Были сибирские

                глава 1

     Конец двадцатых годов прошлого столетия. Отгремела гражданская война, но ненависть еще гуляет по стране.
Остатки разбитых войск белогвардейцев ушли за кордон,но
те,кто не смог расстаться с родной землей,затаились,непримиримые же сплачивались в мелкие банды ,уходили в леса,
горы,продолжая сеять смерть..Но новая власть постепенно
наводила подобие порядка-на местах возникали советы ,
председатели которых и олицетворяли советскую власть.


     Глухая сибирская деревня затихала,еще слышны звуки
тугих молочных струй,бьющих по стенкам молочных ведер,-
крики хозяек. Кое-где уже светятся окна-жгут лучины и жировики Керосиновые лампы редкость, берегут для особых
дней-гости, праздники. Керосин безумно дорог, да и достать
негде. Выезд в город, это целое событие..Неделя пути туда и
обратно, да и много ли увезешь в конских вьюках по таежной
тропе. Раньше выручал местный купец,завозил товар и потом менял на пушнину. Драл цену, конечно, бессовестно, но
деваться некуда, взять больше не у кого. Большая часть пашни тоже его, мельница на речке. Мука,опять же, только в обмен на пушнину. Редко кто в деревне сеял пшеницу, много ли
земли у тайги отымешь, так по мелочи- в основном картошку
сажали, морковку, лучок. Основной доход ,конечно, это скотина, и охота тайге. Нищих не было ,но и богатых не особо, справно жили многие.

     Богатый один- Михал Петрович.
Вон его пятистенок стоит, таких в деревне и близко нет. Нет
сейчас Петровича ,говорят, в Китай смотался. Накопил золотишка. Нередко мужики находили самородки на дальних
ручьях. Носили ему втайне. Цену назначал сам Петрович.
-Не согласен?Не неволю,неси в город сам,- кряхтели мужики,но сдавались. Против
   Петровича не попрешь- себе дороже.

     Так уж сложилось ,что деревня состояла в основном из
двух кланов-Торбинских и Волкиных. Торбинские считались коренными, Волкинские пришлыми .Жили тихо, мирно,работали, дружили...до тех пор ,пока не завязывалась
какая-нибудь ссора. Здесь кланы размежевывались и заступались только за своих. Слава богу, дело до поножовщины
и стрельбы не доходило.

     Революция и гражданская война
навели свой порядок..Теперь уже клановая зависимость отошла на второй план Торбинские и Волкины были как среди
красных, так и среди белых .Сейчас часть белых деревенских
находилась в лагерях, другая часть,наиболее озлобленных,
вернулась домой и обитала где-то в тайге, организовавшись
в мелкую банду. Изредка по ночам, они навещали своих родственников, запасаясь продуктами, ружейными припасами,
но особого зла не творили.

     Долгое время деревня находилась
без власти. Теперь же город прислал нового человека с мандатом председателя местного совета- Кропочева Ивана Васильевича. Председатель облюбовал пустующий пятистенок
купца под сельсовет,повесил красный флаг и прибил кусок
струганой доски ,где выжег раскаленной проволокой название заведения. Через некоторое время он открыл при сельсовете начальную школу, где сам же и учительствовал. Вскоре
он привез из города жену и назначил ее секретарем сельсовета.
 
      Таежники народ своенравный, председателя встретили
настороженно, долго приглядывались. Организацию школы
встретили одобрительно, кому же не хочется иметь грамотных детей. Но вскоре председатель организовал перепись
скота и другой живности для определения налога. Поскольку
принимать оплату налога сельскохозяйственной продукцией
не было никаких условий , он предложил оплачивать пушниной. Наконец, вся добытая пушнина должна быть сдана
государству по твердой цене.

     Мужики промолчали, но у каждого на этот счет было свое мнение. Вскоре Кропочев начал организовывать из бывших
красноармейцев отряд для ликвидации банды., которая увеличилась за счет притока бандитов из окрестных деревень.
Собрать отряд не удалось.
Причин было несколько: это и отсутствие боевого оружия,не пойдешь же с охотничьим ружьем на банду, вооруженной
винтовками; половина бандитов знакомые люди и родственники односельчан, смерть их приведет к вражде внутри деревни; страшная гражданская война закончилась,они вернулись к женам, детям, оставлять же их сиротами и вдовами
никому не хотелось. Тогда Кропочев обьявил, что вызывает
взвод красноармейцев из города...
 
     Ночь над деревней сгущалась, густой туман окутал дома.
Свет горит только в сельсоветском окне.За столом сидит
председатель, заканчивая отчет в город, а еще его ждет стопка
тетрадей .Недалеко от входа, на скамье, укрывшись полушубком, дремлет подросток- посыльный. Это уже потом, через
много лет, будучи стариком, он расскажет другому учителю,
уже большой и светлой школы, о последних минутах жизни
Первого Учителя- Кропочева Ивана Васильевича...

     -Скрипнула входная дверь,председатель поднял голову и,
щурясь от света керосиновой лампы ,спросил:
-Кто это? Не разгляжу.
-Щас разглядишь, - на середину комнаты вышел бородатый незнакомец, чуть сзади-второй, помоложе. У обоих винтовки на правом плече, стволами вниз. Председатель окаменел, потом медленно потянул руки под столешницу.
-Не надо, - спокойно произнес бородатый и два ствола
мгновенно уперлись ему в грудь, -не торопи смерть. Ты ,штоли, Кропочев? -Председатель молчал.
-Вижу што ты... Ну выходи!--В ночи, усиленный плотным туманом, гулко ахнул одиночный выстрел.
На скамье в сельсовете испуганно дернулся притворившийся спящим, подросток. Во дворе бородатый передернул
затвор, выбрасывая дымящуюся гильзу ,отдавал распоряжения.
-Вы двое к нему домой...кончайте его бабенку. Остатние
дуйте по родичам, пущай разбирают хозяйство. Да поторапливайтесь! Уходить пора! Как бы мужики не поднялись.

   
                Глава 2


     Илья Торбинский здоровый, звероватый мужик особой
симпатией в деревне не пользовался. Да нет, откровенных
пакостей он никому не делал, но все, с кем бы он не разговаривал, чувствовали себя неуютно, напряженно,стараясь не
задерживаться. Он знал это,но особо в общении не нуждался. Кони-единственная его любовь, но тоже неразделенная.
Он обращался с ними ласково, но они храпели,нервно перебирали ногами, вздрагивали всем телом при его прикосновении.
 
     - Глаза- зеркало души- сказал классик.
Его глаза — глубоко посаженные,с нависающими надбровьями , с природным прищуром,в любое время- весел ли он
был или зол- всегда выдавали его дьявольский характер.
Силу его никто не мерял, охотников не находилось, было
ясно и так. Но приключился один случай, который разнес
легенду о нем по всем окрестным деревням.

     Как -то бабы зимой погнали скотину на водопой. По речке прошла наледь, за ночь схватилась крепким морозцем и превратилась
в настоящий каток. Одна корова раскатилась задними ногами по льду, а передними ухнула в прорубь,Дыра проруби была узковата,так что ноги коровы заклинило наглухо, она не могла свалиться ни на правый ,ни на левый бок. Так и стояла бедная, уткнувшись разбитой мордой в лед, и раскорячив задние ноги. Запричитали бабы,заохали, двое побежали
в деревню звать мужиков. Рубить надо ваги, подваживать спасать кормилицу, пока не застыла в ледяной воде.

     Тут, на счастье, Илья проезжал на простых санях- за сеном ехал.
Остановился, посмотрел, покачал головой,походил вокруг.
Потом снял тулуп, сбросил рукавицы, обхватил корову руками за шею ближе к груди, поднатужился и вырвал бедолагу
из проруби. Насилу поднялась скотина и долго стояла, не в
силах сделать и шага.
- Потянула жилы в задних ногах- прогудел Илья.
- Да не звони ты, Настя, не причитай. Отстоится сердешная,потихоньку гони до мой. На морозе не бросай, загони в тепло.
   
     Повернулся Илья ,подобрал тулуп, рукавицы и поехал далее по своим делам. Женился он,по местным меркам,поздновато. Ближе к тридцати уж было, мужик уже, не парень. Взял
из своей деревни, из Волкиных. Не красавица, Нинка, но веселая, жизнерадостная. Женихов не выбирала, не чванилась.
Богат ли выбор на них в деревне. Замечать вскоре стали, что
меняться стала Нинка, не смеялась уже, избегала разговоров с подругами, иногда днями не видали ее во дворе.

     -Бьет, - единодущно решила вся деревня. Редко уже гостила в родном доме, на осторожные расспросы матери отвечала односложно, прятала глаза. Плакала мать, сурово молчал отец. Всякое бывает в семье- поругаются,не то подерутся но,
опять же мирятся. Детей ведь надо растить, хозяйство вести.

     У Ильи с Нинкой все по другому-не слышно ссор, криков, но
все печальней и тоскливей становится баба. Прожили всего то год, заболела Нинка и незаметно, тихо ушла в мир иной.
- Забил, - подвели итог бабы.

     Через время привез Илья себе вторую жену. Молодая вдова из соседней деревни. Сгинул муж зимой в тайге- нарвался
на медведя- шатуна, да осечку дал патрон. Нашли аж по весне то, что осталось. Варвара смазлива лицом да и телом не
подкачала,под стать Илье. Зачесали языки бабы по деревне.
- Ну, как заживут молоды? Поначалу жили мирно и спокойно. Успевала Варвара и по
дому, и по хозяйству, где и мужу подсобить. По всему доволен был Илья новой женой и, когда пообвыкла баба, стала
мнение свое высказывать а кое-где и перечить, терпел он,
придавливал свой характер.

     Как-то, уже перед покосом, завалил сосед изюбря и пригласил его отведать свеженинки под стакан-второй доброй
самогонки. Пришел Илья домой под хорошим хмельком, под
которым у него почему-то всегда портилось настроение. Тут
Варвара некстати выговорила ему про грязные сапоги.
- Мою, убираю а ты гадишь.
Не выдержал Илья, вспомнил старые привычки.
- Цыц, баба, знай свое место, - и тычком жену в лицо. Варвара опешила, но ответила мгновенно и нежной своей ручкой отвесила такую оплеуху, что он отлетел к стенке.

     Озверел мужик, потемнело в глазах от бешенства- очнулся,когда жена
лежала на полу без движения. На ночь он отнес ее на кровать,
сам же проспал на широкой скамье под тулупом. Утром он
подошел к кровати,посмотрел на неузнаваемое, иссиня- черное лицо и впервые почувствовал что-то вроде раскаяния.

     Пролежала Варвара три дня, он пытался напоить и накормить ее,но она лишь молча отворачивалась к стенке. Утром на четвертый день поднялась она. Ходила по избе мертвой тенью, не говоря ни слова. Потом оделась, взяла ведро и направилась к выходу.
- Не ходи, я все поделал, - остановил он ее.
- Корову Лизка доит, племянница моя, брата Василия дочь.

     Так же, ни слова не говоря, Варвара поставила ведро и
хлопнула дверью. Повременив, он глянул в окно и увидел
жену, та стояла у зарода сена и глядела вдаль на уходящие за
горизонт сопки. За весь день не проронила ни слова, но это
его не напрягало-сам не великий говорун. Вечером огня не
зажигали, спать Илья лег рано.

     Таежники народ привычный,у костра на лесной подстилке, в зимовье на грубой лежан-ке неудобства не испытывают, но за три дня на скамье бока
уже наломало,поэтому лег он на кровати и, не дождавшись
пока ляжет жена, уснул. Проснулся он ночью от непонятного, тревожного чувства. Пошевелил руками, ногами и понял,
что связан. Повел глазами- связан надежно ременными вожжами, не порвать не перегрызть. Варвара сидела на табурете подле кровати, на согнутых коленях-топор. Он взглянул
на освещенное луной лицо, на пустые, безжизненные глаза, и
гулко забилось сердце.
- Развяжи, Варя, - охрипшим голосом попросил он. Ни
один мускул не дрогнул на ее лице, по-прежнему пустые,безжизненные глаза смотрели на окно. Молчала она, молчал и
он, поняв окончательность ее решения.

      Наконец ее мертвые губы разжались.
- А теперь послухай меня... Слыхала я про тебя разное допреж того, покуда сватать меня приехал. Мужик ты крутой,
своенравный, поперек слова не потерпишь. Знала и про бабу
перву твою, что померла раньше времени. Но думала слажу
я с тобой лаской, добрым словом... Мужик ты сильный, здоровый, как раз для жизни. Меня тоже, -не как просту бабу,
господь силушкой наделил. Вдвоем мы бы горы своротили.
Слушал бы ты меня, так зажили бы мы не хуже Михайла Петровича вашего. Детей бы тебе нарожала... Но счас поняла
я, что не сломать мне тебя. Думала уйти, но ведь не дашь...
Найдешь...Забьешь насмерть. Подладиться под тебя, терпеть
помыкания твои не смогу... Характер не тот. Потому и решила...Не жить нам на белом свете.

     Замолчала-Варвара, пустые глаза невидяше смотрели на
окно. Задрожал от этих слов Илья, потом покрылся. Хрипло
спросил.
- И куды ж ты меня?-
- Зарою здесь... Сама уйду в тайгу... Места в тайге много, там и сгину. Ружжо твое -возьму , ты уж разреши.
Кривая усмешка раздвинула мертвые губы.- Ну что, Илья, молись... светать скоро будет...Ох, если бы
мы смогли...-
Горестная складка у губ не оживила ее лица.

     - Погоди, Варюшка! Дай и мне слово сказать, - захрипел
Илья от предсмертного ужаса - успешь еще голову мне срубить...Заслужил я энту смерть, и Нинку в гроб свел и ишо
много чего,тебя чуть на тот свет не отправил. Но поверь,
люба ты мне, ой как люба. К Нинке душа не лежала,зверем
был .Тебя как увидел, ну думаю, с такой бабой до гробовой
доски проживу. Вот и в самом деле, до гроба дожил. Детей
хотел, мне уж за тридцать, а детей нет.
- Каки бы дети у нас были... Я вон какой здоровый, ты -царица настояшша... Прости меня Варюшка, прости и поверь.
Не то, что пальцем не трону, пылинки сдувать с тебя буду. Не
думай, что от страха клянусь, если не веришь, то руби, туда и
дорога мне, собаке поганой. Любое твое слово супротив моего будет последним, как скажешь, так и будет.

      Замолчал Илья, молчала и Варвара.
Наконец поднялась она с табурета, перехватила топор в
правую руку. Захолонуло сердце у Ильи, но она повернулась
и отшвырнула топор к порогу.
- Не знаю, может, и аукнется мне потом, но поверила я
тебе. Нелегко на себя душегубство брать. Но смотри, Илюшенька, не сдержишь слово, плохо придется нам обоим.
 
     Она распустила узлы на вожжах и отошла к окну. Подождав немного, попросила:
- Сходи, зарой яму. Светает скоро--
- Каку яму?- встревожено смотрел он.
- Там…возле зарода.- На нетвердых ногах подошел Илья к
свежей куче земли и встал на краю ямы:
- Неглубока, но зарыть хватит. В длину и в ширь как раз
под него. Отрыта вплотную к зароду. Если зарыть и притоптать землю, а потом притрусить сеном, никто не догадается,
что тут могила. Когда же она успела

     Редко кто знает, что чувствует человек на краю собственной могилы. Но когда присмиревший и ставший как бы ниже
ростом, Илья вошел в избу, то вышел на середину комнаты и
рухнул на колени:
- Прости меня, Варенька! Прости, что довел тебя до смертоубивства. Всю остатню жизнь буду молить бога о прощении. Прости, царица моя!
Она подошла к нему, положила руку на голову:
- Давай отдохнем, Илюша. Ноги меня уже не держат. Светает скоро.-

     Они лежали молча, с открытыми глазами, потом в горле у
нее забулькало, и она забилась в судорожных рыданиях. Он
схватил ее, податливую, целовал ее иссиня-черное лицо, взял
ее как женщину , потом прижал ее голову к груди и затих,
держа как самую драгоценную вещь на свете…

                ***

     - Ты смотри, как ладно молоды зажили, - чесали языки
бабы при встрече.
- Илюха-то совсем смирный стал, и все вместях, все вместях делают. И в тайгу -вдвоем. Варька-то, кака охотница
оказалась, и на коне, как заправский мужик.

     Под рождество собралась гулянка. Все мужики уже вышли из тайги – морозы крепки да снега выше колена. В бога,
шибко-то, не верили, но праздники справляли с охотой, все
просвет какой от вечной работы. Бабы повытаскивали свои
наряды, до поры припрятанные в сундуках. Мужиков одели
в свежие рубахи, кое у кого городские пиджаки. Обувка разнообразием не блистала-валенки, да кожаные ичиги.

      Варвара сидела рядом с Ильей, возвышаясь над всеми бабами, голова чуть ниже мужниной. Роскошные волосы гладко зачесаны на голове, на затылке перехваченные лентой,
свободно вились по спине до самого пояса. Необычность
прически привлекала мужские взгляды и особо завистливые-бабьи. Когда подпили мужики и развязались языки, осмелел и Ганька Батюков, особо говорливый во хмелю:
- Хороша у тебя баба, Илья, хорошааа! Тока, гляжу я, оседлала она тебя крепко, -подмяла под себя. Такой тихой ты
стал, да покладистый, не узнать. С Нинкой-то ты совсем другой был. Ха-ха-ха.

     Глянул Илья на Ганьку-желваки заиграли. Враз протрезвел
мужичонка, глазки забегали.
Замерла гулянка, со страхом глядели на быкоподобного
Илью-что-то сейчас будет...Варвара положила свою ладонь
на его руку, он посмотрел на нее и помягчел лицом. Во всеобщей тишине обвел Илья глазами застолье и молвил слова,
поразившие всех:

     - Во всей округе нашей, а может, и в городе, лучше бабы не
найти. По душе она мне и -как хозяйка ,и как жена. Не за что
мне ей помыкать да охаивать. Люба она мне, потому и тихой
я да покладистый .
Он нашел глазами Ганьку, не знавшего куда деться, и усмехнулся. Поджали губы бабы от таких неслыханных речей,
раскрыли заросшие рты мужики и уставились на бабу, стараясь разглядеть в ней то, что им еще неведомо. Порозовела
Варвара от такой похвалы и признания, но не опустила глаза от смущения, не потупилась. Гордо повела головой по застолью-смотрите, вот я какая.

     Но тут вновь возвысил голос Илья:
- Наливайте, хозяева. Выпьем за наших баб. Сколь они с
нами маются-встают ни свет ни заря, спать ложатся последними. Детей обихаживают, робят наравне с нами, -жилы надрывают. А мы, быват, ишо и недовольные имя.
Оживились бабы, загудели одобрительно мужики:
- Мотри, как складно Илюха стал гутарить. Тилигент настоящий, как Кропочев Иван Василич покойный. А был ведь,
бирюк бирюком.
 
     Выпили, пожевали в тишине, позвякивая ложками.- Эт все Варька. Мотри че любовь то делает-.
Но тут опять проявился Ганька, самогон крепко ударил в
голову, тем более видел, что гроза со стороны Ильи уже сегодня не проявится. Он обтер сальной рукой крошки вокруг
рта и изрек следующее:

     - Мужики! Что-то я не пойму. Илюха вроде и мужик здоровый, и живут с Варькой не -первый год, но ведь баба ишо
ни разу чижолой не была. Никак, ты, Илюха, в этом деле мужик не самый крепкий, может, тебе помощники нужны?
Радостно заржали мужики и бабы, привычно поддерживая записного хохмача-балагура.

      Нахмурился Илья, зажегся
в глазах недобрый огонек, но вновь легла на его руку ладонь
Варвары. Оттаял Илья, усмехнулся:
- Дай срок, дай срок. Будет и дите, но не семеро по лавкам-дурное дело не хитрое, - поднял левую бровь Илья,намекая на многочисленное потомство Ганьки.
- А помощников мне не надо, особливо таких, как ты.
- Гы-гы-гы-ржали мужики-тебе, Ганька, апосля Илюхи,
там делать неча. 

     Смеялся и Ганька, смутить его было трудно, пока не наткнулся на взгляд Варвары. Та сидела, подперев подбородок
ладонью, и спокойно смотрела на него. Губы ее были растянуты в улыбке, но плотно сжаты. Глаза...Ганька смотрел в ее
глаза, и улыбка постепенно сходила с его лица. На него смотрели две нерастаявших льдинки, нет, скорее всего, это были
два опасных лезвия бритвы, не обещавших ничего хорошего.
Холодок прошел по его позвоночнику и, вскоре, он незаметно покинул гулянку, как теперь говорят- «по-английски».

     -Ночью, умиротворенная Варвара, спросила мужа, уютно
посапливавшего у ее плеча:
- Не спишь, ишо, Илья?-тот сонно пробормотал что-то,
- Давно уже думаю...Одним хозяйством, да охотой долго
нам придется подыматься. А -годы-то идут. Так можно и вовсе не поспеть...Послушай, что я придумала, и ты мозгами прикинь.Долго говорила Варвара, и сон постепенно уходил от
Ильи. Он так и не заснул до утра.
 
                ***

     Весна в этом году была ранней. Снег сошел быстро, хотя
зимой его навалило выше колена, а в падях и по пояс. Лесные
ручьи захлебнулись от обилия влаги и бешенными потоками
ринулись вниз к реке. Лед на реке не успел растаять, и большая вода поперла поверх льда, захватывая все большие пространства суши. Наводнение в этом году было невиданным.
Сенокосные угодья затопило, и они обещали хороший травостой, значит и будущей зимой не будет проблем с кормом
для животных.

     Прошлой осенью и зимой мужики поохотились знатно.
Урожай грибов и орехов был хороший. Белка держалась на
месте, никуда не ушла. А белка есть, то и соболек нередок.
Так что, все свободное время зимой, бабы и мужики тратили на выделку шкурок.особенно тщательно корпели над
самыми драгоценными-соболиными. Соболь есть-никакого золота не надо, все за него продается и покупается.

      Одна проблема только беспокоит-после бегства Михайла Петровича, да убийства Кропочева, возникли трудности со сбытом
пушнины. Но приноровились мужики, собирались в малые
артели, а кто посмелее, то и вовсе парами-тройками коней,
вьючной тропой ходили в город. Далеко, да и опасно - кое-где
банды еще держались, пошаливали. Убивать, не убивали, но
грабили. Обидно отдавать приобретенное имущество, добытое тяжким трудом. За свое могли бы и сами убить, потому и шли с ружьями, да обрезами. Лихие люди решались на
грабеж, знали, что в случае неудачи, сами могут попасть на
мушку.

     -Братья Скобельцины живут в деревне давно, еще малолетними их привезли сюда родители. Их отцы были братьями родными и бежали от голодухи с Курской губернии. Выросли здесь, женились на местных девках, занимались тем
же, что и все, но по-прежнему считались пришлыми.
-Поохотились братья прошлой осенью и зимой удачно,
да позапрошлогодний запас пушнины не сбыт. Потому и решили сбегать в город вдвоем. Знали, что далеко, знали, что
опасно, но трусами-то не были, да и сама жизнь заставляла.
Детей, жен одеть-обуть , да мало ли что по-хозяйству надо.
Ружейные припасы вон кончаются. Ждали, как подсохнут
тропы, но неожиданно заболел старший-Семен. Через неделю полегчало, но ослаб, не выдержать такой дороги.

      Думали,думали младший Тимка с женой Веркой, да и решили ехать
вдвоем. А что, баба к тайге привычная, молода еще и крепкая. Оставили хозяйство и деток двух на Семена с женой и
с тремя конями тронулись в путь. Два коня под вьюками,
третий под седлом и с небольшой нагрузкой. На нем по очереди ехать а меняться, чтобы ноги не сбить. Подпоясались
патронташами с одной картечью, закинули ружья за спины,
поцеловали деток, перекрестились и зашагали.. 

                ***

     -Илья с Варварой вновь позвали племянницу Лизку побыть на хозяйстве. Брату Василию Илья сказал, что хочет
Варвара проведать родителей, а сам решил поехать на свои
охотничьи угодья-сохатого пострелять да мясо поразбросать
по участку, чтобы соболь не ушел и плодился на месте. Дескать, Варвара так придумала.
-А что, дело баба советоват.-оживился Василий-Можа и
самому так сделать?! Головаста баба у тебя, головаста.»

                ***

     -Тимофей с Веркой добрались до города на третий день.
Дошли легко, не побили ноги, не заморили коней. Устали, конечно, но настроение было бодрое. Нашли постоялое подворье, где останавливались все их деревенские ходоки. Хозяин
был приветлив, плату за постой брал, но не драл шкуру. Он
уже многих знал по именам и с удовольствием расспрашивал
об их жизни. На другой день они побывали на пушной скупке, где их встретили как долгожданных гостей. По мнению
Тимки, оценка пушнины прошла честно, скупщик не придирался. Три дня они толклись по магазинам и по базару. Глаза Тимки разбегались от обилия товара, но Верка оказалась
хозяйственной и расчетливой. Вначале узнавала цену товара в разных местах и только потом соглашалась с покупкой.

     К концу дня ноги уже не держали, они едва добирались до
подворья усталые, но счастливые. На четвертый день отдохнувшие кони привычно приняли на себя новый груз и бодро
двинулись в обратный путь. Дорога, ведущая домой, всегда
кажется короче, вот уже показалось последнее зимовье, от
него уже один день пути и... дом. Тяжелый путь никак не отразился на их настроении, они громко и весело разговаривали, смеялись, представляя, какие лица будут у детей и Семена
с невесткой при виде подарков. Тимофей ехал на коне впереди-поменялись с женой недавно. Верка шла позади, ведя на
поводу двух коней, идущих на привязи друг за другом.

     Выстрел грянул неожиданно...Тимка поник головой,
ткнулся в гриву коня и мешком свалился на землю. Пораженная Верка несколько секунд стояла неподвижно, потом
раскрыла рот, но завизжать, от ужаса, не успела.
Ахнул второй выстрел, и она, как надломленная ветка,
рухнула в кусты багульника.

     Из-за толстого ствола лиственницы вышел здоровый детина с ружьем в руке и бросился ловить, шарахающихся от
него и храпящих коней. Из зарослей багульника донесся
женский голос:
- Стой! Боятся они тебя. Сама сымаю.
На тропу вышла баба и, ласково приговаривая, спокойно
пошла к лошадям:- Не бойтесь, миленькие...Не бойтесь, мои хорошие.»
кони успокоились и баба похватала их под уздцы.

      -Бери этого. Верку и Тимку грузим на него.-
-Командовала баба. Она остановила пару, спокойно стоящих, коней и подошла к мужику, который не мог успокоить
нервно перебирающего ногами, коня:
-Тпр-у! Стой, мой хороший. Успокойся. Ласково поглаживала коня по шее. Детина подтащил Тимку, и они вдвоем забросили его поперек седла, позади седла
положили Верку. -
- Поди, разгреби листья, может кровь есть.-
- Да нет, все чисто-.
Детина пошарился в кустах багульника, где лежала Верка.
- И тут тоже-отозвался он с места Тимкиного падения.

     -Ну тогда, ходу. Быстрей с тропы. Этих надо зарыть впервой. Потом вьюка перегрузим на своих. Лошадей придется забить,
жалко, но надо, чтоб они домой не пришли. Ты отведи их в
Волчью падь, там и оставь подале друг от друга. Волкам до
осени хватит жировать. Тебя я буду ждать в Сухой балке под
скалой. Там и переночуем.
- Домой надо налегке и засветло прийти, чтоб все видели.
Вьюка попрячем в кустах на старом пожарище. Туда никто
не ходит, кедрач сгорел, а кусты и трава поперли не пройти.
Потихоньку потом перевезу.-
Детина посмотрел на бабу, и она согласно кивнула головой.
               
                ***
    -Семен с женой ждали Тимку с Веркой, ну самый край, недели через две. Прошла еще одна неделя, но ходоков не было.
Тревожные думы гасили-может заболел кто, всяко бывает.
По деревне шли уже осторожные разговоры:
- Никак худо дело, а?
Семен упросил соседа сходить с ним за перевал до первого зимовья. Деревня ждала: кто с тревогой, кто с любопытством, кто равнодушно. Всякие люди есть. Через два дня, к
вечеру, вернулся Семен с соседом. Ничего, никого не нашли.
В зимовье давно никто не остананавливался, в печурке зола
уже мохом взялась.

     Завыла тогда баба Семена. Ни коня, ни добра-все пропало.
В придачу к беде еще и двое сирот. Загоревал Семен, за голову схватился.
- Никак городски Тимоху ломанули. Можа грабануть хотели, да Тимоха с Веркой за ружжа схватились. Тогда, наверно, и порешили их. Пушнина-это ж чисто золото.-
Судачили мужики.

     Через неделю братья Торбинские организовали свою артель для похода в город. Долго думали Василий да Иван, но
решили младшего брата Илью, оставить на хозяйстве.
- Всяко быват, вон Тимка с Веркой ушли и нету...В случае
чего хоть один брат останется.
Практично подумали они. Уговорили поехать еще пятерых дальних родственников. Получился целый караван. С
такой братией уже не страшно. По пути заезжали во встречные деревни, спрашивали про Тимку с Веркой.
- Не проезжали ли?
-Нет, никого не видели, никто не проезжал.-
В городе хозяин постоялого двора подтвердил:
- Да, были. Три дня ночевали. Сторговались хорошо. Уехали давно, уже третья неделя.-

    - Значит все, сгинули-понурились земляки.
Хозяи посоветовал зайти в милицию. Заявить. В милиции
встретили внимательно, выслушали, записали. Обещали
расследовать.
Долго в городе не задерживались, торопились поспеть к
началу покоса.
Вместе с ними выехал следователь. Добрались спокойно.
Следователя поселили в Тимкину избу, столовался у Семена. Неделю ходил он по деревне, расспрашивал, записывал, с тем
и уехал. Проводил его Семен до первой деревни и вернулся
назад, окончательно уверенный в том, что брата с невесткой
уже нет.

                ***

     Илюха и Варвара жили душа в душу. Покос закончили
удачно, под дожди трава не попала. Сметали два зарода сена,
хватит и коням и скотине. После покоса вновь пригласили
племянницу Лизку побыть на хозяйстве. Перед охотничьим
сезоном опять собралась Варвара навестить родителей, а
Илья ехал в охотничьи угодья, соболей прикормить сохатинным мясом.

     Вернулась Варвара довольная. Лизке подарков
привезла и себе с Илюхой кучу разного добра. Через полдня
прибыл и Илья. Приехал с хорошими новостями. Соболь
есть, держится на месте, старое мясо поел все. Удалось ему
забить еще одного сохатого, так что есть надежда на хороший охотничий сезон. Шишки в кедраче немного, но есть.

     Значит и белка будет.
-А хорошо ты придумала про соболей. Ловко.-ласково
глядел он на жену.
-На следующее лето надо выезжать в город, ишо и прошлогодние шкурки не сданы, -планировала Варвара.
-Ну, да...ну, да...,надо будет сходить.
Как-то неопределенно высказался Илья. Жена внимательно, несколько напряженно посмотрела на него. Потом спросила:
- Братьям про соболей говорил?
-Угу. Василию тока.
- Скажи, чтоб не звонил по деревне. Ни к чему всем знать.
- Ладно. Скажу.

                ***

     Охотничий сезон у всех мужиков получился разный. У
кого средне, у кого не очень.      У Василия с Ильей отменно. У одного сорок, у второго все
пять десятков драгоценных шкурок. Целое богатство. Завидовали мужики по деревне, шибко завидовали. Василий ходил по избе, перебирал меха и головой покачивал.
- Головаста баба, ох и головаста.
Ближе к весне братья собрались у Ильи держать совет -
ехать в город всем вместе или порознь.

      Варвара вмешалась в их беседу:
- Делайте, как прошлый раз. Вы с Иваном набирайте артель, как раньше. Мы с Илюшей тоже кого-нибудь найдем.
Вместе нельзя, вишь, как у Тимохи с Варкой получилось. Так
хоть один мужик есть, а то остались бы одни вдовы. Ближе к
лету и порешим, кто впервой поедет.
- Ну да, дело баба говорит. Худого не посоветоват.-Василий почесал рыжую бороду
- Так и сделаем.
            
                ***

     Где-то ближе к середине мая Варвара вновь расшевелила
сонного Илью и начала излагать план дальнейших действий
в их семейной жизни:
-Послушай, Илюша, думу мою...Хорошо мы счас с тобой
живем, слушаешь ты меня. Смотри, как с соболями получилось-красота. И ишо лучше заживем, если и дале будешь слушать. Варвара помолчала.
-Слыхала я тут недавно от баб, что Волкински-Петро с сыном, как просохнет тропа, решили идти вдвоем в город. Я
думаю, как вернутся они, пусть Василий с Иваном и артелью
идут. Мы же опосля их пойдем, боле брать никого не будем.

     Долго еще говорила жена, и вовсе пропал сон у Ильи. Варвара помолчала с минуту и каким-то грудным голосом, сказала:
- Ишо чево хочу тебе сказать. Не знаю, по душе тебе будет,
али нет...Долго не верила я, а сейчас точно...Кажись чижолая  я.
Илья подскочил как ужаленный:
- Да ты че! Неужели правда! Сколь уже ждем, ждем! Ах ты,
царица моя, ненаглядна.
Он бережно обнял ее, потом заголил холстинную рубаху и
прижался ухом к ее животу.
-А ну дай, послухаю. Где он там обитаца.
Она со смехом обняла его голову.
- Дурной. Да рано же ишо, месяц тока.

     Илья обнял ее, положил ее голову себе на грудь, помолчал
и потом, торопливо и взволнованно заговорил:
- Послухай, Варенька. Может, да ну его к богам, этот план
наш. Ведь дите у нас теперь. Подымать, растить надо. А то
ведь кто его знает, как ишо получится. Живем же хорошо,
а с дитем ишо лучше заживем. Ты подумай, Варенька. Твое
слово последнее, -как скажешь, так и будет.
- Думаю, Илюша, думаю. Про нас и про дите. Ради нас всех
и план этот придумала.
Обнявшись, они пролежали до утра, каждый с думой о
своем.

                ***

    
     -Петро Волкин с женой Мариной были в ссоре, не то, чтобы в ссоре, но недовольна жена решением мужа.
- Да кто ж на троицу в путь собираца, это же праздник
святой. Зачем же бога гневить.
- Ниче, ниче, - отбивался Петро. -Ниче богохульного мы
не делам, наоборот, господь должон нам помочь в энтот святой день. Чем самогонку хлестать, лучше добрым делом займемся. Никогда труд грехом не был и не будет.

     - Семнадцатилетний Вовка не вмешивался в перебранку
родителей. Уже почти месяц он жил ожиданием этого похода.
За всю жизнь, кроме тайги, он еще ничего не видел. Слышал,
что в городе тьма людей, дома огромные, люди на каких-то  транваях по железным путям ездят. А еще есть железные дороги. Но тут Вовка ничего не понимал, это же сколько железа
надо. Он представил деревенскую улицу покрытую железом
и для себя решил, что это враки. Не может быть такого. А
еще он слышал-тут Вовка смущался даже-что там есть дома,
где за деньги можно с бабами и девками покуролесить. Стыдоба...А если их мужики узнают, ведь поубивают же. Срамота одна.

                ***

     -Илья навестил брата Василия и попросил отпустить Лизку похозяйничать, покуда они с Варварой съездят на свои
угодья, поделать соболиные привады. Василий оживился:
- Ой добро дело, ой добро. Баба твоя молодец, как у нас
ловко получилось. Ведь како -богатство добыли. Я тоже скоро пойду. Надо и Ваньке сказать про это.
- Скажи, но пусть по деревне не звонит. Ни к чему всем
знать.
- Ну да, и правда, ни к чему.

                ***
 
     Волкины-отец с сыном, не спеша меряли шагами тропу.
Петро вел в поводу кобылицу, шла она почти налегке груженая, в основном, легкой рухлядью. Хотя и двухлетний запас
шкурок, но не шибко богатый. Прошлой зимой только Илья
с Василием отличились. Это же надо-пять десятков-столько
и за две зимы-удача хорошая. Вовка позади вел Гнедого, тому
приходилось несладко.-туеса с маслом да сметаной, солонина из сохатины, короба из березовой коры с соленой и копченой рыбой. Нынешней весной они удачно поставили заездок.
Хариус и ленок шли валом. Только вот соли маловато, много
пришлось возиться с копчением.
Петро оглянулся на сына. Хороший помощник подрастает, считай, что второй мужик в доме. Послушный, безотказный, любимец матери, да и сам отец не чаял в нем души.

     Он посмотрел на тяжело идущего, Гнедка и подумал, что надо
его немного разгрузить. Один короб с соленой сохатиной кобылу не задавит. Хоть и жалко-жеребая-но идет-то почти пустая, одни торока со шкурками, да со сменной одеждой и попонами для спанья. Идет она под седлом, на случай кто ноги
собьет или устанет шибко. Но все пока хорошо, идется легко,
привычно. Да вон уж и зимовье показалось, первая остановка для ночлега.

     - Давай,сынок,первым делом разгрузим Гнедка, пристал
бедный. Я тут узлы приберу, потом печурку затоплю, чайку
сгоношу. А ты веди лошадей к ручью, напои, потом поставь
их на выпас. Там, вдоль ручья, травы должно хорошо народиться.
- Хорошо, батя.-

     Легкий, подвижный Вовка сноровисто отвязывал и стаскивал тюки, короба и относил их к зимовью. Потом взял под
уздцы обоих лошадей и повел их вниз, к ручью.
Петро снял ружье, висевшие до сих пор на груди, положил
его на тюк, потом поднял короб с рыбой и понес его в зимовье. Вернувшись, он подошел к тюкам, постоял, посмотрел
на заходящее солнце на вершине сопок. Потом наклонился,
чтобы взять очередной тюк и замер-боковым зрением увидел
позади себя чьи-то ноги...Тут же страшный удар обрушился
на его голову, и он свалился рядом с ружьем.

     - Че, убрать его?- Стоящий над Петром с черной повязкой до глаз дюжий
детина, обращался к бабе, вышедшей из-за зимовья.
- Не надо. Сынок сейчас придет. Подойдет ближе, ты стань
там же, за лесиной. А тот -не очухается?
- Да не, готовый. Ты, сама-то, схоронись покуда.

     Вовка привел лошадей к ручью, пока они пили, по-хозяйски обмыл припотевшего Гнедка и обтер насухо охапкой
травы. Потом привязал концы узды каждой лошади за переднюю ногу. Так, на всякий случай, чтобы не ушли далеко.
Пусть попасутся, на ночь надо будет привести их к зимовью
и задать немного овса. У Вовки было хорошее настроение,
работа никогда не тяготила его, он воспринимал ее как обычную необходимость, без которой невозможно существовать.

     Если бы кто-то сказал ему, что можно жить, ничего не делая,
он бы посмотрел на него, как на недоумка.
- Как это? Не накосишь сена-не выкормишь скотину, лошадей. Не будет молока, сметаны, творога, мяса. Не походишь
по реке, заездки не поделашь-не будет рыбы. Не пойдешь на
промысел-не будет пушнины, а значит и денег. А деньги-это все. Ну да, есть и воры и бандиты, но это же нелюди, это
же надо воровать и отнимать у людей, которые работают. А
долго ли проживешь, воруя и грабя? Это же тюрьма или просто-пуля. Сам бы Вовка никогда не задумался над вопросом,
что делать, если тебя грабят, а в руках у тебя ружье? Что делать? Заряд картечи в башку и все.

     Конечно, Вовка не думал обо всем этом, подымаясь от ручья к зимовью. Все это было заложено у него в голове с самого рождения. Просто у Вовки было хорошее настроение. Подойдя ближе, он увидел, неубранные тюки и короба, но это
совсем не расстроило его. Значит, батя занят чем-то другим.
-Ничего, сейчас занесем -. Потом он увидел отца, лежащего лицом вниз среди тюков.
- Бать! Ты че?-
Тревога еще не коснулась его, еще юного, сердца-
-Бать,а Бать?-
Подойдя ближе, он увидел окровавленную голову отца.
- Батя, ты че упал что-ли?-

     Он бережно взял его за плечи. Отец глухо застонал, но тут
Вовка услышал посторонние звуки позади себя и резко повернул голову. Детина уже опускал дубину, но ему не повезло. Вовка был легок и быстр, он рыбкой скользнул в сторону,
и дубина с треском врезалась в землю.

     Вовка летел по поляне перепрыгивая через валежины, но и детина был не промах.
Бросив дубину, он уже настигал его, и тут Вовка применил
прием, который часто они применяли в детских играх. Чувствуя, что сейчас неминуемо будет схвачен, он резко упал под
ноги настигавшему. Детина запнулся об него и со всего маха
обнял березу, смачно врезавшись в нее лбом. Вовка вскочил
и бросился назад к отцовскому ружью, но тут же наткнулся на бабу, разъяренной медведицей идущей на него. Лютой
злобой горели знакомые глаза.

     - Ты!-Изумленно воскликнул он, но не успел больше ничего сказать. Спасаясь от занесенного ножа, он выбросил обе руки
вперед, левой рукой схватил руку с ножом, правой вцепился
в ее волосы. Баба обладала неимоверной силой, свободной
рукой она легко оторвала его захват руки и всадила ему нож в
плечо. Вовка застонал от страшной боли, сорвал с ее головы
платок вместе с волосами и бросился бежать. Но баба была
не менее проворна, сделав три широких шага она успела всадить нож ему в спину.

      Вовка упал и ужом начал втискиваться
в узкую щель под зимовьем. Но баба была рядом и, раз за разом, вонзала в нож в его спину, но Вовка , каждый раз вскрикивая от страшной боли ,успел втиснуться в спасительное пространство.

     -И тут ахнул выстрел. Баба резко повернула голову и издала крик ужаса и боли: детина, который шел к ней, держа
обеими руками гудящую, от встречи с березой, голову, упал
на колени и медленно заваливался на правый бок.
-Потом она увидела дымящийся ствол ружья и, зарычав
как зверь, бросилась туда. Петро уже снова потерял сознание
и не почувствовал, как в его спину раз за разом, врезается
острая сталь ножа.

                ***

     - Деревня гудела как улей: Варька привезла из тайги Илюху, кто-то стрелял в него, конь понес, он упал и голову расшиб. Василий поехал в соседнюю деревню за фельдшером.
- Никак бандюки ишо сохранились?-судачили мужики-Значит, не всех ишо перебили.

     Через два дня снова взбудоражилась деревня: пришли
кони Волкинских, на которых Петро в город с сыном ушли.
Пришли пустые без груза и седел, у кобылы конец узды еще
привязан к ноге, значит пастись их ставили.
- Никак зверь пужанул ночью, вот и сорвались оне-гадали
одни.
- А не грабанули ли их?-осторожно высказывались другие-а че, давно ли Тимка с -Веркой сгинули.
Третьи, сопоставив факты, многозначительно помалкивали, приподняв брови и опустив глаза.

     На другой день родичи Волкинских на пяти конях, налегке, двинулись до зимовья на разведку. Солнце было еще высоко, когда они добрались до места. Окровавленный Петро
лежал на неубранных тюках уже окоченевший. Брат Петра
Степан спрыгнул с коня и опустился на колени рядом с ним.
Помимо разбитой головы ,у него на спине он насчитал десять
ударов ножа. 

     - Это че за звери здесь были,а? Это же за каку таку провинность они на куски его резали?
Он взял ружье и разломил ствол.
- Патронов нет, но порохом не пахнет. Значит, он не стрелял.-
Потом поднял ружье и посмотрел на небо через ствол.
- Это че тако, все стволы ржавы, а правый так совсем рыжий. Не такой Петро мужик, чтобы ружжо так доводить.

     - Слышь, Степан, а не промыли ли ружжо в ручье. Если
правый сильно ржавый, значит он с него стрелял. А потом
его кто-то промыл, чтобы порохом не воняло. Видно боялся
чего-то.-
Сват Степана-Николай обернулся к остальным - Вовки-то не видно. А ну, ставьте коней, и ищите его. В
зимовье загляните.
 
     Сидевшие в седлах с напряженными, суровыми лицами,
слезли с коней и разошлись, осматривая местность. Вскоре
раздался крик:
- Эй! Идите-ка сюда, - зять Степана Костя сидел на корточках возле зимовья.
- Смотрите, сколь кровищи. -он встал на колени и всунул
голову под зимовье.--Э...пап...,,тута он. Под саму стенку забился, кажись неживой уже. Мне туда не пролезть, узко. Давай, Толя, попробуй, ты поуже. Тока веревку возьми, за ногу
-привяжи, и мы его потихоньку потянем.

     Щупленький Толян оробело стоял на коленях, не решаясь
лезть в узкую щель.
- Ты че, за зверем че ли лезешь,-
Прикрикнул Костя.-
- Свой же, Вовчик, сколь вместе бегали.
Когда вытащили Вовку, все ахнули-вся рубаха на его спине в засохшей крови. Степан застонал от горя, упал на колени
и обнял голову племянника, потом поднял залитое слезами
лицо к небу:
- Господи! Ты все видишь сверху, ты пошто допускаш тако
зверство. Ты пошто не оторвал руку тому зверю, ведь ребенок ишо совсем.
- Стой, Степан! Не богохульствуй!-

     Богобоязненный Николай положил ему руку на плечо.
- Не господь тут виноват. Ты вот сюда посмотри.-
Он подошел к Вовке и вытащил его правую руку, половина
которой еще была под зимовьем. В кулаке у Вовки был зажат
бабий полушалок.

     - Посмотри-ка, Степан, у кого ты видел энтот полушалок?
Ни у одной нашей бабы нет такого, у одной тока есть, и смотри, сколь волос вырвал.
- Сссука!!!-Степан заскрипел зубами - Ссука! Варька!-засверкали глазами остальные. Это же
она с Илюхой.
- Ссука! В бога...в мать...ну дай срок, дай добраться до
тебя,- Степан встал, и его пальцы побелели на рукояти ножа.
- Хлебнешь ты ишо кровушки вместе с Илюхой.
- Постой Степан. Подумать надо.

      Рассудительный Николай пытался охладить взбунтовавшуюся кровь остальных.
- Кровь прольем, вся их родня подымется.
- Как подымется, так и ляжет, - засверкал глазами Костя.
- Остынь, - резко осадил Николай зятя. -Так половина деревни ляжет, вторая половина в лагерях сгинет, а бабы с малыми детьми от голода вымрут. Думать надо.
Он замолчал. Примолкали и все, только играли желваками, смотря на окровавленный труп Вовки.

     -Я думаю пуля, что в Илюхе сидит, это Петрова пуля. Видать Илюха оплошал с дубиной, думал, что убил с одного
удара, а Петро очнулся и стрелил его. Добивала-то их обоих
Варька. Зверюга баба. Ох и зверюга. Ни за что бы Илья не
пошел на смертоубийство. Это она его охомутала. Помнишь,
каки слова он на гулянке говорил? Вишь-ли, люба она ему.
Так люба, что на убийство с ней пошел. Это же и Тимка с Веркой их рук дело. Обогатиться захотела. Ох и баба! Боком это
ей богатство выйдет.-Он снова помолчал.

     - Давай, Степан, так сделам. Пущай ребяты грузят Вовку
с Петром на коней и потиху едут домой. Как приедете - он
обратился к парням-ни слова никому, нашли Петра с Вовкой
мертвыми и боле ниче не знам. Пущай могилы роют, готовят похороны. Про нас скажете, что Степан шибко занемог
от горя-ноги отнялись-и мы с ним остались на -день-два.
Как полегчает, так и приедем. А мы с тобой, Степа, поедем
в Половинную, -там и телефон есть, председатель Совета, и
милиционер. Все обскажем. Оне в город -позвонят, а там разберутся-али помощь пришлют, али прикажут тому милиционеру -Варьку с Илюхой заарестовать. А мы тогда поможем.
Давайте, ребяты, завернем Петра с Вовкой в попоны, переночуем, а поутру в путь. Смотрите, не проболтайтесь. Как бы
Варька не сорвалась в бега.

                ***

      - Варвара сидела подле лежащего на кровати Ильи. Фельдшер уже уехал, дав ей наставления по уходу за раненым:
- Ничего страшного, мужик здоровый, выкарабкается. -
Илье повезло- пуля застряла в правом плече. Фельдшер
осмотрел рану и потребовал самогона. Варвара принесла
целую бутыль. Он намочил тряпочку в самогоне и обработал рану вокруг, потом плеснул прямо в рану, отчего Илья
закряхтел.
- Ничего, это еще не больно, - беззаботно сказал лекарь.
Потом заставил выпить его целый стакан, погодя, не морщась, пригубил пол стакана сам. Подождал, когда на Ильюхином лбу, с огромной шишкой, выступил пот:
- Если будет шибко больно, то ори, но постарайся не дергать рукой да, и можешь погрызть.

     Он сунул ему деревянную ложку в рот. Взглянув на Варвару, бесцеремонно оглядел ее прелести:
- Ишь ты, какая. Но ничего, баба ты здоровая, удержишь
одна. Обними его сверху за грудь и держи за руки изо всех
сил.
Варвара легла на Илью грудью и обхватила за руки. Лекарь
достал блестящую штуковину с шариком на конце и проткнул рану. Илья выгнулся и замычал.
- Рано еще орать - Он вытащил штуковину с шариком и достал блестящие
длинные щипцы.
- Вот теперь держи - Рявкнул лекарь и воткнув щипцы в рану начал ковыряться в ней.

     Деревянная ложка захрустела в зубах у Ильи, он зарычал бешеным зверем. Варвара изо всех сил сжала его руки,
но чувствовала, что ни за что бы не удержала их, если бы он
рванулся. Но тут лекарь торжествующе заорал:
- Есть! Вот она, скотина. Все, можешь отпускать.
Он вытащил щипцы с круглой пулей, с которой обильно
капала кровь. Кровь шла и из раны:
- Вот хорошо, хорошо, вымывай всю гадость. Ну а теперь
давай, красавица, чистые тряпки. Бинтов, к сожалению, у
меня нет. Война все бинты вымотала, а новых не делают еще.

     Она достала из сундука нательную льняную рубаху и без
сожаления рванула ее, отрывая длинные полосы.
- Ого- го.- восхищенно смотрел лекарь- так рвать лен, это
ж какую силенку в руках надо иметь. Как же не заметил я
тебя в нашем околотке.
Окончив бинтовать, он дал ей последние наставления: как
менять повязки, обеззараживать рану тем же самогоном, не
переставая бесцеремонно разглядывать ее.
   
     Варвара поблагодарила его и вынесла пять соболиных шкурок. Он изумленно
взглянул на нее, потом глаза его затуманились:
- Я бы с удовольствием возложил их на твои плечи в обмен за нашу с тобой интимную близость.
Заметив ее леденеющие глаза, миролюбиво добавил:
- Ладно, ладно, не зверей. Тем более, что ты, кажется, беременна, моя милая. Ну вот видишь, я прав, оказывается, -
добавил он, заметив ее дрогнувший взгляд.
- А жаль, очень жаль.

     Он взял связку соболей из ее рук и вышел. Варвара подошла к окну и долго стояла у него, смотря на далекие сопки.
Потом подошла к лежащему Илье и села на край кровати.
Глаза его были открыты, и он дышал прерывисто, едва сдерживая ноющую боль.
- Прости меня, Варенька, за то, что оплошал я с Петром.
Худо получилось, сам я виноват. Можа, обойдется все, не дознаются -

     - Это ты меня прости, Илюша. Вина моя большая в том,
что втравила тебя в это.  Хотела я много. Думала, что подкопим золотишка, в город переберемся, лавку али  магазин откроем, торговать пушниной будем, товаром разным.
Заживем по- настоящему. Теперича все!... Ружжо Петрова я
в ручье промыла, чтобы порохом не пахло, и патрон далеко выбросила, будто не он стрелял. Но забыла я, дура, про
полушалок, который Вовка с меня содрал и с им под зимовье заполз. Там и сдох. Теперича все. Волкински знают про
все. Костя с парнями Петра и Вовку привез. Вся деревня там
была, и я ходила, будто знать ничего не знаю. Но как Костя
на меня смотрел, думала прожжет глазами. Бают ,что Степан
шибко заболел с горя, и Николай с ним остался, через день -второй приедут. Но врут. Никто там не заболел. Поехали они
 до Половинной, а там и телефон есть и милиционер. Скоро
приедут за нами. Это конец нам, Илюша.

     Варвара замолчала и глядела перед собой, ничего не видя.
Илья смотрел на ее мертвые глаза и вспомнил, что они были
такими же, как в ту ночь, когда она сидела тут с топором на
коленях.
- Варенька, как стемнеет, седлай коня и беги отсель. Сначала к родным, потом дале. Схоронись до времени. Придут за
мной, повезут в город. Небось не убьют. Отсижу сколь не то
дадут. Мы ишо не стары с тобой. Только дите сбереги наше. Я
вас потом где хошь найду, тока если от меня не откажешься...

     Варвара положила свою ладонь на его руку:
- Всю жизнь, Илюша, не пробегаешь. Искать будут- найдут. Да и не из тех я, чтобы бегать и прятаться, как крыса.
Чует мое сердце, что не свидеться нам боле никогда. Вот за
это и стою на коленях и прошу прощения у тебя.
- Она встала на колени перед кроватью и склонила голову.
Илья положил левую руку на ее волосы и, прерывисто дыша,
неумело, но нежно гладя:

     - Царица ты моя, все вынесу, все вытерплю, чтобы тебя с дитем снова увидеть. Только дите сбереги. Не кори себя, не
проси прощения, я не дите малое, сам на это пошел. Теперича пополам беду делить надо, а боле всего я виноват, что
не отговорил тебя на тако худо дело идти с дитем нашим в
утробе. Люблю я тебя и любить буду покуда живой.

     Они не спали всю ночь и когда, утром, двери избы с шумом отворились, впустив четверых во главе с милиционером, она встретила их- высокая, стройная, красивая, со свежим лицом, на котором не было ни следа от бессонной ночи.
Ее вывели во двор, уже полный деревенского люда, связали руки и посадили на коня. Следом вывели слабого и бледного Илью с подвязанной рукой и, посадив, привязали ноги
к стременам, чтобы не упал.

     Они ехали в окружении сопровождавших, осыпаемые проклятиями и оскорблениями, но
ни один мускул не дрогнул на лице Варвары, оно было спокойным и величавым, что доводило местных баб до белого
каления.
- Чтоб ты сдохла, ссука!-
Это было самым деликатным ругательством, что она услышала в свой адрес.
Но когда старая и беззубая бабка из рода Волкинских прошамкала:

     - Пушай Гошподь проклянет твой плод, который ты зачала. Пушай жгниет он в твоей поганой утробе. 

     Она вздрогнула и побледнела, но голову не опустила,так и
ехала дальше, не опуская глаз.

                Глава 3
      - Дед Василий сидел на скамейке у своих ворот. Много уже
зим и лет промелькнуло за его жизнь. Нет, он был еще не стар,
в рыжей бороде седых волос не наблюдалось, хотя старший
внук уже женат и другие на подходе. Но ноют коленки на погоду, силенка в руках не та. Давно уже не грелся у таежного костра, не слышал запах смоляной кедровой шишки. Память подводить стала, забывать стал где что положил, внуков,
бабку звать приходится на помощь.

     Но помнят руки упругое тельце сбитой белки, пушистый, драгоценный мех соболя. С гордостью вспоминает он времена, когда они с Ильей, а потом с Иваном, заставляли завидовать мужиков всей деревни,
добывая соболей столько, что им и не снилось. А все Варька.
То же она придумала, как привады соболям делать. Вот баба
была. Таких Василий не видел ни до нее, ни после. Из- за нее
и сгинул Илья.

     - Память мгновенно вернулась туда, в прошлое. Как бурлила деревня, когда все раскрылось. Кровь пролилась меж
родами Волкинских и Торбинских, ненависть выхлестывала
из окон, неосторожное слово или взгляд вызывал дикие драки среди молодежи. Как удалось старикам удержать молодых
от дальнейшей крови, одному богу известно. Разбитые носы
и синяки под глазами никто в расчет уже не брал. Спасла
коллективизация. После ареста Ильи с Варварой из города
прислали нового председателя совета и милиционера. Началось создание колхоза.

     Председатель созвал бывших красноармейцев, сочувствующих советской власти, и изложил
политику партии в отношении сельского хозяйства. Завыли
бабы, заскрежетали зубами мужики.
- Да это ж грабеж!- срывались некоторые.
На что председатель и милиционер тихо, но с угрозой
предупреждали, что за оскорбление советской власти можно
и...После чего мужики резко сбавляли накал страстей. Что-что, а в решимости власти, постоять за свой авторитет, никто
не сомневался.

    - Ни шатко ни валко работа в колхозе шла. Начали увеличивать пашню, подняли запруду у мельницы, построили
клуб- для молодежи отдушина, заработала школа, появился телефон, кино иногда привозили. Привыкать стал народ
к коллективному труду и жизни. Отпала необходимость во вьючных конных походах в город за товаром. В деревне появился магазин, где можно было купить самые необходимые
товары, сбывать пушнину уже по твердым государственным
ценам.

     - Но тут грянула война. Много мужиков и парней ушли
на фронт. Думали недолго будет, но кровавая мясорубка
длилась аж четыре года. Вся работа легла на плечи баб, да
подростков. Война подбирала все, но голодать- не голодали.
Рыба в реке никуда не делась, по весне делали запасы соленой, но больше копченой рыбы. Соли не хватало, да и хлеба
тоже. Зверь в тайге не исчез, и подростки, с отцовскими ружьями в скрадках, сидеть умели. Так что свежее мясо было
не редкостью. Зимой устраивали заездки прямо со льда, устанавливали плетенные из тальника «морды». Была свежая
рыбка. На заячих тропах ставили петли, но занималась этим
ребятня помладше. Тоже подмога матерям, у которых постоянная головная боль- чем накормить семью. Но эти проблемы были привычны, только серьезно усугубились.

      Угнетало другое- война, фронт. С надеждой и страхом ждали скупых
известий оттуда. Председателю совета было нелегко, он первым получал по телефону вести с фронта, но он же первым
получал страшные вести. После них поднимался бабий вой
над деревней. На этот вой бежали бабы, девки- этот вой усиливался многократно. Подходили, редкие уже, мужики, с суровыми лицами- постоять, поматериться, поклясть Гитлера:
- Штоб его бабе ежа родить против шерсти.

     - Кончилась война. Редко кто пришел с фронта, но надежда
не покидала деревню. Вот вернулся же Перфил Торбинский,
а ведь была весточка, что пропал без вести. Сейчас председатель колхоза. Надеялись, что после войны начнется добрая
жизнь. Но вот уже скоро десять лет пройдет, а она не торопится начинаться. Работников мало, а тут еще рядом новая
стройка началась. Лес начинают рубить. Деньги платят хорошие, так что скоро колхозу совсем каюк придет. Молодежь почти вся туда ушла. Одно хорошо, что в город уже машины
ходят, дорогу сделали. Это же надо - три часа, и уже в городе.
А раньше...Дед Василий очнулся от воспоминаний.

     По улице шла молодая девка.
- Не нашенска, городска видно. Наши так не ходют. И куды
же она? Уже конец улицы. А здорова девка.
- Здравствуй, дед. Ты не знаешь где мне найти дядю Васю
или дядю Ваню Торбинских? - девка в смелой и раскованной
позе стояла перед ним.
- А ты хто же така будешь?
- Я Варя Торбинская. Мой отец, Илья, их брат.

     Пораженный дед Василий раскрыл заросший рот и, почти
с испугом, смотрел на девку.
- Дед, чем это я тебя так напугала?
- Вона ка...ак!-
Василий никак не мог справиться с охватившим его волнением.
- Постой, постой, а сколь тебе лет?
- Зачем тебе, ты что жениться на мне собрался?- захохотала девка- ну девятнадцать.
- Верно, верно, так и должно быть. Так, говоришь, Варвара. Вона как, Варварой назвала, значит, - дед никак не мог
успокоиться.

     Девка, видимо, начала что- то понимать и вопросительно
смотрела на него. Дед Василий наконец овладел собой:
- Ты как дорогу то сюда нашла?
- Да парни показали, вместе из города ехали.
- А...Ну так, Варя, я и есть дядя Вася, брат твоего отца. А
за дядей Ваней я щас пошлю гонцов. Ну заходи, с дороги отдохни, покуда нам стол соберут, и дядя Ваня придет. - Много
чево нам надо у тебя поспрашивать.
- А я и не устала, но от стола не откажусь.

     Василий порывисто встал со скамьи, но тут же сморщился
от боли в коленном суставе. Прихрамывая, подошел к воротам из почерневших лиственничных плах, открыл тяжелую
заскрипевшую калитку и крикнул:
- Эй, Вовка!- из избы выскочил мальчонка лет десяти
- Чего дед?
- Дуй к деду Ване, скажи чтоб скорее бежал сюды. Гости у
нас. А это твоя тетка.
- Ну вот, я уже и тетка- расхохоталась Варя.
Вовка, с любопытством оглядывая новоявленную тетку,
неожиданно брякнул:
- Ну и дылда!
- Я тебе покажу, дылда ,- Не переставая хохотать, Варя хлопнула его по заднице.
Вовка, улыбаясь, выскочил за калитку, тетка ему понравилась.
- Смела, однако, девка- буркнул про себя Василий.

     - Встречай гостью, Зинаида, племянница моя приехала.
На стол собери чего- нито, счас Иван придет - сказал он, вышедшей из избы, жене.
- Откель племянница, то?- недоуменно спросила та.
- Ильи дочь.
- О..х!-
Зинаида аж присела от неожиданности, прикрыла рот рукой и со страхом глядела на Варю.
- Да неужели я такая страшная, а теть Зин?.. дядя Вася перепугался, а теперь ты.
- Извини, девонька, извини. Не страшная ты, даже наоборот баска...и очень.
- Что такое баска?- спросила Варя.
- Красивая, значит- улыбнулась Зинаида.
- Ну проходи, умойся с дороги. Счас я на стол чего- нито
сгоношу.

     - Варвара с аппетитом уплетала нехитрые деревенские закуски, когда в сопровождении Вовки появился Иван:
- Здравствовать вам в этом доме, - громогласно поздоровался он с порога, подойдя ближе и с любопытством разглядывая Варю, продолжил:
- Ну здравствуй, племянница, не чаяли мы такой свиданки, не чаяли. Как зовут то тебя, девонька?
- Варварой зовут, - не переставая жевать, улыбнулась
Варя. Пораженный Иван резко повернул голову и встретился с глазами Василия. Почти полминуты они смотрели друг на
друга. У печки с грохотом полетела кастрюля, выпавшая из
рук ошеломленной Зинаиды.

     - Вона ка...ак! Варварой значит назвала.-
Наконец смог выговорить Иван, не мигая смотря на Варю.
- Видать чуяла...След посля себя решила оставить. Ты родителев своих помнишь? Что с имя случилось? Как увезли
их, так ни слуху ни духу про них не слыхали.

     - Мать помню, но плохо. Отца не знаю совсем. Зарезали
его еще в пересылке. Там блатные хотели мать изнасиловать,
она же беременна была тогда мной. Отец троим успел башки посворачивать, мать тем ножом еще одного зарезала. Больше
никто ее не захотел.
Иван и Василий повесили головы. Потом Василий не поднимая головы, попросил:
- Давай мать бутылку, помянуть надо брата.
Зинаида принесла бутылку самогона и поставила стаканы.
- А ты будешь?- спросил Василий, глядя на Варю.
- Давай, - коротко сказала она и сама налила себе полстакана.
- За встречу,-и, не морщась, выпила до дна.
Иван с Василием переглянулись, потом Иван поднял свой
стакан:
- Пусть земля ему будет пухом, помедлив, добавил- Царствие ему небесное, пусть Господь там сам решит, куда ему.

     Выпили...помолчали.
- Ну, дале расскажи. Где ты была, где мать?- попросил Василий.- Мать меня родила уже в лагере, ей как беременной десять лет дали. В пять лет меня - уже в детский дом отдали,
я ее плохо помню. Когда мне уже пятнадцать лет было, в
детдом приехала тетка одна, из лагеря освободилась. Она,
оказывается, вместе с мамкой сидела в одном лагере. Она ей
подругой была. Вот она мне все и рассказала.

      - Мать сильно понравилась начлагу, поблажки ей большие давал, меня
в детдом определил, чтобы воспитывалась в нормальных условиях. Хотел жениться на ней, срок собирался сократить,
меня потом из детдома забрать. Тетка говорила, что мать не
надеялась ни на что, вбила себе в голову, что жить ей недолго ,просила все запомнить и передать мне. Так все и случилось. Замполит лагерный настучал на начлага, и того чуть не
разжаловали, сняли звезду и отправили куда- то с понижением. Замполит стал начлагом, приказал привести мамку на
допрос и там, с тремя своими заместителями, изнасиловал
ее. А когда они перепились, мать их всех четверых зарезала.

     Расстреляли ее перед всем лагерем.
Братья молча сидели, понурив головы, Зинаида стояла у
печки с широко открытыми глазами, сложив руки на груди.
Наконец Василий поднял голову:
- Ты, Варя, как к нам приехала, просто свидеться, али ишо
с какой думой?
- Мать через тетку передала, что добра у них здесь было
много, все досталось братьям. - Если будет трудно, то вы поможете.

     - Мать твоя здесь много дел наворотила, не только отец
твой сгинул, ишо две семьи сиротами остались. Кровь пролилась меж нами. Много чего случилось после того: и коллективизация, и война проклята, но до сих пор не смыта та кровь.
Никто ниче не забыл, чуть искра кака, и опять заполыхат все
тут. А нашшот добра...было у их добро ,како - никако. Кони и
вся скотина в колхоз ушли, утварь всяку, соболей тогда у их
было много- все милиция забрала в счет государства. А мы богаты- то шибко не были, так ишо бедней стали. Есть у меня
пара соболей, сберег до времени, я тебе дам, все- таки родна
кровь. Можа и Иван чего...наскребет. А денег у нас нет, каки
деньги в колхозе.
- У меня тоже пара соболей найдется, боле не обессудь,
Варя. И ишо одно: мы тебя не гоним, но долго ты у нас не
задерживайся. Прознают про тебя Волкински, шум пойдет -
нехороший. Не дай бог беды. Спасибо, что навестила, теперь
хоть знаем что и как- Иван снова опустил голову. В избе наступила тишина...

                ***
- Прошло еще много лет. Едва дышащий колхоз прекратил свое существование. Новая стройка, наоборот, окрепла.
Леспромхоз набрал силу. Стране нужен лес, и он его давал.
Визжали мотопилы, ревели мощные дизели, гибла тайга. Вырастет ли новая? Никто не задумывался. Начальство говорило, что вырастет, ведь рядом работал лесхоз, который следил
за вырубкой и занимался посадкой семян сосны. Начальству
верили, как и верили, что будет коммунизм. Начальство говорит, значит должно быть. Но когда прикидывали нарисованную картину будущего коммунизма с реальностью бытия, то возникало сомнение:
- Нет. Не скоро еще. И будет ли вообще.
- Но зарплату платили хорошую, и народ жил хорошо: в
новых, крепких домах; дети ходили в новую, светлую школу;
каждый день новые кинофильмы в новом, большом клубе;
заболевшие лечились в новой больнице; малые дети в новом
детском садике. На улицах асфальт появился, хотя городская
дорога еще в ухабах, но это пока.

     Свои машины у людей появятся, хотя совсем недавно о них еще и никто не думал. Засветились в домах голубые огоньки- телевизоры.
- Молодые парни находили невест, женились, появлялись
дети. Жизнь продолжалась.

     Подросли и внучки Петра Волкина, того Петра, что с сыном Вовкой сгинули у зимовья.   Удались девки - крепконогие, грудастые, с осиной талией,
румянцем на щеках, с характерными сибирскими чертами
лица. Старшая Нинка в прошлом году успела замуж выскочить. За местного из Торбинских. Хороший Пашка парень,
хороший, но одна фамилия его у Евдокии- матери Нинки - рвоту вызывала. До сих пор, как зеницу ока, хранила она
окровавленную рубашку своего младшего брата Вовки. Всякий раз, когда открывала свой старый шифоньер, заряжалась
новой порцией ненависти ко всему Торбинскому. Выплакала Нинка, уломал отец, сдалась Евдокия, тем более Пашка
оказался сильно далеким родственником Ильи.

      Но молчала Валька, младшая дочь, хранила свою тайну. Дала слово ждать
и ждала своего Степку, призванного в армию на далекий
Дальний восток. Ждала с любовью и ужасом, знала- мать
скорее в гроб ляжет, но не согласится на зятя. Степан- то не
сильно дальний родственник Ильи Торбинского- душегуба.
Внук его брата Василия, самый, что ни на есть, родственник.
Валя и письма от него получала через подругу свою Галку
Скобельцину. Степан в письмах уверял свою любовь, что
уговорят ее мать с отцом, не виноваты же они ни в чем, что
так жизнь повернулась. На крайний случай предлагал пожениться и уехать с поселка в город. Но тут Валентина немного
смущалась: не по людски как-то.

     - Как бы то ни было, но кончился срок службы, и вернулся
Степан домой. Увидела Валя своего возлюбленного, и сердце
кровью облилось- до чего хорош парень стал. Но раскрылась тайна девичья, прознала мать про тайный сговор, про
переписку, что ради Степана отвергала Валентина все предложения других парней. Состоялся тяжелый разговор и наложено табу:
- Не бывать тому!

     - Неделю мучился солдат от неизвестности, потом не
выдержал, начистил до блеска знаки солдатский доблести надраил сапоги и ринулся, как на штурм, в дом своей ненаглядной. Не оратор был Степан, но сумел высказать все, что
у него на душе было. Стоя, с каменным лицом, выслушала
его Евдокия, не предложила сесть, потом повернула голову к
Валентине:
- Ну и какое твое слово?
- Я согласна- прошептала дочь.

     Пошатнулась Евдокия, но устояла. Потом вынула из шкафа светлую, в бурых пятнах крови рубашку и тихо спросила:
- Ты за кого замуж собралась?
Валентина закрыла лицо руками и выскочила в дальнюю
комнату.
- А ты знаешь, чьей рукой это было сделано?- она протянула рубашку Степану-
- Сродным дедом твоим, Ильей- душегубом, сделано. И ты
хочешь, чтобы я отдала за  тебя свою дочь? Не бывать этому.
Я прокляла весь ваш род и дочь прокляну, если не послушается.
- Глаза ее расширились как у безумной, кровь пульсировала на висках.
- Вон отсюда! -  громко закричала она и вдруг,схватившись рукой за грудь,рухнула на пол.

      Степан был быстр и ловок, он успел подхватить ее и стоял в нерешительности. Из комнаты выскочила Валя и с плачем бросилась к матери. Сидевший у стола отец запоздало
подбежал и принял ее на руки:
- Иди парень отсюда, - тихо сказал он.

     Был уже вечер. Степан шел по улице, знакомые весело
окликали его, но он не поднимал глаз. Остановился, увидев
вывеску магазина, зашел и попросил бутылку водки. Выйдя,
он зашел за угол, откупорил ее и опрокинул в себя.
- Э парень, да ты чего делаешь?
Степан вынул изо рта бутылку с остатками плещущей на
дне водки и посмотрел на говорившего. Хмель еще не успел
подействовать - О, да у тебя беда.- мужчина внимательно глядел в его глаза- Пойдем, сынок, не надо - так- в подворотне.
Хмель наваливался лавиной, и вскоре он потерял чувство
реальности. 

      Время шло, а время- лучший лекарь. Нечасто встречался
Степан с Валей. Она опускала голову, стараясь не смотреть в
его тоскующие глаза, и он понял, что она смирилась. Окончательно успокоил ее добродушный, невысокий крепыш,
недавно вернувшийся из армии, Сашка Беркутов. Он ухаживал за ней неназойливо, провожал до дома, куда был вхож и
встречал радушный прием. Вскоре они поженились, и когда
Степан увидел ее смелый взгляд и несколько округлившуюся
осиную талию, понял, что потерял ее окончательно.

      Но недолго холостяковал и Степан. При встрече с молодой приезжей учительницей, он понял, что нашел то, что потерял.
Валя родила девочку, а у Степана вскоре родился сын. Теперь уже их встреча не вызывала чувства неловкости, здоровались как старые хорошие знакомые.
- Жизнь продолжалась.
               

                Конец