Шестая жизнь. Часть 4. Васильки в снегу

Ветер распахнул настежь до того лишь слегка приоткрытое окно. Тюлевая занавеска взвилась к потолку и забилась, словно крыло огромной белой птицы. Запахи майских трав и цветов наполнили веранду. Солнечный луч соскользнул с подоконника, с любопытством заглянул в углы, пробежался по старому шифоньеру, на мгновение остановился на белой в мелкий голубой цветочек скатерти на столе, а потом замер на подлокотнике большого кресла-качалки, где мальчик лет одиннадцати-двенадцати уютно устроился с дымчатой кошкой на руках.

*   *   *

Огромный дворец Зимы, построенный из ледяного хрусталя, что прекраснее и прочнее алмаза, переливался на солнце всеми цветами радуги. По комнатам и коридорам разносились радостные голоса и торопливый топот ног. Снежинки сметали только им видимую пыль, а светлокудрые феи с прозрачными крылышками, порхая, укладывали подарки в большие узорчатые сундуки. Две стройные эльфийки с бледно-сиреневыми глазами и длинными серебристыми волосами ловко одевали в пушистые шубки из чистейшего снега двух маленьких девочек, которым совсем недавно исполнилось по четыре года. Малышки весело смеялись, когда одна из них то и дело корчила какую-нибудь забавную рожицу или, подшучивая над одевавшей её эльфийкой, строила рожки над её головой. В светло-голубых глазах сестричек озорно вспыхивали разноцветные огоньки.
В комнату заглянула хозяйка дворца, царственная Зима, и строго погрозила пальцем чересчур разбаловавшимся близняшкам. Те, было, немного присмирели, но ненадолго, заметив безмерную нежность, наполнявшую такие же светло-голубые, как у них, глаза матери. Зима, понимая, что сейчас не сможет ни наказать, ни отчитать дочерей, предпочла до отъезда уединиться в своих покоях.
Сердце царицы радостно билось в предчувствии долгожданной встречи с дорогими сёстрами и братом. Очаровательная Осень, прекрасная Весна, мудрый и добрый Лето… С сёстрами Осенью и Весной, пусть лишь ненадолго, но Зима встречалась каждый год. С братом Летом, самым любимым из всех, видеться удавалось лишь раз в десять лет, когда все четверо всего лишь на трое суток собирались на летающей в поднебесье горе Эрии, где только в эти дни самым теплолюбивым цветам не страшны были самые сильные морозы, а снег и лёд не таяли под горячими лучами огненного солнца. Предстоящая встреча, к тому же, должна была стать особенной: Зима отправлялась туда вместе со своими ненаглядными дочурками Метелицей и Стужей.
Царица вспомнила, как одиноко ей было в её великолепном дворце, как скучала по своим сёстрам и брату и как захотелось, чтобы кто-то родной был рядом. Подумала тогда про людей. Никогда не обращала на них особого внимания, а тут словно увидела, как сидят за одним столом взрослые и дети, как старшие катают на санках младших, как помогают друг другу, как защищают друг друга. Семья… И плохое бывает. Ссоры, непонимание. И всё же… Так тогда, пять лет назад, захотелось Зиме детей… И однажды, проснувшись утром, она поняла, что внутри неё зародилась жизнь. Такая хрупкая, такая желанная. Наверное, ветреные, переменчивые сёстры не поймут её. А вот серьёзный и основательный брат обязательно поддержит и разделит её радость.

*   *   *

Веснушчатый мальчишка уставился яркими васильковыми глазами на двух похожих как две капли воды девчонок, года на три младше его. Вихры цвета спелой пшеницы забавно топорщились во все стороны, и одна из белокурых незнакомок весело засмеялась, показывая на него пальцем. Вторая сначала нахмурилась, явно негодуя из-за такой неопрятности, но через секунду не удержалась и тоже покатилась со смеху.
– Метелица, опять ты за своё! И пальцем нехорошо тыкать в других! А ты, Стужа, туда же! ¬– в голосе высокой красивой женщины в белоснежных одеяниях явственно послышалась досада. Она вышла из кареты и остановилась позади хохотушек, положив руки им на плечи.
– Что ты, сестрица, они всего лишь дети! Их смех – словно звон колокольчиков на зелёной лужайке! – широкоплечий статный Лето ласково посмотрел на Зиму, а взгляд его ярко-жёлтых, словно солнце, глаз с тёмно-зелёным ободком стал ещё теплее. Тёмно-русые кудри обрамляли утончённое лицо с золотистой кожей. – Девочки так похожи на тебя. Неужели это твои дочери?
– Да, мой милый брат! – Зиме не удалось удержать рвавшиеся наружу радость и гордость. – Та, что слева от меня – непоседа и озорница Метелица, справа – более спокойная и рассудительная – Стужа. Им уже по четыре года. А что за мальчик рядом с тобой?
– Это мой приёмный сын, Лель. Он остался сиротой, и ему было так же одиноко, как мне, когда два года назад я увидел его. Будучи совсем ещё юным, он пас коров, играя на свирели. А потом я услышал, как он поёт, и не смог остаться равнодушным. Этот мальчик очень дорог мне.
Пока Зима и Лето беседовали, Лель внимательно разглядывал близняшек и теперь понял, что они, конечно, очень похожи, но не настолько, как показалось сначала. В белых прядях Метелицы поблёскивали золотистые волоски, короткие завитки пушились над высоким мраморным лбом, слегка курносый нос нарушал правильность черт, более пухлые губы, чем у сестры, готовы были в любое мгновение растянуться в улыбке. Внешность Стужи была идеальна во всём: идеально белые прямые волосы, идеально прямой точёный носик, безупречной формы бледно-розовые губы. Но главное – глаза сестричек. Абсолютно одинаковые по цвету и форме, они светились по-разному, даже когда обе девочки задорно смеялись. Лёгкость и лучистость Метелицы, задумчивость и глубина Стужи – Лель так и не понял, что привлекает его больше.

– Дети! Вот как!
– Очаровашки!
– Какие миленькие!
– Дайте-ка вас разглядеть получше!
На плоской вершине горы задули ветры, закружились вихри, запахло талыми водами и первым снегом, свежей зеленью и засыхающими травами, набухающими почками и опадающими листьями. Лель и малышки неожиданно оказались под перекрёстными взглядами ярко-зелёных глаз Весны и золотисто-карих – Осени. Все трое с интересом рассматривали столь шумно появившихся тётушек. На обеих были роскошные разноцветные платья, бусы и браслеты мелодично позвякивали в такт их движений. В светло-русые волосы Весны были вплетены жёлтые одуванчики и голубые первоцветы. На голове Осени красовался пёстрый венок из берёзовых, дубовых и кленовых листьев, длинные рыжие волосы струились по плечам и спине.
По прошествии нескольких минут, удовлетворив собственное любопытство и почувствовав, что внимание к ним ослабло, дети переглянулись и, взявшись за руки, отбежали от взрослых, справедливо решив, что те будут только мешать им в их играх.

– Дети! И откуда они у вас? Как вы на такое решились? – оставшись вчетвером, Весна наконец-то задала вопрос, с самого начала вертевшийся у неё на языке. Осень согласно кивнула, поддерживая сестру.
Зима и Лето по очереди рассказали то, о чём уже говорили друг с другом.
– И всё же не понимаю я вас. По-моему, дети – это такая обуза, – вздохнула Осень.
– Согласна, – в недоумении повела плечами Весна. – Вот увидите, проблем с ними не оберётесь.
– Ладно ещё Зима, – тонкий палец в задумчивости закрутил рыжую прядь вокруг себя, – её девочки такие же, как мы. Но твой, Лето, приёмный сын – всего лишь человек. Пройдёт совсем немного времени, он состарится и умрёт. И это ещё в лучшем случае.
– Знаю, – голос брата слегка дрогнул. – Но я люблю этого мальчика, и решил не думать сейчас об этом. Я сделаю всё, чтобы его жизнь была счастливой, и сам буду счастлив рядом с ним. А потом у меня будут мои воспоминания. Это лучше вечного одиночества.
– И что вы заладили: одиночество, одиночество! – блеснули зелёные глаза. – Я никогда не чувствую себя одинокой!
– И я! – согласилась с сестрой Осень.
– Что ж, я рада за вас, – рассмеялась Зима, и диадема из ледяного хрусталя, венчавшая её голову, заискрилась под лучами сияющего солнца. – Это и неудивительно, ведь ваша жизнь постоянно наполнена переменами. Когда ж тут грустить или скучать!
– А я рад, что наконец-то мы снова встретились, мои обожаемые сестрички! Так давайте отбросим печальные мысли и будем веселиться! – Лето махнул рукой, и множество самых причудливых светлых фейри возникло вокруг: снежные и цветочные феи, лесные и речные эльфы, гномы, брауни, светлячки и лепреконы. Заиграла чудесная музыка, появились наполненные изысканными яствами столы, танцоры и танцовщицы закружились в воздушном вальсе.
Весна, Зима, Лето и Осень не могли наговориться друг с другом, не могли наглядеться друг на друга.
В какой-то момент Зима протянула руку и осторожно дотронулась до венка, искусно сплетённого из маленьких белых цветочков, который украшал тёмные волосы её брата.
– А где венец из снежинок, который я подарила тебе во время нашей прошлой встречи? – спросила она.
– Это он и есть, – улыбнулся Лето. – Снежинки в моём царстве мгновенно бы растаяли, и я превратил их в эти прелестные цветочки, напоминающие, подобно снежинкам, маленькие белые звёздочки. Эти цветочки так и называются «звездчатка» и цветут в конце июня – начале июля. Я очень дорожу этим венком, ведь его сделала для меня своими собственными руками самая любимая из моих сестёр.

Лель с завязанными глазами ловил бегающих вокруг него девочек. Он чутко прислушивался к топоту их ног, дыханию и шороху платьев, к еле сдерживаемым смешкам. Но каждый раз, когда думал, что какая-нибудь из них сейчас окажется в его руках, хватал лишь воздух, а взрывы хохота с новой силой взвивались в стороне от него. Мальчик решил схитрить и незаметно приподнял повязку так, что снизу стал хорошо видеть перебегающие с места на место маленькие ножки. Теперь жмурки превратились в охоту. Он старался сбить сестричек в кучу и захватить разом. И в какой-то момент они обе очутились в кольце его рук, и все трое с громким визгом повалились на траву. А потом лежали, раскинув руки и глядя в синее небо.
Вдруг в лицо Лелю прилетел снежок. Мальчик подскочил от неожиданности и с трудом разлепил запорошенные снегом ресницы. И тут белые рассыпчатые комья полетели в него градом. Но недолго глаза раскрасневшихся близняшек победно сверкали. Пареньку ловко удавалось уворачиваться от атак озорниц, при этом каждый его снежок попадал в цель.
– Где ты так научился играть в снежки? Ты же живёшь в царстве Лета! – крикнула запыхавшаяся Стужа.
Не прекращая забрасывать девчонок снегом, Лель ответил:
– Лето взял меня к себе только два года назад. Я родился и пять лет прожил среди людей. А там весна сменяет зиму, а осень – лето. Снежки – любимая забава детворы зимой. Так вы сдаётесь?!
– Хорошо, хорошо! – и сёстры протянули руки, показывая, что в них больше нет снега.
– Тогда – айда купаться! – рядом тут же блеснула широкая прозрачная речка. На берегу, возле самой воды, шумели камыши. Белые лилии грациозно покачивались на больших зелёных листьях. Между зарослями желтел широкий песчаный вход в воду.
– Но мы никогда не купались в реке, – боязливо повела плечами Метелица.
– И плавать не умеем, – кивнула Стужа.
– Значит, я вас научу! Вот увидите, вам понравится!
Лель быстро скинул одежду, оставшись лишь в длинных тёмно-синих трусах, и с разбегу прыгнул в воду, погрузившись с головой. Вынырнув, уверенно и быстро поплыл вдоль берега, руки одна за другой взлетали среди поднятых им брызг. Вскоре, выйдя на сушу, удивлённо посмотрел на застывших близняшек. На его худом, но крепком и загорелом теле блестели капельки влаги.
– Почему вы ещё не разделись? Снимайте платья, а то они будут тянуть вас ко дну, и заходите в воду. Да не бойтесь, у берега неглубоко. А вода какая тёплая и ласковая!
Вскоре девочки в коротких нижних сорочках и обшитых кружевами панталонах осторожно ступили в воду, на всякий случай держась за руки. Лель рассмеялся.
– Куда же девались ваши задор и смелость! – чем ещё больше смутил сестёр.
Но прошло совсем немного времени, и они освоились, весело барахтаясь на мелководье и брызгаясь друг на друга и мальчика. Особенно, конечно, доставалось Лелю.
Он показывал им, как нужно болтать руками и ногами, поддерживал то одну, то другую, когда те пробовали поплыть. И вскоре, хоть и совсем немного, у них начало получаться.

Вечером невдалеке от взрослых дети развели собственный костёр и, склонившись поближе друг к другу, о чём-то секретничали.
– Быстро же они подружились, – удивлённо заметила Весна. – Прямо не разлей вода.
– Не знаю, так ли уж это хорошо, – обеспокоенно ответила Зима. – Будут теперь скучать друг по другу, как мы. Не скоро ведь снова встретятся.
– Да, – вздохнул Лето. – Десять лет для детей – большой срок. А особенно для моего Леля.
Но заботы взрослых сейчас не волновали детей. Девочки с замиранием сердцем слушали сказки и истории, которые во множестве знал Лель, и иногда были слышны то изумлённый возглас, то испуганный вскрик, то заливистый смех.

Три дня промелькнули и растаяли. Но, возвратившись во дворец Зимы, и Метелица, и Стужа часто вспоминали игры на горе Эрии и удивительные рассказы Леля.

*   *   *

Хоть и скучало порой зимнее семейство по своим более жарким родичам, но и само не заметило, как в их снежно-ледяных и морозно-трескучих делах и хлопотах прошли десять лет. Метелица и Стужа превратились в стройных изящных девушек. Длинные белые волосы сияли, переливаясь то бледно-сиреневым, то голубым, то серебристым, то ярким солнечным цветом, а то вдруг какая-то прядь приобретала фиолетовый оттенок. Но всё же в локонах Метелицы, благодаря вкраплениям золотых волосков, тёплых тонов было больше, чем в локонах Стужи. И теперь уже любой, глядя на них, мог с уверенностью сказать, что прелестные близняшки хоть и очень похожи, но уж точно не на одно лицо. Сёстры души друг в друге не чаяли, деля на двоих все свои секреты, сомнения и грёзы.

Едва Зима в сопровождении дочерей ступила на плоскую вершину горы Эрии, Весна и Осень степенно вышли им навстречу, присели в грациозном реверансе, а потом, весело прыснув со смеху, отбросили напускную важность и радостно бросились обнимать сестру и племянниц. Не успели все обменяться и дюжиной слов, появился Лето. Рядом с ним робко переминался с ноги на ногу высокий ладный парень. Напоенные солнцем волосы, лёгкими волнами падающие на плечи, удерживались на лбу коричневым кожаным шнурком.
– Лель! – воскликнула Осень. – Как же ты вырос и возмужал! Тебя и не узнать! Настоящий красавец!
Щёки юноши слегка зарделись, и он смутился ещё больше.
– Ну-ну, сестрицы! Оставьте парня в покое! Дайте ему хоть немного освоиться! – улыбнулся Лето, увлекая их в сторону лужайки, с которой доносилась музыка и пение фейри.
Лель проводил их взглядом, а потом повернулся к стоящим поблизости близняшкам. Задумавшись, он с интересом рассматривал их, и в его ярко-васильковых глазах всё более и более явно отражалось восхищение.
– Ты что на нас так уставился! – топнула ногой Стужа. – Мы тебе не какие-нибудь диковинные вещицы, чтобы нас так разглядывать. Это просто невежливо!
– Ох, извините! – парень зажмурился, а потом его пушистые светлые ресницы быстро заморгали. На лице отразилось недоумение, словно его резко вырвали из сладкой дрёмы. При этом вид юноши стал настолько комичным, что девушки рассмеялись, мгновенно сменив гнев на милость.
Спустя совсем немного времени юные дети Зимы и Лета весело болтали, вспоминая о прошлой встрече и рассказывая друг другу о произошедшем в течение последних десяти лет. Разговорам не было конца, а сердце Леля начинало гулко биться в груди, когда его рука случайно касалась руки одной из близняшек. Целые дни троица проводила вместе. Они плавали, плели венки из цветов и осенних листьев, играли в снежки, катались на коньках, скакали на единорогах, летали на священных птицах хумо.

Стужа, Метелица и Лель вновь уселись на длинные санки на вершине невысокого заснеженного холма и, оттолкнувшись, быстро понеслись вниз по крутому склону. Визг и смех разносились далеко окрест. Санки то и дело подскакивали, угрожая перевернуться. И, наконец, это случилось у самого подножия холма, и шумная компания раскатилась в разные стороны. Сидевшая перед Лелем Метелица оказалась в его объятиях, а их глаза так близко друг к другу, что оба несколько секунд ничего, кроме этих глаз, не видели. Взгляд юноши утонул в голубой глубине, внутри которой вспыхивали маленькие жёлтые звёздочки. «Как же раньше я не замечал этих звёздочек?» – пронеслась в голове мысль. А Метелице показалось, что васильковое тепло наполнило её тело до самых кончиков пальцев.
– Вставайте, хватит валяться! – задорно крикнула ничего не заметившая Стужа. Она радостно посмотрела в синее небо и приветственно помахала рукой парящим там орлам. Как же хорошо! А потом подбежала к сестре и названному брату, которые как раз поднимались с земли, приобняв, слегка толкнула их, и теперь лежала между ними, вместе со всеми наблюдая за полётом величавых птиц.
После этого Леля всё сильнее и сильнее тянуло к Метелице, а сердце девушки трепетало рядом с ним. И в какой-то момент Стужа словно почувствовала лёгкий укол, каким-то седьмым чувством уловила, что что-то происходит. Показалось? Всё было, как раньше. Ей было уютно и весело рядом с обожаемыми братом и сестрой. Откуда это ощущение собственной отстранённости, словно у них образовался свой обособленный от неё мир, с которым её мир лишь пересекался время от времени, а затем она оказывалась одна, где-то поблизости, но не вместе с ними. «Ерунда какая-то!» – девушка решила не обращать внимание на такие глупости.
А тут подоспело время возвращаться в царство Зимы. Молодые люди простились друг с другом с искренними теплом и дружбой в сердцах.

*   *   *

Не было для Стужи никого ближе и роднее Метелицы. И не было для Метелицы никого ближе и роднее Стужи. Вместе со снежинками летали они к людям, кружились над их домами, вихрились над полями, взмывали выше самых высоких сосен. Вместе с ветром и морозом студили реки и озёра, наметали сугробы, щипали за носы прохожих. А, возвратившись в ледяной дворец, с улыбками вспоминали своё озорство, удивлялись увиденному, мечтали, глядя на звёзды. И всё же нет-нет, да и наполнятся глаза Метелицы печалью и тоской, унесутся её мысли в сокрытую от её сестрицы даль.
– Метелица! Метелица! – уже несколько секунд окликала её Стужа.
– А! Что? – девушка встряхнула волосами, словно её только что разбудили. Золотистый завиток выбился из уложенных в причёску белых кос.
– Да что с тобой? Нас матушка зовёт, а ты словно и не слышишь ничего.
– Прости, задумалась.
– О чём же?
– Да так…
– Опять увиливаешь!
Молчание. А потом лишь:
– Поспешим. Ведь матушка зовёт. Как-нибудь в другой раз.
Нельзя сказать, чтобы Стужа совсем уж не догадывалась о причинах такой грусти. Ей тоже вспоминались васильковые глаза и крепкие руки, загорелое мускулистое тело в брызгах речной воды. При этом в груди что-то сладко сжималось. Затем перед мысленным взором возникали взгляды, которые при прощании то и дело бросали друг на друга Лель и Метелица. И какое-то совсем уж непонятное чувство (одиночества? зависти?) жалило изнутри. В такие минуты Стуже казалось, что она теряет обоих, и прежде всего свою обожаемую сестру. И девушка решительно прогоняла эти мысли: «Показалось! Глупости!»
И, словно по какому-то молчаливому сговору, близняшки никогда не говорили о встречах на Эрии, хотя обе были уверены, что каждая нередко думает о них.

*   *   *

Сёстрам было по двадцать четыре, когда обе они, стройные, ладные, в третий раз в жизни ступили на чудесную гору. Даже не менее красивые тётушки и дядя не сумели скрыть своего восхищения. Лель стоял, как громом поражённый. Первой из снежной кареты вышла Стужа. Заметив потрясённый взгляд молодого мужчины, она испытала такую радость, которую не испытывала никогда. Но тут глаза Леля соскользнул с её лица и остановились на следовавшей за ней Метелицей. И помимо восторга в них вдруг возникло столько тепла и света, что слово «любовь» само всплыло в голове Стужи. А повернувшись к сестре, те же свет и тепло она ясно различила и в её глазах, безотрывно смотрящих на парня. Внутри Стужи всё похолодело, потом болезненно сжалось. Но через мгновение усилием воли она напомнила себе, как дороги ей сестра и названный брат, и улыбнулась, приветствуя Леля и встречавшую их родню.
Казалось, матушка, дядя и тёти ничего не заметили, радостно обнимая другу друга, и вскоре удалились, предоставив молодёжь самой себе.

Всё было, как и в прошлые встречи: забавы, разговоры, истории, песни и танцы. Но всё чаще и чаще Стужа чувствовала себя лишней, а её ревнивый взгляд неизменно замечал взоры, касания, улыбки, предназначенные только двоим из их троицы, и в число этих двоих она точно не входила. Парочка явно искала уединения, а порой и, действительно, исчезала куда-то, стоило Стуже отвернуться, а потом появлялась, как ни в чём не бывало. И всё же что-то менялось.
– Куда вы опять пропадали? Я искала вас!
– О, прости! – засмеялась Метелица. – Ты была занята, а мы услышали пение соловья и углубились в лес. Не хотели тебя отвлекать.
– Я не против была отвлечься, – Стужа не смогла сдержать обиду, и та проскользнула в её голосе.
Но влюблённые, поглощённые друг другом, были далеки от терзаний Стужи, не различая их за собственным счастьем.
– Хорошо, в другой раз мы обязательно тебя позовём!
Но всё повторялось и в другой, и в третий, и в четвёртый раз.
Девушка поняла, что её дурные предчувствия стали реальностью: она потеряла обоих. И теперь ей хотелось как можно скорее вернуться в царство Зимы и забыть терзавшие её зависть, ревность и одиночество. Последний день на горе Эрии Стужа провела со своими старшими родственниками, не желая больше чувствовать себя лишь помехой.
– Почему ты здесь? А где Лель и Метелица? – удивился Лето.
– Мне наскучили их забавы. Хочу немного побыть с вами, ведь мы так редко встречаемся.
– Стужа с рождения была серьёзнее своей сестры, – усмехнулась Зима. – Что ж, у нас тут тоже хватает развлечений.
А Осень и Весна подхватили племянницу и закружились с ней в вальсе под искусный аккомпанемент эльфийского оркестра.

Лель и Метелица лежали в высокой траве, тесно прижавшись друг к другу. Девушка уткнулась в плечо юноши, и тот чувствовал, как намокла от слёз его рубашка. В его глазах, устремлённых к курчавившимся в небе облакам, тоже стояли слёзы, которые он старался сдержать всеми силами. С трудом сглотнув ком в горле, тихо произнёс:
– Не плачь, моя милая! Придёт время, и мы снова встретимся.
– Десять лет! Даже мне этот срок в разлуке с тобой кажется бесконечным. Что же тогда говорить про тебя! Я этого не вынесу! – всхлипнула Метелица.
– Я тоже не хочу расставаться с тобой! Я всегда, всегда хочу, чтобы мы были вместе! Но это невозможно!
– Невозможно… – эхом откликнулась девушка. – А тут ещё Стужа. Не хочет понять нас. Решила, что не нужна нам. А ведь я её люблю, очень люблю! Дороже тебя и Стужи у меня никого нет. Да ещё матушка. Но с тобой… Без тебя…
– Я тоже тебя очень люблю! Очень! А со Стужей ты поговоришь, и она всё поймёт! Мне Стужа тоже дорога, ведь она моя очаровательная сестричка.

*   *   *

После возвращения домой Метелица несколько раз пыталась начать разговор со Стужей, но та находила тысячу причин, чтобы избежать его. Она чувствовала себя преданной и замыкалась всё больше и больше.
– Стужа, как же ты не поймёшь?! Я люблю и тебя, и Леля, но по-разному! – наконец не выдержала Метелица, встав в дверях и буквально преградив сестре путь к отступлению. – И Лелю ты очень дорога! Он мне сам сказал, что ты его очаровательная сестричка!
– Сестричка! – горько усмехнулась Стужа. – Я видела, как я вам дорога! Вы постоянно сбегали от меня, я вам мешала.
– Да, прости! Но как же ты не поймёшь, мы любим друг друга, а у нас с ним было так мало времени, чтобы побыть наедине!
– Вот-вот, я вам была не нужна! И сейчас, если бы он был здесь, я бы тоже была лишней! Да и кто тебе сказал, что меня устраивает роль очаровательной сестрички!
– Так ты тоже… Ты тоже…
– Ничего не говори, – и Стужа отвела в сторону руку Метелицы и решительно удалилась.
А когда спустя некоторое время выяснилось, что Метелица под сердцем носит дитя, Стужа окончательно начала сторониться сестры, улыбка, казалось, навек исчезла с её лица, а глаза из светло-голубых превратились в холодные льдистые.
Мудрая Зима, узнав, что у одной из дочерей скоро появится ребёнок, сразу поняла, что за разлад между её любимыми девочками омрачает некогда светящийся радостью дворец. Вспомнила и то, что последний день на Эрии Стужа провела со старшей роднёй, предпочтя их общество компании сверстников, и то, какие унылые лица были у всей троицы при отбытии с горы. И только теперь, словно наяву, увидела слёзы в глазах Метелицы и Леля, руки которых то и дело старались коснуться друг друга. И упрекнула себя за такую близорукость.
И вот наступил день, и крошечная девочка, огласив дворец громким плачем, посмотрела на мир широко распахнутыми яркими васильковыми глазами. Юная мать с нежностью взирала на своё дитя, сердце её радостно трепетало. А Стужа, увидев эти глаза, потемнела ещё больше. Выйдя из комнаты, она бросилась в другой конец дворца и закричала, да так, что молнии рассыпались по коридорам и покоям, а боль и отчаяние, вырвавшиеся вместе с криком, ещё долго гуляли эхом по всему дворцу.
По прошествии нескольких месяцев поняла Зима, что не ужиться больше дочерям вместе, что лишь чудо, возможно, когда-нибудь примирит их. Возвела она два высоких терема, лишь немногим уступавших её дворцу: один на Северном полюсе, другой – на Южном. В терем на Северном полюсе отправилась жить Метелица со Снежкой, как назвали малышку. В терем на Южном полюсе – Стужа. И царство своё Зима разделила между сёстрами, сама отойдя от дел и оставив за собой право решающего голоса в особо сложных и спорных вопросах. Каждой из девушек был выделен целый штат для услужения, но Стужа вскоре всех прогнала, заявив, что ей никто не нужен. И Зима, убедившись, что каждая её попытка сблизиться с дочерью, помочь ей, исцелить её только ухудшает ситуацию, отступилась.

*   *   *

Терем Метелицы наполнен радостной суетой. Скоро, очень скоро полностью покажется гора Эрия. Уже виден её край, отражающий сиреневым светом падающие на него лучи солнца. Скоро, очень скоро встретится хозяйка терема со своим любимым Лелем! Изменился ли он? Люди ведь так быстро меняются! Как же хочется заглянуть ему в глаза, коснуться его руки, услышать его голос! И наконец-то он встретится со своей дочкой, с их очаровательной крошкой! Снежке уже девять лет, и девочка с любопытством и нетерпением ждёт встречи с отцом.
– А какой он? Как выглядит?
– Он удивительный! Добрый, весёлый. А сколько знает сказок и разных историй! А как поёт! У него бархатный голос, а песни идут прямо из души! И у него такие же васильковые глаза, как у тебя.
Малышка жадно впитывала каждое слово и поднимала лицо к сиреневому свечению над головой.

Стужа металась по коридорам и покоям. Глаза превратились в тёмные льдинки, некогда сияющие белые волосы серыми космами разметались по спине и плечам. Нет, совсем не походила она на себя прежнюю. Костлявые руки, ввалившиеся щёки. Словно какая-то болезнь съела её изнутри.
– Нет, ни за что! Ни за что вы не встретитесь. Я вам не позволю!
И вот, когда Эрия стала полностью видна под солнцем и царствующие особы всех четырёх царств в окружении свит приготовились отправиться в путь, в поднебесье раздался громкий взрыв, и вокруг чудесной горы образовалось густое облако пепла. Только по прошествии трёх дней оно развеялось, и все увидели чёрную обуглившуюся массу и поняли, что долгожданная встреча не состоится ни в этот раз, ни через десять лет. Сможет ли когда-нибудь восстановиться Эрия? Соберутся ли вновь вместе Зима, Весна, Лето и Осень? Кто знает…
Целую неделю этот пепел оседал на землю, застив собой солнце. Люди, приняв происходящее за дурной знак, за кару Небесную, приготовились к концу света. Но потом тьма рассеялась, опять по синему небу поплыли белые облака, дни побежали один за другим, и жизнь вошла в свою колею.
Метелица безутешно рыдала, почти потеряв надежду хотя бы ещё один раз увидеться с Лелем. Ведь он человек, его век недолог. Но даже и те немногие мгновения счастья, которые могли быть у них, теперь потеряны навсегда. Сестра отняла их.
Именно Стужа чёрным своим колдовством устроила этот взрыв, обдумывая и подготавливая его в течение последних нескольких лет. И после этого никто уже не называл её иначе, как злая колдунья Лютая Стужа. А она довольно потирала руки и радостно хохотала в своём тереме. От этого хохота, казавшегося людям жутким воем, земля промерзла насквозь, и по весне не взошли озимые. Глядя на голые поля, каждому было ясно, что год будет тяжёлым и голодным. Так оно и случилось.

*   *   *

Лишь через шестьдесят лет и лишь на пару часов стала возможна встреча на частично восстановившейся Эрии. Лелю к тому времени исполнилось уже девяносто семь лет, он был немощным стариком. Лето, как мог, продлил ему жизнь, но теперь часы её были на исходе. И вот заботливый отец привёз своего обожаемого сына, чтобы тот наконец-то увидел свою, давно уже ставшую взрослой, дочь и женщину, которую любил весь свой долгий, по человеческим меркам, век и о любви к которой сложил столько разнёсшихся по всей земле песен.
На гору, кроме Лета и Леля, прибыли только Метелица с дочерью. Обе прекрасные и вечно юные, они с замиранием сердца ступили на её поверхность. Снежка, никогда не бывавшая здесь ранее, с удивлением озиралась на серую, почти не покрытую травой почву, на комья грязного снега, на забитые сучьями и камнями русла рек. В воздухе плавала какая-то тёмная взвесь, дышать было тяжело.
Сквозь мутную пелену Метелица разглядела сидящего дядюшку и лежащего рядом с ним на одеялах старца. В груди болезненно сжалось.
– Пойдём, – поторопила она дочь.
– Метелица, – прошептал Лель и с усилием приподнялся. Лето помог ему сесть.
Царица смотрела на седые растрёпанные волосы, глубокие морщины, худое тело, иссохшие кисти рук. И с трудом сдерживала слёзы. А потом заметила радостный блеск в, как и прежде, васильковых глазах. А ещё тепло и любовь, которые переполняли их. И, пусть всего лишь на несколько минут, вновь увидела веснушчатое загорелое лицо, озорную улыбку, статную фигуру с широкими плечами и почувствовала сильные руки, ласково и в то же время крепко обнимающие её.
Лель перевёл взгляд на Снежку, и две абсолютно одинаковые пары глаз с любопытством и нежностью уставились друг на друга.

*   *   *

Наваждение рассеялось. Митя зашевелился в кресле, Муська перепрыгнула на стол и выглянула в окно.
– Что это было? – мальчик замотал головой, возвращаясь в реальность.
– Это вессточка от Снежжки, – промурлыкала кошка. – Помнишшь, когда мы былли в царрстве Метеллицы, ты удиввлялся, откуда там, среди сснегов и льдов, могли взяться вассильки? Так ввот, перед нашшим отъезздом оттуда я спрросила её об этом, и она обещщала, что однажжды обо всём ррасскажет, отпрравив посслание с ветрром.
– Это не просто рассказ. Я словно сам там был и всё видел собственными глазами. И видел, и слышал, и даже чувствовал.
– И я, – Муська принялась вылизывать лапу.
Вдруг ветер снова закружился по веранде, и они отчётливо услышали голос Снежки:
– Отец умер во дворце Лета через несколько дней после нашей встречи. Матушка горько оплакивала его. Полностью гора Эрия восстановилась по прошествии ещё сорока лет, то есть через сто лет после взрыва. Только тогда мы все смогли вновь собраться на ней. Все, кроме Лютой Стужи. Она не желала никого видеть, да и никто после сделанного ею не стремился встретиться с ней. И так было, пока вы не привезли Снежного Льва в наш терем, а потом не отправились в царство тётушки и не растопили там каким-то чудесным образом её сердце. Мы все очень благодарны вам за это.
Последние слова растаяли в воздухе.

И вдруг Митя и Муська оказались в густой траве. На безоблачном небе ярко светило солнце. Невдалеке раз за разом сверкала коса, когда высокий крепкого сложения парень в светлой льняной рубахе после широкого взмаха резко опускал её вниз. Доходящие до плеч соломенные волосы удерживались обвязанным вокруг лба кожаным шнурком. Парень пел. Красивый сильный голос разливался во все стороны, поднимался вверх и уносился куда-то вдаль, за видневшиеся в стороне деревья.

Разлука сердца наполняет печалью.
Но вот промелькнули года,
и, скрыта от мира небесною далью,
окутана звёздною пылью, как шалью,
на миг показалась гора.

На плоской вершине – движенье и танцы,
и смеха звенят бубенцы.
Там феи под лиры выводят романсы,
там эльфы слагают сонеты и стансы,
в снежинки вплетая цветы.

Так редко бывают желанные встречи,
и вот наконец пробил час:
в объятьях родные почувствовать плечи,
ловить каждый звук доверительной речи,
тонуть в глубине милых глаз.

Три статных сестры – три прекрасных царицы
и нежно любимый их брат.
Сияют от радости светлые лица,
вокруг ветер ласковый вольно резвится,
разносится яств аромат.

Морозы и зной, шелест трав и капели,
треск почек и холод дождей,
в тенистых лесах соловьёв льются трели,
брусника с морошкой в болотах поспели,
и дует в степи суховей.

Смеётся Весна, светло-русые косы
и яркая зелень очей.
Ей вторит красавица, рыжая Осень.
А в небе то тучи, то солнце сквозь просинь
своих не жалеет лучей.

Взгляд полный тепла, тёмно-русые кудри
и бронзовый лёгкий загар,
широкие плечи и крепкие руки –
всё жадно вбирают пред долгой разлукой
Зимы голубые глаза.

Венец из снежинок – изящный подарок,
на голову Лета надев,
Зима смотрит с грустной улыбкой на брата:
ведь скоро на годы расстаться им надо –
таков их извечный удел.

Разлука сердца наполняет печалью.
Но время пройдёт, и тогда
на чудо-горе, скрытой звёздною шалью,
вновь встретятся вместе за облачной далью
Весна, Лето, Осень, Зима.