Время собирать камни, Ч. 2, гл. 3 Песня дождя

Глава 3. Песня дождя.

     - Пора вставать, пора вставать, - приговаривал Йоно и легонько потрясывал Эдда за плечо.
- А где все - уже в поле?
- Сегодня работы не будет!
- Как не будет! Агуранцы (название сочного плода Эд запомнил без труда) полить надо, они без воды погибнут!
- Дождь польет.
- Дождь?! Кто это такой? Из другой общины?
- Нет, пойдем, сам увидишь.
Они вместе выбрались из жилища.  Аборигены стояли плотной кучкой перед воротами, воздев к небу тонкие, как прутики, руки. Откуда-то сверху на их головы лилась… вода. Волосы и одежда колонистов промокли, но они не обращали на это внимания. Сквозь шум ударяющихся о землю капель и утробное ворчание грома, Эд услышал обволакивающие звуки торжественной песни.
- Вот тебе и дождь! - произнес Йоно и присоединился к хору поющих.
Вместе со всеми наставник начал восхвалять какую-то неведомую силу небес.
- Кто? Где? – все еще не понимал Дикарь.
- На бороде. Она у тебя совсем мокрая стала. Иди в дом, а то с непривычки простудишься.
Эд не послушался. По примеру своих новых собратьев Дикарь подставил под потоки воды лицо, вытянул ладони и принялся старательно шевелить губами и что-то бубнить себе под нос, изображая пение.
В небе висели темные сгустки, в которых происходило какое-то беспрестанное движение. Казалось, сильнее лить уже не может – и все-таки напор воды, падавшей с неба, сделался еще жестче. Однако так приятно было стоять под упругими прохладными струями, смывающими пот, грязь, а вместе с ними и нарост жестокости, покрывающий тело и душу. Еще немного, и он растворился бы в плеске воды.
Флэмитянин мокнул под дождем, клацая зубами до тех пор, пока окончательно не замерз и не почувствовал себя холодным и скользким покойником, но с ясной головой и чистым сердцем.

Неугомонный дождь шел весь день. Перед домом образовалась большая мутная лужа, в которой плавали облетевшие с деревьев листья. Вода пропитала рыхлую почву, жидкая грязь дрожала под ногами.  К вечеру густой туман укутал окрестности плотным серым покрывалом, стелясь дымкой и вздымаясь вверх бесформенными темными тучами, оставив лишь очертания домов и толстых стволов деревьев.
Колонисты сушили одежду и обувь, бездельничали, сидели группками на нарах, тихо разговаривали друг с другом, иногда пели.  Эд и Йоно шептались в углу. Флэмитянин рассказывал другу о прошлой жизни, тот, в свою очередь, посвящал Дикаря в тонкости выращивания растений.
- Землю нужно рыхлить очень тщательно, чтобы она стала легкой, как пух. Тогда воздух и влага проникают к самым корням.
Йоно медленно проговаривал каждое слово - для лучшего усвоения «урока». Эд важно поддакивал, задавал вопросы, из чего было видно, что «ковыряние в земле» (так он именовал земледелие) раз и навсегда покорило его дикое сердце.
- А что у тебя с ухом? – внезапно спросил абориген.
Эдд нащупал рваную рану. Прикосновение к ней вызвало саднящую боль. Он пожал плечами и стал рассматривать свежие царапины на руках, неизвестно откуда взявшиеся.
***
Каждый вечер Эд прилежно учился петь. Это скрашивало размеренный образ жизни, который теперь вел бывший охотник, поселившись среди колонистов. Поначалу его мощная глотка извергала такие громкие и нескладные звуки, что окружающие временами вынуждены были затыкать уши, морщась от его зычного голоса. Дикарь ни на кого не обижался, а напротив, пытался даже оправдываться.
- Слышали бы вы, как ревет Единорог у нас во Флэймии! Мой голос все ж-таки поприятнее.
Скоро дело пошло лад. Раскатистые рулады Эдда хоть и были через чур резкими, стали намного благозвучнее. Особенно ему удавалась грустная и протяжная песня «дождя». Перед тем, как начать, он глубоко вздыхал, набирал полные легкие воздуха, скрещивал руки на груди и закатывал глаза. А через минуту дом наполнялся переливами, журчащими, как ручейки. Затем напев становился отрывистым и барабанил, словно капли дождя. Гул небесной воды то нарастал, то затихал. А когда ударялась последняя капля, и мелодия обрывалась на этой простой ноте, воцарялась оглушающая тишина. Колонисты дружно хлопали в ладоши, выражая свое одобрение. Хорошо, что было темно, и никто не видел, как при этом густо краснеет Эд.
 
***
Смагда стояла у входа в пещеру, нетерпеливо поджидая сожителя. Она беспрестанно теребила пальцами алый камень, висящий на шнурке на впалой груди, отчего жилы на шее вздулись, а пальцы горели огнем. Есть хотелось нестерпимо, но Эд не появлялся. Чтобы заглушить злобу, поднимавшуюся из пустого желудка, Смагда время от времени раздавала подзатыльники младшим детям, крутившимся под ногами. Голодные вопли ее раздражали.   Двадцать три ненасытных рта постоянно просили есть.
Лэйма, оставшаяся без своего кормильца Мэлиса, сидела рядом, скрестив ноги, раскачивалась в разные стороны и заунывно подвывала, проклиная Эдда.
Неподалеку в тени скалистого уступа спал Брут. Завывания хромоножки его разбудили.
- Заткнись, старуха, а не то я тебе сломаю и вторую ногу! Нет в живых тупоголового Эдда! Я проломил ему череп своею собственной рукой! Теперь я - здесь хозяин. Эй, Смагда, бери старших живоглотов и отправляйся с ними на охоту. И без добычи не возвращайся! 
- А ты, беззубая карга, - обратился он к Лэйме, - вместо того, чтобы причитать, отгоняй от меня мух. Откуда они только берутся! Говорил вам, что нужно глубже закопать одноглазого Болди!
Завидев огненно-рыжую бороду, мелькнувшую в зарослях чахлого кустарника, все трое с проклятьями бросилась добытчику навстречу.
Не успел дикарь вытащить из-за пазухи горячие липашки, приготовленные в подарок, как четыре тела переплелись на земле в клубке. Эдд, получавший удары и тычки со всех сторон, мучительно искал талисман, который просто-таки заимел привычку куда-то исчезать в самый неподходящий момент. Неужели опять притаился у левого уха! Эта мысль его заметно приободрила. Воспрянув духом, он быстро расправился с нападавшими. Одной рукой дикарь отшвырнул Лэйму, другой – Смагду, Бруту - заехал ногой в лицо. Запропастившийся камень сразу нашелся. Оставалось только добить врагов. Брута он уж точно сегодня прикончит. К нему первому, корчившемуся от боли, и направился Эд, сверкая глазами и потрясая кулаком, в котором стискивал амулет.
- Ну, и шишка у тебя на лбу вскочила, дружище! «Извини, – вдруг сказал Дикарь, приблизившись к стонущему Бруту, — Надо приложить лист лопушника». Знаешь, растение такое?
Захребетник обомлел.
- А зря вы от кругляшей отказались, - кивнул он притихшим самкам, - они вкуснее жареного мяса, особенно, когда теплые.

Дикарь достал еще неостывшую, но сильно примятую липашку, запихнул ее в рот и зажмурился от удовольствия. Тщательно прожевав любимое лакомство, он открыл глаза и обвел взглядом окружающих. Колонисты крепко спали.