было… Понимаешь, когда на трибуне соловьём разливались: дорогие друзья, дорогие товарищи… за мной мой старый мастер стоял и шептал: «Вот, теперь «дорогие друзья» стали, а что они творили в войну, что творили-то «дорогие друзья»!» И чуть не плакал, скривился весь…
- Да ладно, нас тоже собирали, как там говорили, «мы демонстрируем миролюбивый настрой Советского Союза, при том, что обладаем мощным оборонным потенциалом»! Да не смейся ты, когда по сто раз на дню объяснят, поневоле выучишь, как попугай… Кстати, ты в апреле позапрошлого года Цеденбала, монгола, видел? Какой он был?
- Нет, в 65-м наш цех редко собирали, а этот «дорогой товарищ» вообще проездом был из Иркутска в Москву, по заводу вихрем пролетел.
- А Реза Пехлеви?
- Шаха-то иранского? Да, его встречали. Представительный мужчина. Знаешь, такой … основательный.
- А я видела фотографию его жены – просто красавица! А одета была в…
Всё, мама оседлала своего любимого конька. После той фотографии она сшила свою самую прекрасную на мой неискушённый взгляд двойку. Благородного алого блеска выпуклая парча, вся в мелкую черную крапинку, приталенный жилет с большим вырезом, облегающая юбка с разрезом и, что самое замечательное – белая блузка под старину с восхитительным жабо и узкими рукавами три четверти с пышной широкой оборкой от локтя … А ткань, как подтаявший лёд, такая романтичная… Всякий раз, когда мама появляется в этом наряде, знакомые невольно присвистывают от восхищения, а дамы поджимают губы. Оно и понятно, никого нет на свете, прекраснее моей мамы! Пусть даже она и ругается…

- Да, - задумываюсь я, - частенько на Уралмаше гостей встречают. Уже почти четыре года прошло, а до сих пор разговоров сколько, как тогда в 1963-м Фидель Кастро, жених мой незабвенный, любовь неразделённая, комсомолку из папиного цеха чуть с собой на Кубу не увёз! Она его от завода приветствовала, на трибуне цветы дарила. Потом он приглашение ей выслал и всё-таки в результате увёз гостьей на полгода… Ах, как я с ним тогда носилась! От воспоминаний и сейчас млеет где-то в области желудка… Я тогда во Владивостоке жила, ещё маленькая была, когда он на Уралмаш прикатил, во всех газетах пропечатали его портреты. Такой лихой красавец … с бородой и в берете! Я портреты эти из газет выдирала, края для красоты подгибала и всем-всем в глаза пихала, чтобы объявить – за кого я замуж пойду, потому, что так решила твёрдо! А он что выкинул? Меня потом дедуля задразнил:
- Не вышло из тебя невесты! Неверный твой Фидель.
Ну да, Фидель означает преданный и верный, а этот - изменщик коварный! Одно меня утешает, он же вообще меня в глаза не видывал, да и про то, что я его в женихи определила – до сих пор не в курсе. Вот если бы мы встретились, тогда бы он не отвертелся… Но пока изменщик правит у себя на Кубе, а я тут, в третьем классе над английским страдаю... Ладно, ещё не вечер. Посмотрим.