Смерть деда Винограда

Смерть деда Винограда.

1.

На весь военный городок была одна единственная лошадь. И та - на попечении деда Винограда. Летом она была запряжена в телегу и ни у кого не возникало проблем, но зимой… Особенно во время гололеда, когда дороги посыпали песком…. Бедная лошадь! Мы, ребятня, не раз
кричали на старика, когда он сходил с саней и бил лошадь  чем под руку попадет: кнутом, а порой и поленом, когда она, выбившись из сил, останавливалась. Потому что полозья отказывались скользить по песку.
 Мы ненавидели деда Винограда. Он был хмурый мужик , казалось что он ненавидел всех и вся, непрестанно курил и бил свою лошадь. Иногда он останавливался у подъезда своего дома, чтобы перекусить, и забывал о том что лошадь стоит одна-одинешенька, засыпанная снегом и голодная.  Мы приносили ей горбушечки хлеба и она ласково забирала их с детских ладоней мягкими губами.
 Летом дед Виноград иногда отпускал ее пастись на болоте. Я обнаружила это случайно, когда мне было семь лет. Я сбежала туда с пачкой отцовского “Беломора”, пытаясь понять, что они находят особенного в этом взрослом лакомстве. Это на веки вечные отбило у меня желание курить. Там то мы и познакомились поближе, я и этот пожилой поршерон.
   Я переживала за лошадь, как бы она не утонула.. Болото потому и было огорожено забором , потому что там когда-то затонул целый танк. Но мы очень хорошо знали как туда проникнуть и какую доску отодвигать. ( Как, впрочем, и солдаты, бегающие в самоволку). Но лошадь каким-то своим чутьем знала, куда можно, а куда нельзя идти.  Когда же являлся дед Виноград со сбруей, то она,  назло ему, уходила в глубь болота, и там, подняв голову, смотрела, как он бегает по краю, матерясь и размахивая кнутом.
 Лошадь мечтала о свободе. О широкой степи, усыпанной цветущим клевером или устланной ковылями. Она мечтала  о ветре, от которого у нее кружилась бы голова, а она все летела бы и летела, и грива развевалась бы у нее за спиной, как буйное мятущееся знамя. Я читала все это в ее задумчивых карих глазах, и были они такие грустные-грустные. И в голове у меня роились мысли, как бы помочь ей освободиться из чудовищного плена . Наверное, в ее прекрасной голове тоже зародились подобные мысли. И она приняла свои меры.

2.

В ту зиму морозы были особо лютые. Школу отменили и на улицу нас тоже не пускали. Прижав нос к стеклу и своим дыханием растопив узоры на стекле, я сидела на подоконнике с книгой, а подо мной была батарея парового отопления, а в руке у меня была вяленая рыба, и жизнь казалась мне прекрасной. Вот тогда-то  и увидела я как на дороге, проходящей возле моего дома, появились сани с дедом Виноградом. И, как обычно, на подъеме они застряли на песке, которым густо была посыпана дорога. И, как обычно, лошадь встала , потому что сил тащить сани с дедом у нее не осталось. Я видела  со второго этажа моего дома, как он подошел к лошади и ударил ее кулаком по морде, потом кнутом , и еще раз. Но лошадь не трогалась с места. Тогда он подошел к ней спереди и стал бить ее палкой от кнутовища, раз, еще раз,  тут то она и  вздыбилась, и копытом задела деда, как он свалился ей под ноги, и от страха она рванула вперед и вбок, и сани переехали деда. Она не ускакала далеко, остановилась неподалеку и пыталась оглянуться назад. Туда где остался лежать дед Виноград. Без движения.

3.

 Дед помер. Лошадь списали по старости и оставили жить при кухне, где и паслась она на небольшом лугу, огороженном колючей проволокой.
 В ту пору зачитывалась я Фенимором Купером, и так мне и моей подруге Кате захотелось стать индейцами, что сил не было! Но какой же индеец без лошади!  Тогда-то мы и вспомнили о поршероне, и в одно прекрасное утро, запасшись хлебом, отправились  к военной кухне. Лошадь узнала нас и заржала , приветствуя. Мы открыли калитку, подманили ее поближе к изгороди, и, взобравшись на перекладину, смогли-таки взгромоздиться на ее круп. Я - впереди, Катя позади меня. Какая же все-таки она была огромная и теплая! Лошадь сначала не поняла, что происходит, а когда догадалась, то громко заржала от радости. На ее крик из кухни выскочил повар в белом фартуке и колпаке. Увидев нас он заорал не своим голосом:
Куда вы, дуры, да на ней сроду никто верхом не ездил!
От его крика лошадь тронула с места! Катя свалилась с нее сразу, но лошадь осторожно обогнула ее. Я вцепилась в ее гриву покрепче, повар подбежал к Кате, одновременно грозя мне кулаком, да куда там, лошадь уже набирала скорость! Вот мы уже мчимся по полю, и ветер запутался в наших волосах и воздух свободы пьянит нас обоих! Ах, вот она жизнь индейца! Вот чего мне все время так не хватало! Из груди моей вырвался громкий вопль, лошадь тоже заржала весело и вдруг встала, как вкопанная и нагнула голову. Как по горке, скатилась я вниз по ее шее и упала в траву. В голове зародились страшные мысли: а вдруг она и меня, как и деда Винограда, копытом? За то что посягнула на ее свободу?  Я ощутила дыхание лошади на своем лице, совсем близко...
Она щипала сочную траву возле меня, и , заметив, что я подняла голову, посмотрела мне в глаза и… подмигнула.