Веркины истории. Юность. Паспорт

Вот так бывает– живет себе человек, ничего не ожидает, не подозревает, ни о чём не беспокоится. И тут вдруг бац!– по башке, а уже шестнадцать!
Нет, Верка конечно знала, что сие событие рано или поздно произойдет, и из пятнадцатилетней бестолковой девчонки она каким-то непостижимо-волшебным образом превратится в достойного члена общества с весомым аргументом в кармане в виде краснокорочного документа с золотым гербом.
Предстоящее превращение грело мятущуюся Веркину душу и наполняло её предвкушением грядущего праздника.
В районо тоже подошли к взрослению юного поколения серьёзно– по всем школам были разосланы директивы– во-первых сделать портреты кандидатов в лучшем городском фотоателье, во-вторых вручить сии шедевры и собственно документы, а именно паспорта, в торжественной обстановке ДК, с песнями и плясками самодеятельных коллективов, соответствующими моменту и духу времени.
А самое главное– форма одежды была– не форма!
То есть можно было прийти на мероприятие в чем хочешь! С одной стороны это было здорово, потому что форма к девятому классу надоела до чертиков.
Коричневое,шерстяно-колючее, унылое нечто с черным фартуком, хило разбавленное тонкой полоской кружева, кроме отчаяния у Верки других чувств не вызывало.
Платье мама покупала всегда на вырост на два размера, подгибала подол, а потом по мере роста отпускала. Так делали почти все мамы, что протеста у бурно растущих дочерей не вызывало и считалось в порядке вещей. Но Верка умудрялась  расти ещё и в ширь, так что к концу второго года платье бессовестно трещало по швам, лоснилось сзади и норовило разъехаться в стратегически важных местах. Пуговки на груди держались из последних сил.
То что у неё есть грудь, для Верки тоже стало откровением. Кстати не самым радостным. Бегать на физре стало ещё не удобнее– эта самая грудь колыхалась и подпрыгивала, как мамин подтаявший холодец, когда папка лупил кулаком по столу в пьяном кураже. А больше всего бесило что на кроссе пацаны-одноклассники, пряча глаза и почему-то  краснея ушами, глупо хихикали вслед.
Пришлось срочно напяливать на себя уродливый ситцевый лифчик, сшитый мамой. Он натирал красные болючие полосы на спине и боках. Эх, дожить бы до шелковой маминой комбинации! Невесомо-розовая и по подолу вся в кружевах– мечта всех времён и народов! Но мама сказала Верке, что девочкам такие вещи носить категорически запрещается. Да ещё не дай Бог в школу– исключат к чертям собачьим! Хотя Верка не понимала– под форму ей заглядывать будут что-ли?
Но вернемся к нашим баранам. И так, на бал, то есть на торжественное вручение паспорта в ДК, нужно было бальное платье!
А его не было. От слова совсем. Ну не шили на советских школьниц бальные платья! Тем более на неформатных колобков с широкими бёдрами.
Мама сказала Верке, что на всякие глупости в виде каких-то там дурацких нарядов лишних денег нет. Да Верка и сама это прекрасно знала– папка весь месяц пил, не просыхая, с получки отдал жалкие крохи и основным меню в последние дни были картошка, макароны и щи с килькой в томатном соусе. Верка не шибко парилась по этому поводу, она была не переборчива, покушать любила и даже такие блюда шли на ура, тем более, что колбаса в холодильнике была при любом раскладе– как любил говорить папка:" Колбаса не еда, а закусь!"
Однако время шло, положение с платьем складывалось катострофическое и Верка отчаянно запаниковала. Оставался последний шанс– пойти по миру с протянутой рукой, но мама об этом конечно не должна была знать!
Веркины одноклассницы, тоже причастные к торжеству, глядя на на её страдания прониклись и решили помочь кто чем может.
У Ирки мама работала в отделе женской одежды в центральном магазине и платья у нее были красивущие, а главное Верка была одного с ней размера, в отличие от худющих и плоских, как сушёные воблы подружек.
Платье было отпад! Шелковое, в пол, густо затканное огромными зелеными цветами, с широким ошейником из той же ткани, оно как две капли воды походило на то, которое было у главной героини из "Служебного романа" на её романтическом свидании с унылым очкариком актёром Мягковым.
Верка надела его и, увидев себя в зеркале, потеряла дар речи: это не могла быть она, из зеркала на  неё смотрела взрослая женщина! С бедрами, талией и даже грудь не выглядела лишней, может потому что на платье были вытачки?
Подружки дружно заверещали и авторитарно решили– Верка идёт в нём!
И вот наконец знаменательный день настал и подготовка к выходу в свет началась.
Девчонками было заранее обговорено встретиться на стратегическом объекте– у Натахи дома, благо родители на работе, братишка в садике. Решили начать с лица. Натаха независимо тряхнув головой, уверенно поманила девчонок в мамину спальню и открыла ящик комода– Верка с Иркой взвизгнули от восторга, глядя на коробочки, тюбики и пузырьки. Своей косметики у Верки отродясь не было и красится она не умела абсолютно. Мама к большому сожалению тоже мазилками не баловалась– она в отличие от дочки была красива природно.
Иногда Верка вздыхала: как так могло получится, что у темноволосой чернобровой миниатюрной красавицы родилась конопатая толстопопая лягушка?
И вот он– волшебный шанс стать принцессой.
Красились долго и со вкусом, а Верку так вообще в четыре руки.
Результат оказался ошеломительным– голубые тени, пудра "Елена" и польская сиреневая губнушка с "Ленинградской" тушью, которая судя по всему приходилась близкой родственницей хозяйственному мылу и нещадно щипалась, попав в глаз, сотворили чудо– Верка первый раз за всю свою теперь уже шестнадцатилетнюю жизнь глядя на свое отражение не подумала:"Фу, уродина какая..."
После того, как закончили наводить марафет девчонки стали похожи, как сестры– веки голубели, ресницы смахивали на опахала из индийских фильмов, даже походка изменилась, в зал ДК вплыли лебедями. Ошарашенные лица учителей и завистливые взгляды других претенденток на получение паспортов довершили картину маслом. Работник районо, читавший поздравление с трибуны, увидев сей променад, икнул и забыл слова. Зал был покорён.
Праздник случился – с торжественными речами, пожеланиями и напутствиями, вручением вожделенных краснобоких паспортов, с концертом и подарками и сумасшедшей радостью от происходящего. Верка так и вернулась домой в чужом платье. Ноги не держали от пережитого волнения и восторга. Она чинно уселась на диван в зале и с нетерпением стала ждать с работы маму. Ведь должна же та оценить чудесное превращение своего несуразного гадкого утёнка! А ещё столько хотелось рассказать, поделиться заливающим душу светом счастья. Наконец-то мама увидит какая у неё дочь– взрослая, красивая, умная! С этой мыслью Верка и  задремала.
Хлопнула входная дверь, Верка встрепенулась и замерла в ожидании– вот сейчас мама увидит её и ахнет!
Мама долго возилась на кухне, выгружая продукты, потом устало вошла в зал, остановилась, всматриваясь и отчего-то не узнавая. Верка дышала через раз в предвкушении. Ей казалось мама разглядывала её внимательно долго-долго, но только на мамином лице не было ни капли радости или восторга. И только Верка хотела подскочить, рассмеяться,и обняв,закружить маму, как та чужим скрипуче-морозным голосом приказала:"Сними! Это!  Немедленно! И умойся! Какая мерзость! Дожила, моя дочь…" Плеть слов хлестнула, отдаваясь эхом в ушах.
Верка задохнулась, словно ей с размаху кулаком дали под дых. Нутро скрутило огненным жгутом и воздуха внутри не осталось ни глотка. Она не по наслышке знала эту боль, старший братец срывал на ней свою злость именно таким способом не раз и не два. Но Верка даже подумать не могла, что от слов, оказывается, может быть гораздо больнее.  Чуть отдышавшись, торопясь и всхлипывая, Верка хотела рассказать правду, но было не кому– не слушая сбивчивых объяснений, мама с каменным лицом ушла в спальню, хлопнув дверью. Стало тихо и пронзительно холодно.
Верка сидела, тупо смотрела в угол, машинально комкая в кулаке прохладный шёлк, придавленная неподъёмной бетонной плитой маминых обвинений. Глаза безбожно щипало, черные капли уродовали ткань платья, а сил встать не было. Совсем не было.
Взрослая жизнь вступала в свои права…