Джон Китс

1. РАЗЛИЧНЫЕ КИТСЫ

Большинство людей, восхваляющих Шекспира, восхваляют
самих себя. Шекспир - их зеркало. Респектабельный мужчина средних лет
профессора обычно думают о нем как о респектабельном мужчине средних лет
со стратфордского ареста. Мистер Фрэнк Харрис видит в нем мистера Фрэнка Харриса
с некоторым отличием. Мистер Чарльз Вибли представляет его похожим на Вибли.
Тори с узловатым кнутом, всегда готовый ударить по спине демократии. После
читая "Том памяти Джона Китса", состоящий из благодарностей
в прозе и стихах от всевозможных авторов, великих и незначительных,
приходишь к выводу, что большинство мужчин интерпретируют Китса в
тот же легкий способ. Так, мистер Бернард Шоу отмечает, что поэт из
“Посвящения соловью" и "Посвящения меланхолии" был "веселым
соул, веселый малый, который мог не только нести свой великолепный груз
гениальности, но и размахивать им, подбрасывать и ловить снова, и
насвистывай мелодию, пока он шагает”, - и он обнаруживает это в трех куплетах
из " Горшка базилика “ - грандиозного обвинения спекулянтов и
эксплуататоров, которым Маркс потряс капиталистическую цивилизацию до основания.
основы, вплоть до ее свержения в России”. Для доктора Артура Линча, напротив.
с другой стороны, Китс в первую очередь философ, чья философская
принципы “объясняют его республиканизм, а также его критику поэзии".
Мистер Артур Саймонс придерживается противоположной точки зрения. “Джон Китс,”
он говорит нам: “в то время, когда эта фраза еще не были изобретены,
практикуется теории искусства ради искусства.... Китса было что-то
женственный и извращенный в его представлении, созданный из нездоровых нервов ...
который сейчас модно называть декадентским ”. Сэру Яну Гамильтону (который
приводит прекрасный комментарий, спасенный своей страстью от опасностей
высокопарности) Китс был прототипом героической молодежи, которая
пожертвовала собой на войне. Разве он ни разу не заявил о своей готовности
“прыгнуть с Этны ради любого великого общественного блага”; и разве он не написал:

 Патриот почувствует
 Мою суровую тревогу и обнажит свою сталь?

И, если мы погрузимся в тысячи других вещей, которые были
написано про Китса, в том числе к столетию со Дня благодарности, мы должны
найти этот личного внимания со стороны критика снова и снова.

Лорд Хоутон даже сделал все возможное, чтобы поднять Китса на ступеньку выше по социальной лестнице
, связав его с “высшим звеном среднего
класса" - преувеличение, однако, не более неточное, чем
распространено мнение, что Китс воспитывался на грани нищеты. На самом деле
отец Китса был конюхом, который женился на дочери своего работодателя
, а его дед - конюхом в Финсбери
Тротуар, оставил состояние в 13 000 фунтов стерлингов. Но не только в связи с
его рождением попытки ввести Китса в лоно респектабельности
обычны. Его характер и характер его гения
бессознательно изменены в соответствии со вкусами тех, кто не любит Китса.
очевидно, что Китс безразличен к тому, каким он был на самом деле. Китс, который избивал
мясник для них важнее, чем Китс, который влюбился
в Фанни Броун. Они предпочитают канонизировать Китса, а не знать его, и
логическим следствием их отношения является то, что Китс, который мог бы
бывший значит для них больше, чем Китс, который был. Я не отрицаю, что
многое из того, что говорят о Китсе со всех сторон, верно: возможно, большая часть
из этого правда. Но многое из этого верно только как аргумент. Мужественный
Китс - истинный ответ женоподобному Китсу, поскольку женоподобный
Китс - это истинный ответ мужественному Китсу. Китс, который сказал: “Я
думаю, что после своей смерти я буду среди английских поэтов”, и Китс
, который был “задушен статьей”, аналогично отвечают друг другу;
а Китс из " Падения Гипериона " - идеальный критик
Китса из "Правила о праздности" и "наоборот". Китс был партитурой
Китса. Он был роскошным и аскетичным, героическим и потакающим своим желаниям,
амбициозным и неуверенным в себе, художником и мыслителем, вульгарным и
эстет, безупречный во фразах и неуклюжий во фразах, меланхоличный и веселый,
чувственный и духовный, циник в отношении женщин и один из великих любовников,
рассказчик душераздирающих историй и потенциальный спаситель. Идеальный
Портрет Китса раскроет его во всех этих противоречивых аспектах,
и мы никогда не поймем Китса, если просто выделим одну группу
факты, такие как избиение мясника или другой группы, такие как
например, что он на мгновение подумал о том, чтобы покинуть _Hyperion_ в результате
враждебных отзывов об _Endymion_. Жизнь Китса не был
планета прекрасно балансирует колеса на свою одинокую поручение. Он был
человек, раздираемый противоречивыми демоны-мученик поэзии и любви и,
в конечном счете, в идеалы истины и добра.

Он склонился перед алтарями, которые, даже когда он кланялся, он, кажется, знал
, были алтарями меньших богов. Не то чтобы он богохульствовал, делая это.
великие боги. Он верил , что алтарь у подножия
холм был этапом в продвижении поэта к алтарю на вершине. Однако по мере того, как
он становился старше, его видение вершины становилось все более интенсивным,
и более великая Муза возвестила ему:

 Никто не может узурпировать эту высоту
 Кроме тех, для кого страдания мира
 Являются страданиями, и они не оставят их в покое.

Он променял поклонение Аполлону на поклонение Зевсу и,
подобно Толстому, он, казалось, осуждал свои прошлые работы как отрицание
гениальности истинного искусства. Однако даже здесь Китса все еще мучили
противоречивые убеждения, и он обращается к Аполлону, а не к Зевсу
его осуждение Байрона в "Падении Гипериона"_:

 Аполлон! увядший! О далекий Аполлон!
 Где твоя туманная чума, чтобы подкрасться
 В жилища, через дверные щели
 Всех насмешливых лириков, больших самопоклонников
 И беспечных Хулиганов в гордых плохих стихах?
 Хотя я дышу смертью, с ними это будет жизнь.
 Видеть, как они распластываются передо мной в могилах.

Но он был ребенком Зевса, когда лежал при смерти, и саму эпитафию он оставил себе.
вспомнив фразу из "Трагедии девы" Бомонта
и Флетчер: “Здесь покоится тот, чье имя начертано на воде”, - был последним
прощание с Аполлоном, который, казалось, подвел его.

Однако Китс, достигший совершенства в литературе, принадлежал Аполлону.
Китс - Аполлону и Афродите. Его оды, написанные гением.
впервые его страсть к Фанни взволновала до глубины души
Броун - он, кажется, не был подвержен любви, как большинство поэтов
, в детстве - был всего лишь совершенным выражением этого идолопоклонства
это вызвало заикание у Эндимиона. Китсу в его шедеврами до сих пор
князь ломая древесину через видение спящего
Красота. Он еще не вдохнул в нее жизнь. Он почти предпочитает
оставаться зрителем, не понравилось. Он любит сама картинка более
чем в реальности, хоть он угадывает все, а в реальности
за. Возможно, именно поэтому люди не обращаются к Китсу за исцелением,
как они обращаются к Вордсворту, или за надеждой, как они обращаются к Шелли. Китс
обогащает жизнь скорее ощущением того, что красота навсегда исчезает,
и мечтой о том, какой могла бы быть жизнь, если бы красота осталась.
Сожаление значит для него больше, чем надежда:

 Кто это идет на жертвоприношение?
 К какому зеленому алтарю, о таинственный жрец,
 Ведешь ты ту телку, мычащую в небеса,
 И все ее шелковые бока увиты гирляндами?
 Какой маленький городок на берегу реки или моря,
 Или построенный в горах с мирной цитаделью,
 Лишился своего народа этим благочестивым утром?
 И, маленький городок, твои улицы навсегда
 Будут безмолвны; и ни одна душа не скажет
 Почему ты заброшен, можешь вернуться.

Мир в его самом прекрасном проявлении для Китса - это серия растворяющихся картин
“справедливых отношений”, которые только художник может сделать бессмертными.
Его праздность-это лень человека под чары красивой
формы. Его энергия-это энергия человека, который бы осушить целый стакан
о поклонении в красивой фразе. Его эстетическое отношение к жизни - такое же,
по-своему эстетичное, как у раннего Отца - проявляется в том письме, в
котором он пишет:

 Я иду по Полям и мельком вижу горностая или полевую мышь
 , выглядывающую из пожухлой травы - у этого существа есть
 цель, и ее глаза горят от этого. Я иду среди
 зданий города, и я вижу Человека, спешащего вперед - к чему? У
 Существа есть цель, и его глаза горят от этого.

В этом самом письме, без сомнения, бескорыстный философ также
как говорит эстет, но именно стремление Китса к философии, а не
сама его философия, трогает нас глубже всего в его величайшем
произведении. Наше знание его страданий создает в его творчестве фон, наполненный

 Печалью, более прекрасной, чем сама Красота,

на фоне которого созданные им изысканные образы обладают трагической и
духовной притягательностью, превосходящей притягательность любого другого поэта такого рода. Китса
мы любим больше, чем Китса в стихах - даже больше, чем Китса
в письмах. Это Китс из них и из жизни - тот гордый
и неистовый дух, этот великодушный путешественник в царствах золота
, попавший в ловушку обстоятельств и умерщвленный в тех самых храмах,
где он поклонялся.