Глава 12. Обвели

Так всегда, только отвадишь от себя надоедливого человека, успокоишься, но если он к тебе прикипел душою, тенью становится… Может и не всегда так, но если говорить о Зойке, то она, иногда, хуже магнита становится. Или тебя превращает в железо, к которому тянется, или наоборот – если ты легче. Но, Иван, к своему счастью, по весу (своему характеру) тяжелее этого магнита – Зойки. И как бы не хотела она привадить Ершова к себе, чтобы не она за ним бегала, а – он, не выходит. Вот и липнет сама.

Не прошло и пяти минут, как снова рядом, теперь за спиной, пытаясь дотянуться до уха Ивана, сказала:

– Ванюша, что я тебе все про них, да про них, балаболю. Я же вот о чем тебе хотела сказать. Во сне ты мне приснился, таким беззаботным, улыбающимся. Стоишь, куда-то смотришь, а к тебе две голубки летят. Такие раскрасавицы, одна цвета необычного такого – каштановая, а вторая – пепельная, не насмотреться на них, такие красивые.

А ты ими любуешься. Но им что-то не дает долететь до тебя. Стекло, что ли, невидимая стена какая-то. Бьются о нее, а она их не пропускает к тебе.
И вдруг, они превращаются в ворон, и давай клевать друг друга. Кричат, аж жуть, как громко, друг на друга нападают, клюются, крыльями бьют, когтями рвут, аж перья летят в разные стороны.

А к тебе сзади приходит ворон, посмотрел на них, взял тебя за руку, и уводит.

– Говоришь, ворон. Он меня за руку, чем берет? Крылом?

– Ой, не помню. А может и не за руку, не помню, – стушевалась Зоя.

– Иван Васильевич, – перебила их разговор, подошедшая экономистка. – Там вас к себе начальник цеха Степан Степанович Спокойный, кличет. Он сейчас хочет вас увидеть. Давайте, давайте, поторопитесь, – и посмотрев на Зою, повысив голос сказала. – У вас что, работы нету? Идите, идите, занимайтесь делами…

У кабинета Спокойного Иван остановился, хотел постучать в дверь, да не решился. Нет, нет, не из-за того, что боялся начальника. Нет, нет, тот человек не такой, чтобы его бояться: интеллигентный, голос у него тихий, всегда спокойный. Если даже ты брак сделал, запорол деталь, заготовка которой неимоверных денег стоит: не будет на тебя орать, пугать несметными штрафами, увольнением. А просто, спросит: почему? Да, да, он понимает, что у каждого человека свой мир, в котором он живет. И мало ли что может в нем происходить… Поэтому, разведет руками, даст выговориться, что-то подскажет. А он многого навидался, старше Ивана лет на семь-восемь. И не только.

И самое, что интересное в том, что тот человек, который дал Степану Степановичу такую фамилию, не ошибся. Говорят, что он детдомовский, трехлеткой попал в него. О родителях своих, сколько ни пытался, так и не смог ничего вспомнить, как не знал и того, где родился, где жил.

А фамилию ему в детском доме дали – Спокойный, скорее всего по его поведению. Если обижали, то не кидался в драку, не кричал в ответ. А поворачивался к этим ребятам спиною, и уходил. А если все вокруг него до истерики радовались, снова он оставался спокойным. И всегда – рассудительным.

Интересно, а не давали ли кому-нибудь, там, в детских домах, фамилии, типа Псих, Борзой, Вепрь или Бестолковый? Хм, извините меня, дорогой читатель, за такую шалость. Хотя знал и семью Дураковых. Глядя на них, удивлялся только одному, как его жена, Михаила Ивановича Дуракова, согласилась такую фамилию носить.

А Дураковы были прекрасными людьми. У Лешки Дуракова, их сына, была кличка, не поверите даже – Умник. Да, да, педагогический институт закончил, ну а потом взял себе фамилию жены, Смородинов. А из памяти первичная его фамилия, у людей и выветрилась, и никто над ним не издевался. И все же, новая фамилия – Смородинов, ему больше подходила: когда Алексей волновался, его щеки становились ярко красными, как у красной смородины.

Но, дорогой читатель, извините, что вас отвлекаю от событий, о-о-о, таких, что волосы дыбом встают. Да, да. Так, что, вернемся к нашему герою Ивану Ершову. 
Легонько постучав в дверь, Иван приоткрыл ее и, заглянул в кабинет.
– Иван Васильевич, – поднялся из-за стола Степан Степанович, и подойдя к Ершову, протянул руку для рукопожатия. – Дело предложили нам серьезное. Вот, смотрите, – показал на стол, на котором лежал большой, развернутый лист с чертежом.
Иван подошел к нему и стал рассматривать. Заголовок «Вал турбины низкого давления газотурбинного двигателя…» заинтриговал.

– Этот вал составной, – стал описывать пришедший к ним заказ, Степан Степанович.
– Здесь перед вами его общий вид. Он состоит из трех валов – переднего, среднего и заднего, которые соединены между собой штифтами. Это вал предназначен для передачи крутящего момента от турбины низкого давления к компрессору низкого давления.

Условия работы вала, будем называть его сокращенно, ТНД, такие. Передний и средний, работают в воздушной среде, а задний вал – в воздушно-масленой среде.
Частота вращения вала составляет десять тысяч двести оборотов в ми-ну-ту! Рабочая температура вала от трехсот шестидесяти градусов, до четырех тысяч с чем-то.

– Что скажу, вал, как вал. На нем, смотрю, достаточно много посадочных мест, в плюсе, минусе на одну, две, три сотки. Даже интересно за такой взяться, – улыбнулся Ершов.

– И не только, интересно, а и, если у нас с вами все получится, то поднимется и уровень нашего цеха. Значительно, Иван Васильевич. После него придут и другие заказы, которые подтолкнут наше руководство заменить старое токарное оборудование на новое, так как в-первую очередь, этого потребует заказчик. Надеюсь, вместе с этим, и коэффициенты по зарплате вырастут. А вместе с этим и люди у нас останутся, а не побегут отсюда, искать, где лучше. Так, справитесь с этой работой?

– Извините, Степан Степанович, в принципе, особых сложностей здесь нет. Легированная сталь, резцы, работающие по ней, у нас есть, два токарных станка, позволяющие провести точную обработку металла. Все есть.

– Иван Васильевич, что нужно вам, чтобы приступить к этой работе?

– А время ограничено для изготовления, я так понял, этих валов?

– Если говорите: «Да», – то утром заготовки на них будут здесь. К пятнице справитесь?

– С одним, да. С двумя, может – да. Но это в том случае, если моя рабочая смена составит не восемь, а одиннадцать, ну, может быть десять часов. Как вы на это смотрите, Степан Степанович? – теперь уже задал вопрос начальнику цеха Ершов. – В принципе я холостяк, здоров, так что могу и в выходные выйти на работу, чтобы сделать и третий вал. Так, что все зависит от двух слагаемых: вашего решения и моего умения.

– Вы у нас, Иван Васильевич, понимаете, один такой токарь, которому могу доверить эту работу. Тогда, так. Вы сейчас идите домой – на три с половиной часа раньше, отдыхайте, а завтра за работу. Потом я вам еще дам несколько полудней отдохнуть. Отгулы дать не могу, в клещах находимся, цех на ладан дышит. Так что для нас остаются надеждой именно такие работы, которые станут спасательным кругом для коллектива.

– Спасибо за доверие, – улыбнулся Иван. – Так, что делать мне сейчас?

– Об этом завтра, за-автра. А сегодня вы свободны. Только прошу, – и Степан Степанович приложил указательный палец к своим губам, мол, не говорить никому об этом.

… На улице еще светло. Через час-полтора, на город опустится зимняя ночь. И поэтому, не раздумывая, Иван пошел из завода не на автобусную остановку, не на городскую улицу, а налево – на объездную дорогу. Пусть этот путь до дома и длиннее на несколько километров. Мороз, градусов семь-восемь, оттепель, можно и прогуляться. А по дороге и веток осиновых, березовых наломать, кролезайцу они будут в сласть.

Дорога жила.  Не только ее полотно было очищено тракторами от снега, а и – пешеходная, за обочиной. Снег хрустит под ногами, морозец аккуратненько «поглаживает» холодком щеки. Тралы огромных машин, заполненных десятками кубометров леса, трубами разных диаметров для нефтедобытчиков и газотранспортников, грузовики, заполненные мешками с цементом, гравием, песком, – поднимающие за собою воздушный снежный вихрь, заставляющим жмурить глаза, поплотнее завернуть шею в шарф и опустить уши зимней шапки.

И ко всему еще, Иван улыбался, вспоминая о том, как в детстве, провожая глазами машины, мечтал стать водителем. Было же время…

Потом его внимание отвлекла тайга, которую разделила автодорога. Как она красива своей самобытностью. Сосны, ели, кедры, осины, лиственницы, одетые в снежные шубы и полушубки, тянутся своими вершинами к небу, желая получить побольше солнечного света… 

Показалось, что рядом каркнула ворона. Не сверху, а снизу. Сначала Иван этому не придал значения. Ворон в лесу много, живут здесь и зимой, и летом. И пусть себе живут. И что интересно, машин не боятся, а вот человека – всегда. Метров на тридцать подпускают его к себе, не больше и – улетают.

«Карр-укарр», – раздался совсем рядом крик вороны. Иван остановился, посмотрел налево, вот она, лежит распластавшаяся своими крыльями в снегу.

– Что с тобою, ворон? – Рассматривает его Ершов. И как подсказка, на автодороге, у ее обочины, небольшое красно-серое пятно с остатками раздавленной бело-серой шерстки, с длинноухой головой зайца. – Косой попал под машину, и ты им обедал. Так, ворон?

«Ка-аххха» – Согласилась с ним птица.

Иван, проваливаясь в снегу, пробрался к нему, остановился. Птица, еще находила какие-то усилия, чтобы защититься: пытаясь оттолкнуться от человека лапами, ущипнуть клювом. Но сил на это было у нее недостаточно, да и хватало их всего на несколько секунд, и они все быстрее и быстрее таяли.

Иван, приподняв ворона повыше, тяжело вздохнул: не жилец. Вернул ее на место. Хотел было уйти, но что-то остановило его. Жалость? Так эта птица уже навряд ли выживет, получила сильный удар, скорее всего от машины, а не в драке с другими воронами за еду.

Заново поднял ее, и ворона или ворон, снова издал свой «кррарр». Нет, нет, это еще не говорит о том, что птица жива. В свое время, в начале девяностых годов, для охотников в Сибири был один закон: сколько сдашь лапок от убитых ворон, сорок, галок, столько и получишь патронов. Ивану некуда было деваться, «добывал» их тоже. И даже мертвая птица, когда ее придавливал рукой или ногой, издавала «карр». И все из-за того, что в ней заложено это природой: воздух исходит из тела через клюв, и там есть какая-то перепонка, которая пропуская через себя газ, издает как гармонь, звук.

Ворон, в руках Ивана встрепенулся, и забарахтался, пытаясь вырваться.

– Хм, ну что же, Ворон, если жить хочешь, то давай попробуем подлечиться… – и засунул это тельце себе под куртку, чтобы хоть как-то птицу согреть.

– 2 –

С половины третьего ночи сон пропал. Что только не лезло в голову Ивана. То Зойкин сон, о котором вчера ему рассказывала, то драка на людях двух сестер губернатора, то сбитый машиной ворон.

В кухне, у батареи, в коробке из-под ботинок, подранок лежал без движений. Потрогал его рукой, вроде еще жив: голову приподнял, крыльями зашевелил.
– Ну, что, дружище, выздоравливать будем?

Нарезав несколько маленьких кусочков налимьего мяса, раскрыв его клюв, затолкал в его глотку первый кусочек. Если бы и хотел ворон вытолкнуть эту еду, то силенок у него бы и не хватило. И сделав несколько глотательных движений, птица смотрит на Ивана. Второй и третий кусочек, она также проглотила.

На душе легче стало. Налил с чайника в кружку теплой воды, размешал в ней столовую ложку меда, и медленно ее выпил. Облокотившись на спинку стула, закрыв глаза, Иван расслабился. Через какое-то время, почувствовал неудобство от затекшей спины. Пересел в кресло.

«Кррарр, кррарр». – разбудили его.

И тут же, сопроводил эту птичью «трель» будильник, сообщающий Ивану, что пора ему собираться на работу.

Позавтракав на скорую руку, отнес в курятник приготовленный вечером фарш из мелко нарубленных овощей и рыбы, зайцу – половину кочана капусты с ветками осины и березы, и – побежал на работу.

К девяти утра в цех привезли заготовки для валов, которые Иван обещал начальнику цеха до следующего понедельника выточить. И - ушел всеми мыслями в работу. Некоторых коробило, что Ершов, устанавливая заготовку в станок, ни на кого не обращал внимания, как и на их приветствия. Но не обижались, зная, что это его привычка.

Да, что говорить, у каждого человека есть свои привычки. Некоторые готовы целый день лясы точить с кем угодно, для них главное найти свободное ухо. Другие – всех учат жизни, третьи –беспрестанно курят, четвертые, пятые…

Работа у Ивана вроде и однотипная: с помощью тельфера вставил заготовку в переднюю бабку станка, опер ее на центратор, легонечко зажал и начал ее короткую прокрутку на малых оборотах, выравнивая тот конец заготовки с помощью резинового молотка. Но и эта работа, хоть и однотипна, но требует не только смекалки, а и терпения. Если это обобщить, то, правильнее назвать все эти действия – творческим подходом.

Да, да, не спорьте. Вот, возьмите к примеру писателя, ведь он делает тоже самое, набрасывая сначала в черновом варианте свои мысли, и только после, собрав их вместе, начинает раскладывать их по очереди, оттачивая их личные уголки, соединяя между собой логическими мостиками. Также работает и вся интеллигенция – композиторы, художники, ученные… Не говоря уже о рабочих, учащихся, инженерах, служащих…

Зоя, знала, что в это время к Ивану подходить со своими расспросами и сплетнями нельзя, а то пошлет, да так далеко, отсюда и не видно.

К концу смены в цехе началась приборка рабочих мест: станочники складывали в ящики свой инструмент, протирали оборудование, станки, на которых работают, начальство, вороша кучу бумаг – подводило итоги, проведенной работы в течении проходящего дня.

После, когда все разошлись, за работу брались уборщицы, за ними – приведения, если конечно они существуют. На этот вечер одним из них стал – Иван.
Глянуть на него со стороны, человек радостный: то насвистывает знакомые мелодии, то тихо напевает куплеты из разных песен, а то и разговаривает сам с собой. Что говорит, увлеченный человек, имеет свой мир. У Ивана он – токарный.

Не верите? А вот, послушайте его:

«Здесь у нас триста двадцать, значит, пока оставим пять миллиметров в плюсе. А здесь, будет посадка подшипника. Значит, оставим сверху три, нет, лучше пять миллиметров. А здесь у нас будет резьба. Что там на чертеже, какой шаг у нее?»
Вот так говорят токаря.

– Ну, как дела, Иван Васильевич? Все получается?

Услышав откуда-то упавшие на него эти слова, Иван, невольно вздрогнул. Испугался? Ну, а как вы думаете? Человек работает, вокруг тишина, нарушаемая только легким гулом работы кондиционеров, и вдруг – здрастьте. Ой, извините, это не приведение, а начальник цеха.

– Фу, ты, – невольно вырвалось у Ершова. – Здравствуйте, Степан Степанович. А то, извините, увлекся, думал, что один здесь остался. Да все нормально: через час-полтора черновую обработку вала закончу и пойду домой.

– Ну, что же, Иван Васильевич, удачи вам.

– Да, да, спасибо.

– До свидания.

…Куры с утками, услышав, как их хозяин громко закрывает дверцу ворот, подняли шум. Проголодались. Это дело поправимо. Ворон тоже каркнул – поздоровался. На лапы еще не встал, но все, как говорится, впереди, главное, чтобы была на это надежда

Кусочек упавшего рядом с ним налимьего мяса, ворон аккуратненько подобрал сам и проглотил. Это первый шаг к выздоровлению. И крови на бумаге, разосланной под ним – не было, а только кал. Это второй шаг к выздоровлению.

Накрошив рыбьего мяса на блюдце, Иван, отойдя в сторону, наблюдал, как ворон
начал потихонечку склевывать предложенную ему еду, и – высоко поднимая клюв, как лебедь, тряся шеей, проглатывал свою пищу.

Вместе с этим настроение у Ершова поднялось. Вспомнил про сотовый телефон. В течении дня, не смотря на короткие сигналы, говорящие о приходящей почте, Иван не испытывал интереса, для того, чтобы, хоть взглянуть на эти сообщения.  Не отвлекаться на внешние позывы, как я говорил вам, это его привычка.

А сейчас, самое время узнать, какая почта к нему пришла. Неизвестный номер телефона, оставил предложения о покупке квартиры в областном центре. Второй – о кредитах в банке, третий – снова рекламный ролик, а вот седьмой, заинтересовал.
«Иван Васильевич, простите, что я не поблагодарила вас за спасение меня на реке. Просто была в шоковом состоянии. Я безмерно благодарна вам. Если будет желание, прошу вас откликнуться. Анна»

Не раздумывая, Иван отправил ей всего одно слово: «Выздоравливайте».

И ворон, как чувствовал, что должен хоть как-то отблагодарить своего спасителя, тихо несколько раз каркнул.

Иван, заглянув в кухню, перед выключением света, сказал птице такое же слово, как и Анне: «Выздоравливай».

– 3 –

  Справился Иван с изготовлением заказанных валов в воскресенье, до обеда. И что интересно, Степан Степанович, начальник цеха, в выходные дни тоже был на работе. Проходя мимо, здоровался, интересовался о том, как идут дела, и все. Не надоедал.

В понедельник Иван проснулся рано, в половине четвертого. Убаюкивать себя, не стал, и, более того, чтобы погасить в себе единственный вопрос: не допустил ли в изготовлении трех валов брака(?), – начал одеваться. Ворон уже окреп. Сидит на стуле, и наблюдает за человеком.

– Ладно, Карр, попозже покормлю тебя, когда вернусь с прогулки. Пока, – и вышел в коридор.

Ворон, провожал Ивана до выходной двери, «сказав» ему на прощание «Карр».
После этого Ершову ничего не оставалось, как – улыбнуться. Через два дня, как прожила эта птица у него в доме, с нею сдружились. Сначала косолапя, Карр везде преследовал Ивана, вплоть до туалетной комнаты с ванной. А как только пахло едой, то несмотря на то, что уже сыт, пытался взлететь на стол, требуя, чтобы его еще раз покормили. Но не получалось, силы в его крыльях, чтобы взлететь, еще не хватало. А вот в понедельник он смог «забраться» на стул, значит, выздоравливает.

Отпустит ли Иван его на свободу, другой вопрос. Не ожидал он, что так прикипит душою к этой птице. А вот глухаря отпустит на волю. У этой птицы природой заложено в апреле-мае проводить встречи с капалухами на токе. В принципе, ничем от этого вида пернатых не отличаются и вороны, утки. В принципе, как и зайцы. В весеннее время у них природой заложено провести «свадьбы», и препятствовать этому, Иван, просто, не имеет права.

Когда он пришел на работу, в цехе, выточенных им валов, уже не было. Встретив Спокойного, поинтересовался, когда их забрали. Оказывается, еще вчера, после обеда, в воскресенье, и теперь остается только ждать заключения лаборатории заказчика: допущен брак, или нет.

Степан Степанович, дал Ивану, для передышки, небольшую работу: изготовить вал для жигулевского двигателя. Некоторых «соседей», привыкших, что Ершов занимается изготовлением больших валов, удивил этот заказ. Кто-то, проходя мимо, шутил, называя эту деталь молекулой, кто-то – одноклеточным организмом, подковыривая Ивана, мол, как это он без микроскопа работает.

К обеду, когда вал был уже готов, Ершова вызвал к себе Спокойный. Пожал ему руку, мол, заказчик остался доволен его работой. Брака на валах не обнаружено.
Но радости на лице Степана Степановича не было. Причина одна.

Указав Ивану Васильевичу на стул, несколько помявшись, начал разговор:

– Не знаю, что нашло на нашего директора, - вздохнул начальник цеха, – он приказал, что бы вы увольнялись. Понимаете, что я сказал вам?

– Когда он это вам сказал? – В голосе Ершова, спокойствие.

– В среду, – признался Степан Степанович. – В прошедшую среду. Я вам этого просто был не в силах сказать, Иван Васильевич.

– Причина какая? Возраст?

– Да я вас старше, года на семь лет, – развел руки в стороны Спокойный. – Из нашего цеха за последние несколько лет многие хорошие профи раз-бе-жались, Иван Васильевич. Знаете, же. А почему? Вы причину этому тоже хорошо знаете, из-за маленькой зарплаты. Кто к газовикам, кто к нефтяникам ушел, и – все. Я ему, директору нашему, об этом напомнил. И знаете, что он мне в ответ сказал? А то, что он бессилен. Понимаете, меня? Он бессилен! Над ним другое начальство, у которого, видно, своих проблем предостаточно, а наш завод, это всего лишь, маленькая толика, которая завтра может стать им и невыгодной. Понимаете, что я вам говорю? На ладан дышим.

Иван в ответ пожал плечами, но в этот момент, не смотрел на своего начальника.

– Короче, вот смотрите, что он вам предлагает, директор наш, – и протянул Ершову красочный буклет об учебных заведениях города.

– Я знаю, какие у нас есть колледжи, отделения вузов, школы… – отмахнулся от буклета Ершов. – Степан Степанович, конкретизируйте, за чем он дал вам эту книжицу.

– Он готов вам сделать перевод в городской отдел народного образования, или как оно сейчас там называется, не знаю, – тяжело вздохнув, отмахнулся Спокойный. – И еще добавил, что их начальница, Юлия Игоревна Симаковская, готова дать вам хорошую, высокооплачиваемую работу.

– Да уж, – покачал головой Ершов. – Не пойду я к ней. Так что, увольнение, так увольнение…

– Иван Васильевич, а вы к этому готовы, остаться безработным?

– Степан Степанович, а вы готовы мне что-то еще предложить, другое, а? Только давайте без слез: наше время такое, старость. Кажется, еще готовы горы свернуть, но время есть время, его не удержать, и не растянуть, как нам хочется.

– Да вы еще по сравнению со мною, еще молоды! Есть идея, Иван Васильевич.
Короче, вас готовы принять на работу токарем шестого разряда в цех по ремонту газотурбинного оборудования в газотранспортной компании. Эти валы, по-честному говоря, были вашим экзаменом.

– Не понял, Степан Степанович, так в какую же среду у вас состоялся разговор обо мне с директором?

– Ну, как поняли не в прошедшей неделе, а в позапрошлой, после тех смотрин. Помните их? Я так понял, что-то у вас не так пошло в разговоре с одной из тех женщин. А она вес в нашем обществе, выходит так, что имеет не малый.

– Хм, не ожидал даже такого резкого поворота, Степан Степанович. Значит это Юлькина работа?

– Так вы, Иван Васильевич, как смотрите на мое предложение?

– А вы не боитесь, что оно может так аукнуться вам…

– Так вы не ответили на мой вопрос, Иван Васильевич!

– Да, готов. Меня же больше здесь ничто не удерживает. И что мне делать дальше?
– Погодите секундочку, – Степан Степанович, взяв мобильный телефон, позвонил и сказал, – Алексей, заходи, – и, положив трубку на стол, разъяснил, – это мой двоюродный брат. Он работает в этом ремонтном управлении газовиков, заместителем директора по производству.

Зашедший в кабинет мужчина, был в возрасте, невысокого роста, немножко полноватый, улыбчивый.

– Рад, что вы, Иван Васильевич, согласились перейти к нам, – после добрых дифирамбов, сказанных Спокойным в адрес Ершова, гость подвел сказанному итог. – Только нужно немножко подождать. Одиннадцатого января освободится это место, наш ветеран – токарь, уходит на пенсию. Так что у вас есть некоторое время спокойно работать у нас. Согласны?

– Алексей, все так складывается, что у Иван Васильевич к вам придет сразу после своего отпуска, который в этом году не отгулял до конца…

– Хорошо, когда все так хорошо складывается. Кстати, Иван Васильевич, я в свое время был хорошо знаком с вашей разработкой нового двигателя. Много в нем было интересных предложений. Зря остановились в его дальнейшей доработке.

– Эта тема, для моего оправдания, потребует время. Разработка моего оппонента, Олега Игоревича Симаковского, больше понравилась техническому совету. А мне было не до того, чтобы продолжить дорабатывать свой проект. Причина была…

– Да, да, извините, знаком с нею. Ну, а сейчас, как будете работать у нас, готовы вернуться к ней?

Иван в ответ пожал плечами.

После, Ершов, под диктовку Спокойного, написал заявление об увольнении, и направился с ним в управление завода. Вернувшись, стал переодеваться в раздевалке. К этому времени, в цехе уже все знали об его увольнении – по собственному желанию. Сколько сожалений он услышал от людей. Зойка даже истерику закатила, ругая все руководство завода. А Соловей, к нему так и не подошел, делая вид, что очень занят своею работой.

А Иван, в принципе, этого и не ждал. В-первую очередь по тому, что они не друзья, а – коллеги.

Выслушивая ряд сожалений, ссылался на свой возраст, не больше. И, придерживаясь просьбы начальника цеха, помалкивать о том, что переходит на работу в другое Управление, старался молчать, показывая всем шок, обрушившийся так неожиданно на него.