19 - 1. Мы. Воля. Мы не биологические автоматы

«Рубанок не проходит здесь –
В доске сучки торчат везде –
Твоя то спесь. И ты всегда
Гарцуешь у неё в узде».

Христиан Моргенштерн



    Кто же мы такие, и вольны ли мы в своих действиях, либо ведомы только своими инстинктами, рефлексами, перекошенными общественными нормами и которые большими усилиями морали удерживаем в рамках, позволяющих обществу существовать?

    Тревожная жизнь у нас - людей!

    Если бы какой-нибудь внеземной наблюдатель – чисто интеллектуальное существо, попытался понять историю человечества, сделать ему это было бы нелегко, если вообще возможно.

    Войны, периодически уносящие множество жизней, разрушающие с трудом строящийся жизненный уклад, постоянные бытовые конфликты, не дающие жить спокойно, и также уносящие количество жизней, сравнимое с войнами, совершенно необъяснимы с точки зрения интеллекта.

    Природа возникновения конфликтов заключается в постоянно растущем перекосе между технологическим развитием и, не поспевающим за ним развитием ментальным.

     А оно напрямую зависит от обучения, подверженного требованиям каждого времени и не опирается на запросы далёкого будущего.

    А тут ещё, климатические катастрофы и, передающиеся в поколениях, рассказы о катастрофах небесных, тоже стирающих жизнь с лица планеты, уменьшают надежды людей на выход из этой непрекращающейся петли, в которой они постоянно находятся.

     А они мечтают о другой судьбе!


    И хотят независимости от влияния окружающих их факторов!

    Принимая себя, как единственное данное они никогда не думали, что сами являются причиной происходящего с ними и, мечтая о возможности изменений, надеялись на то, что какие-то внешние могущественные силы помогут найти пути для спасения.

    Направления поиска этих сил были множественными, но подавляющее большинство их было направлено на подчинительный тип связи: ПРИДИТЕ И СПАСИТЕ НАС.

    Явно тревожная у нас жизнь с мрачными и туманными перспективами!

    И как же со всем этим жить дальше, чего ждать, на что надеяться, чтобы, хотя бы, для начала, выжить.

    Первым доступным шагом может стать отказ от бытовых конфликтов.   
 
    А для начала, нужно прекратить упорствовать в заблуждении что люди являются центром мироздания и вспомнить призыв – «познай себя».

    Но этому мешают препятствия, которые необходимо устранять.

    Первое, и самое примитивное – эмоции, которые мешают самопознанию человека,  не позволяя ему увидеть историю собственного возникновения.

    Вторым препятствием к самопознанию является эмоциональная антипатия к признанию того, что наше поведение подчиняется законам естественной причинности.

    Смутное, похожее на клаустрофобию чувство несвободы, которое наполняет людей желанием оправдать свои действия не случайными причинами, а высокими целями.

    Хочется, чтобы всему было объяснение – «мы поступаем так, потому что… »!

    И третье препятствие человеческого самопознания – это наследие философии идеалистической, делящей мир на две части: мир вещей, который считается индифферентным в отношении наших ценностей, и мир человеческого внутреннего закона, который лишь он один заслуживает признания ценности.

    Так оправдывается эгоцентризм человека, идущий навстречу его антипатии к собственной зависимости от законов природы и глубоко вросший в общественное сознание.
 
    А отсюда происходит опасность для людей, и не потому, что они не могут управлять физическими процессами, а потому что они неспособны направлять процессы социальные.

    В основе этой неспособности лежит непонимание и нежелание понять  причины, мешающих познать самих себя.

    Мы гордимся нашими достижениями в медицине и технологии, но они ни у кого особого почтения и благоговения не вызывают.

    А от социальных проблем мы отворачиваемся и не умеем вести себя более разумно, чем любой другой животный вид.

    Собственное поведение нами высокомерно переоценивается и, как следст -вие, исключается из числа природных явлений, которые необходимо изучать.

    Человечество препятствует самооценке всеми средствами, правда, несколько менее активно чем во мрачные времена средневековья, но серьёзная необходимость взорвать эти завалы чванства на пути к самопознанию, не появилась.

    Не имея основания гордиться большинством своих предков, люди повадились выводить своё происхождение от богов и рисовали своё генеалогическое древо, разветвлявшееся сверху вниз, оправдывая свои действия волей богов.

    А древо жизни растёт совершенно иначе, каждое новое качество является исторически единственным достижением - случайностью, определяемой бесчисленным множеством побочных причин, которые невозможно охватить.

    Демонстрацией накапливающихся случайностей может служить воображаемая лестница убийств: редиску, муху, лягушку, морскую свинку, кошку, собаку...

    На определённом этапе наступает затруднение продолжать эту цепь убийств, и это, хотим мы этого или нет, есть мера той разной ценности, которую представляют для нас формы жизни.

    Возникновение следующей формы жизни из более простого предка означает для нас приращение его ценности – это столь же очевидная действительность, как наше собственное существование.

    И презрительное заявление что это, в сущности, только лишь химические и физические процессы неверно.

    Жизнь представляет собой нечто совершенно иное!

    Да, эти процессы происходят, но особенности материи, в которой они происходят, придают им совершенно особые функции самосохранения, саморегулирования, сбора информации – и, самое главное, функцию воспроизведения структур, необходимых для всего этого.

    Такие процессы могут иметь причинное объяснение; однако они не могут протекать в материи, структурированной менее сложно или иначе.

    Поэтому возникает проблеск надежды на то, что такой процесс приведёт к тому, чтобы в нашем мире, из нас – людей, может возникнуть нечто лучшее и высшее.

    Но этому препятствует наша антипатия против причинной обусловленности мировых процессов.

    Мы не можем принять то, что мировые процессы подчиняются каким-то законам, а не целями, которые определяем мы.
 
    И, в неумерной переоценке собственной значимости мы можем, например, воспринимать восход Луны, как ночное освещение в нашу честь.

    Но если в поездке машиной, к какой бы ни было важной цели, машина глохнет, то мы понимаем, что её движет не наша цель и лучшее, что мы можем сделать – это сконцентрироваться на естественных причинах её движения и разобраться в каком месте нарушилось их взаимодействие.

    Ещё наглядней это можно видеть на примере несчастного у которого возникло воспаление в аппендиксе.

    Никакой «Смысл Жизни», «Всесоздающий фактор», ни одна самая важная неисполненная «Жизненная Задача» ему не помогут, а поможет ему молоденький хирург, если только правильно определит причину.

    Люди боятся причинного исследования, потому что их мучает безрассудный страх, будто полное проникновение в причины явлений, может обратить в иллюзию свободу человеческой воли, свободу хотеть.

    В том, что человек может чего-то хотеть, как и в том, что он существует, сомнения нет.

    Правда, причинные взаимосвязи собственного поведения не могут внести изменения в то, что человек вообще желает, но могут внести изменения в то, чего он хочет.
Нам только кажется, что человек – совершенно не связанный никакими законами и может «хотеть, чего хочет».

    Но нельзя всерьёз говорить о свободной воле, представляя её как произвол некоего безответственного тирана, которому предоставлена возможность определять всё наше поведение.

    Боязнь несвободы и зависимости, отворачивает наше сознание от мысли, что наши поступки так же жёстко связаны законами морали, как и физиологические процессы с законами физики и химии.

    Страх перед причинностью является одним из эмоционально мотивированных оснований для нашей высокой оценки непознаваемого.

    Неизвестное страшит!

    Но, как только признаётся мысль что, со всей непредсказуемостью, можно овладеть естественно объяснимым, оно теряет свою ценность, и почти всю ужасносность.

    Против молний, которые Зевс метал по своему произволу, не поддающемуся никакому разумению, - Бенжамин Франклин придумал громоотвод, защитив наши дома.

    И опасение, которое почти всегда, необоснованно, что постижение причин действий природы может её развенчать, является вторым главным мотивом страха.

    Поэтому, чем выше в человеке восхищение перед красотой и величием Вселенной, тем больше вероятность того, что он не позволит своему сознанию переступить порог этого восхищения и отбросить его.
 
В такой ситуации воля человека может перемещать устойчивость системы «человек – окружающая среда» в сторону её грани.

    Когда проявление воли прекращается, система отступает от грани устойчивости.
Но отступление происходит не полностью, и не ведёт к прежнему состоянию, а постепенно, приближаясь к грани и, сохраняя устойчивость, заставляет систему развиваться всё быстрее и изобретательней.

    В конце этого пути может возникнуть режим сверхбыстрого нарастания развития, способный привести к новому, неизвестному ранее, состоянию системы «человек – окружающая среда».

    Как сказал Гёте: «Высшее счастье мыслящего человек – постичь непостижимое и спокойно почитать непостижимое».

    Но вечное желание человека хотеть постичь непостижимое всегда толкает его к этому, потому что природа, после научного объяснения какого-либо из её процессов, никогда не остаётся в положении ярмарочного шарлатана, потерявшего репутацию волшебника и продолжает удивлять.

       И тогда естественно-причинные взаимосвязи оказываются ещё прекрасней и значительней, чем самые красивые мифические толкования.

    Как сказал Иммануил Кант: «Две вещи наполняют душу всё новым и растущим изумлением: звёздное небо надо мною и моральный закон во мне».