На всякого мудреца довольно простоты

     Есть люди, уверенные в себе, а есть самоуверенные, то есть с завышенной самооценкой. Таких, слава Богу, гораздо меньше. А еще есть самовлюбленные. Эти- вообще штучный товар. У них уровень обожания себя любимых просто зашкаливает, как стрелка компаса на Курской магнитной аномалии.
     Мой коллега Рахимбай-ока был штучный товар.
     С виду он похож на тибетского мастифа – мощный, вальяжный, высокомерный. Передвигался медленно, взгляд – тяжелый.
     Бай-ока, как некоторые его звали, придумал себе и соответствующие псевдонимы: «Шер», что в переводе с узбекского –«Лев», «Шах» - «Царь», «Азиз»- «Уважаемый»            
    
     Как ни странно, знакомству нашему положил начало именно он.         
     Русская и узбекская редакции находились на одном этаже, но в разных концах длиннющего коридора.
     Рахим был, по-моему, единственным из «узбеков», который то и дело забредал глубоко в тыл к «русским». В течении дня я мог наблюдать это много раз.
     Причиной тому был не только туалет, который находился на «нашей» территории, но и природное любопытство «Шера», помноженное на его рассеянность.
     Он постоянно пребывал в задумчивости и потому частенько проходил мимо нужной двери с табличкой «М».
     На обратном пути коллега иногда задерживался возле чьего-либо кабинета, чтобы перекинуться парой слов с кем-то из наших, рассказать о себе.
     Бай был одним из немногих в узбекской редакции, кто заходил в наше крыло не только по нужде.
     Однажды он, проходя мимо моей кельи, остановился и стал буравить меня взглядом.
     Я тогда только-только устроился на работу в редакцию.
     Сидя за машинкой, спиной к раскрытой двери, затылком почувствовал - кто-то смотрит на меня. Обернувшись увидел, как здоровенный мужик стоит и…принюхивается. Душа сразу ушла в пятки.
      Рахимбай-ока понял, что я испугался, ухмыльнулся и довольно миролюбиво спросил: «Чем так вкусно пахнет?»
      Пришлось угостить незваного гостя домашней выпечкой.
      С тех пор он частенько стал наведываться ко мне, иногда со своим угощением.
      Сидеть с ним за столом было тем еще испытанием – новый знакомый громко чавкал.
            
      Великим и могучим «Шер» владел прекрасно и, как правило, старался расцвечивать свою речь пословицами и поговорками.
      Иногда он совсем не к месту принимался с важным видом рассуждать о русских писателях, цитируя по памяти целые абзацы из школьного учебника по литературе для шестого класса. Было видно, специально готовился, чтобы продемонстрировать свою эрудицию.
      И еще я заметил, новый знакомый почему-то рассказывал о наших классиках от первого лица, словно он - автор монографий по творчеству Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова… или был лично знаком с ними.
      Выглядело это довольно забавно. Бай-ока явно хотел произвести впечатление, продемонстрировать мне таким образом свое дружелюбие. И это подкупало.   
      Насколько я смог понять, «Шер» был чужим среди своих. Там ему постоянно приходилось «держать дистанцию», чтобы ни у кого из коллег не возникало соблазна быть с ним на короткой ноге. 
      Со мной же Рахимбай расслаблялся, отпускал вожжи, ведь я ему не конкурент.
      В то время, когда узбекскую и русскую редакции еще не объединили, «узбеки» относились к нам, «русским», учтиво, правда на контакт шли лишь если того требовало дело. Мы им платили той же монетой.
      А вот редактора наши меж собой дружили. Но почему-то только они.
      На моем веку Бай-ока был первым «узбеком», кто заходил в гости просто так, без дела, чтоб на людей посмотреть, а главное – себя показать. Другие почему-то осторожничали.
      Чем больше узнавал я этого человека, тем больше поражался ему. Он наизусть цитировал поэмы Алишера Навои, хорошо знал историю Востока и… свято верил в силу проклятий, черную магию.
      Коллега был ходячей энциклопедией народных рецептов.
    - Я бы мог зарабатывать на хлеб врачеванием, - с гордостью говорил он, - но тяга к журналистике оказалась сильнее. Не случайно один из моих псевдонимов – «Субханкули». Так звали хана, который жил на рубеже семнадцатого и восемнадцатого веков и прославился трактатами на староузбекском языке по медицине и астрологии.
      Всякий раз, когда мне нездоровилось, «Субханкули» с готовностью предлагал рецепты «на все случаи жизни».
     -Надо купить змею, отрезать голову и сварить. Змеиный супчик даже от онкологии лечит. Ты зря кривишься! Запиши лучше, чтоб не забыть!
      Иной раз он советовал употребить в пищу лапки лягушки, кровь жеребенка или птичий помет вперемешку с золой, или произнести какие-то заклинания на арабском языке.         
      Вскоре коллега открылся, что обладает еще и даром предсказателя.
     -Аллах наградил меня способностью предвидеть. Ты что-нибудь слышал об оракулах Востока? О-о, брат мой Мыша, это для многих тайна за семью печатями! А я - в числе тех избранных, кто посвящен в нее!
      Мне тогда сразу вспомнились слова легендарного Хоттабыча из знаменитой повести Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч»: «О-о, друг мой Волька, нет в жизни полного счастья, по крайней мере когда имеешь дело с дарами джиннов!»
      Чтобы подтвердить свой талант прорицателя, «Шер» любые новости сопровождал фразой: «Я же говорил! Помнишь?»
      Если моя память отказывалась что-то вспоминать, «брат» обиженно фыркал и на время замыкался в себе.
      Наше мирное сосуществование продолжалось до тех пор, пока Бай-ока вдруг почему-то не решил, что я - его ученик.
     «Учитель» стал при разговоре со мной важничать - причмокивать, делая длинные паузы, таращить глаза, тыкать указательным пальцем в потолок. По-видимому, он считал, что это придает ему солидности.
      Несомненно, я у кого-то учился, даже стремился кому-то подражать, но среди моих учителей не было и не могло быть Бай-ока. Слишком мы были разные.
      Его рекомендации и советы меня, мягко сказать, удивляли.
      Ну, к примеру, когда "Шер" работал какое-то время ответственным секретарем газеты, он оказывается «рисовал макеты от балды, лишь бы было красиво». После чего давал задание корреспондентам, кому сколько строк написать, чтобы заполнить начерченные им клеточки.
      По-моему, это бред, а у них в редакции, если верить Рахимбаю, подобное считалось верхом мастерства.
      «Шах» удивил меня своей набожностью.

                -Шариатом предусмотрена, - 
                рассказывал он –специальная
                молитва – истихара, которая
                совершается для спокойствия и
                облегчения дела.
                Шейх уль-ислам Ибн Таймия
                говорил: «Не пожалеет тот, кто   
                попросит помощи (истихара) у
                Создателя.
                Иными словами,   
                Мыша, прежде чем совершить
                какую-то работу, надо сказать: «О    
                Аллах, поистине я прошу Тебя
                помочь мне Твоим знанием и
                укрепить меня Твоим
                могуществом…  О Аллах, если
                Ты знаешь, что это дело будет
                благом для исхода моих дел,
                то предопредели мне его и
                облегчи, а затем сделай его
                для меня благословенным...»
      Послушав «брата», я понял, что он и шагу не ступал без истихара, «потому достиг таких высот в своей профессии».
    - И ты возьми за правило, перед тем, как начать писать, обратись к Аллаху за помощью, - наставлял он меня.
      Я сдуру ляпнул: «По-Вашему получается, что любой человек, прочитав истихара, сумеет с помощью Аллаха написать статью. Так что ли?»
     -Не богохульствуй, это грех! – моментально оборвал меня «Субханкули».
      Нет-нет, в учителя «Шер» не годился! Он был мне интересен не как профессионал, а скорее, как носитель другой культуры.
      Беда была в том, что «наставник» чуть ли не каждые полчаса бегал в туалет и при этом всякий раз проходил мимо моего кабинета. На обратном пути, облегчившись, он непременно заходил к «ученику», дать очередное наставление.
      Послать его куда подальше было невозможно. Во-первых, потому что он из узбекской редакции и это могло послужить причиной конфликта. А во-вторых, читай пункт первый.
      Как -то, во время очередного сеанса откровенности, Бай-ока рассказал мне еще об одном секрете своего успеха.
    - Знаешь, почему я, несмотря на солидный возраст, такой здоровый, красивый и умный? – спросил он и, не дожидаясь моего «почему?», признался – Потому что пью мочу. У меня при себе всегда посудинка в кармане. Как только иду в туалет, нацежу пиалку-другую лечебного снадобья и глотну.
      Я тогда довольно спокойно воспринял очередной рецепт старшего «брата», мало ли что «кудесник» болтает. Может и вправду ему от этого польза!
      Однако, лишь признанием дело не ограничилось.
      Вскоре он пришел ко мне со своим «элексиром здоровья», выпил его, причмокивая от удовольствия, наслаждаясь не столько собственным «нектаром», сколько моей реакцией.
      Вонь стояла невыносимая. «Учитель» сказал, что «так и должно быть, резкий запах убивает микробы».
      С тех пор мне пришлось закрываться на ключ, чтоб быть недоступным для «лекаря».
      Я стал избегать его, а он терпеливо выжидал, когда можно будет застать меня врасплох.
      Игра в кошки-мышки шла ни шатко, ни валко, пока однажды…
      Я забыл закрыть дверь на ключ и тут же был атакован «братаном».
      Отступив под его напором обратно в свои "апартаменты", сразу почувствовал, «наставник» что-то задумал. От пиалы, которую он бережно держал обеими руками, разило, как от уличного туалета.
     -Вы опять со своим «квасом» пришли! – я не стал скрывать раздражения.
    - Мыша, ты не кричи, а попробуй, еще благодарить будешь! – начал увещевать он меня. - Великий Авиценна утверждал, чем горше лекарство, тем больше пользы…Если боишься, что от тебя будет пахнуть, то, на-ка вот, возьми насвай, положи под язык. Я всегда так делаю.
      Это было уже слишком. Стало ясно, моча стукнула в голову Рахимбаю-ока. Все-таки возраст сказывался!
      Настала пора решить вопрос кардинально. Апеллировать к своему руководству я не мог, в лучшем случае меня бы просто не поняли, а в худшем - подняли бы на смех.
      Обхватив «наставника» за талию, я осторожно стал выталкивать его в коридор, чтоб, не дай Бог, он не расплескал у меня ни капли своей «микстуры».
     -Ах, ты, неблагодарный! – взревел «Субханкули». – Ну, помяни мое слово, Аллах накажет тебя!
      С тех самых пор «брат» стал ходить в туалет в другую редакцию, этажом ниже, чтоб не встречаться с бывшим «учеником».
      Даже, когда мы случайно сталкивались у лифта, он делал вид, что не замечает меня.
      Слава Аллаху!