Бернар-Анри Леви. О Раймоне Ароне
В качестве предисловия
Увидев статью во французском интеллектуальном журнале «La R;gle du jeu», написанную Бернаром-Анри Леви о французском публицисте и философе Раймоне Ароне, я решила перевести её на русский язык. Идея понравилась нескольким из моих друзей. Однако, начав её переводить, я поняла, что она может представлять интерес лишь для тех, кто хорошо знает как творчество Раймона Арона, так и самого Бернара-Анри Леви. В этой статье так много скрытых намеков, что для обычного читателя, не знающего тонкостей отношений этих двух философов, относящихся к разным поколениям, перевод, навряд ли, представляет большой интерес.
Именно поэтому я подумала, что было бы хорошо поместить на этой же странице ссылку на французский канал France Culture, где можно послушать, в записи, беседы с самим Раймоном Ароном (для тех, кто понимает французский язык). Архивы, представленные на странице France Culture, были опубликованы в 2022 и охватывают большой период деятельности философа. Однако целью этого архива было не столько сделать обзор всего творчества Раймона Арона, сколько пробудить в слушателях чувство сожаления, что не знали этого человека при жизни. Кроме того, в этой радиопередаче мы можем услышать не только голос того, кто был одновременно философом, социологом, историком и главным редактором, но и того, кто обладал удивительной ясностью ума и великолепным красноречием.
https://www.radiofrance.fr/.../serie-nuit-raymond-aron
Предисловие
Книга Алексиса Лакруа о Раймоне Ароне позволяет автору «Французской идеологии»(Бернару-Анри Леви) рассказать о своих отношениях с великим мыслителем политического либерализма.
Статья в журнале «La R;gle du jeu», написанная Бернаром-Анри Леви
Книгу о Раймоне Ароне, под названием «Мыслитель будущих дней», Алексис Лакруа начинает с нашей беседы, о которой он писал, будучи начинающим журналистом-философом в ежедневной новостной газете «Фигаро» (Le Figaro).
В этой статье он приписывает мне «сожаление» по поводу «несостоявшейся встречи» с великим французским мыслителем политического либерализма, ушедшего из жизни в 1983 году.
Это так, но лишь наполовину.
Книгу, посвященную Раймону Арону «Мыслитель будущих дней», Алексис Лакруа начинает с той самой беседы двадцатилетней давности, что мы вели с Ароном. Это был период, когда автор книги был начинающим журналистом идей в газете «Фигаро» (Le Figaro ).
А вот тот факт, что когда в 1981 году появилась моя книга «Французская идеология», в обществе разгорелась небывалой силы дискуссия. Арон объявил мою книгу лживой, недовольный образом той Франции, которую я описал. В частности, он считал, что наличие антисемитизма в стране мною преувеличено. Не помог тогда и Жан-Франсуа Ревель, поддержавший меня в газете L’Express, а уже позже Хорхе Семпрун в журнале Le Point. Арон не отступал. Я отвечал. И это была безответная полемика.
Но правда и то, что в момент возникновения «Новой философии» и выхода моей книги «Варварство с человеческим лицом», мы много беседовали, что оказало на меня благотворное влияние. Наши обеды в парижском бистро rue du Dragon, похожем на вагон-ресторан, куда он обычно ходил с Манесом Шпербергом или моим сокурсником Высшей нормальной школы ( «ENS Ulm».) Пьером Мананом (французский политолог и академик). Были и посещения его бюро в здании Практической школы высших исследований, по адресу rue de Tournon, которое меня всегда поражало своим длинным и абсолютно голым столом, похожим скорее на приемную молодого патрона калифорнийского бюро по высоким технологиям, чем на бюро интеллектуала. Наши нескончаемые беседы происходили и на страницах журнала «Le Nouvel Observateur», который, по его мнению, превратился в любимую дискуссионную площадку его «младшего товарища» Жана-Поля Сартра. Именно там и был сформулирован вопрос: «почему Франция является страной, в которой предпочитают ошибаться с Сартром, вместо того, чтобы чувствовать свою правоту с Ароном?»…
Вновь вижу его прекрасное лицо, испещренное болью и глубиной мысли, в тот момент, как он только начинал говорить о том, что уже в раннем возрасте почувствовал отвращение к тоталитаризму.
Его хрупкий и элегантный силуэт таил в себе душу борца, проявляя это качество лишь в споре; он всегда был готов к тому, чтобы расправиться с противником.
Вспоминаю его искреннюю улыбку, лишенную веселости, как будто он заранее знал, что если и убедит своего собеседника, то лишь наполовину.
Его умеренно-грозный голос, - одновременно звучный и низкий, его безупречное красноречие с оттенком едва уловимой усталости. Я очень любил эту ароновскую скромность.
Я всегда ценил его любовь к полутонам, в отличие от Сартра и моих учителей структуралистов той эпохи; в беседе он считал необходимым опускаться на уровень, что был ниже уровня собственных возможностей.
Я восхищался его бескомпромиссностью, благодаря которой он рисковал задушить блеск собственной мысли; он не требовал от других таких качеств как правдоискательство или требовать от них умеренности, хотя эти качества были опорой его собственной этики.
Тогда еще крайне правые не были вхожи в коридоры власти.
Да и не было еще этих новых крайне левых, — злобных и истеричных, накинувших на антипарламентскую традицию иные одежды.
Многочисленные признаки, — даже те, о которых я лишь собирался писать в той книге, предупреждали меня о грядущем разрыве наших отношений.
Я же мечтал, что философия этого человека, в случае нашего разрыва могла бы стать лучшим оружием для её предотвращения в руках как правых республиканцев, так и либералов вместе с левыми социал-демократами — другой опорой Республики.
Отсылая нас к образу Раймона Арона в своей блестящей книге, Алексис Лакруа не только воскрешает образ философа, но и тонко намекает на то, что и его книга вписывается в череду книг, именуемых биографией поколений.
Описывая этого молодого антифашиста, автор повествует о его пребывании сначала в Кёльне, а затем в Берлине, подчеркивая, что именно этот человек осознал раньше других связь имени Адольф Гитлер с неминуемо надвигающейся катастрофой.
Автор книги рассказывает, что Арон был одним из первых, кто присоединился к генералу Де Голлю в Лондоне, посылая в журнале «Свободная Франция» свои статьи, в которых он методично говорил о неприемлемости «религии силы».
Автор показывает — с новой ясностью, его двойственное высказывание, характеризующееся, с одной стороны, стремлением к успокаивающей философии Эммануила Канта, а с другой, к воинственной и темной философии Карла Шмитта, который рассматривает политику как жизненно необходимое усилие в любых мировых схватках для того, чтобы распознать, кто является другом, а кто врагом..
Автор рассказывает о несокрушимой верности своего героя западному идеалу, который был напрочь уничтожен советской идеологией, как это происходит и в наши дни в России, Китае, включая их союзников.
А затем описан тот пронзительный момент, когда человек «18 июня 1967 года» (Де Голль) произносит непоправимые слова об «избранном народе, уверенном в себе и властном». Тотчас, бывший сторонник «Свободной Франции» начинает понимать, что происходит исторический поворот. Не медля, он принимается за написание книги «Де Голль, Израиль и Евреи», на страницах которой он говорит, почти шепотом, что перспектива разрушения еврейского государства его «ранит до глубины души».
Личная полемика, с одним из крупных интеллектуалов - Жилем Делёзом, тем с кем не единожды я скрещивал словесные шпаги, не так уж и важна.
Это образ человека благородного, требовательного к собственной мыслительной жизни, а также приверженного духу консерватизма, человека, который знал, что отличает либеральную республику от антилиберального популизма, — и ведь именно этого Арона, описанного в книге Алексиса Лакруа, нам так не достает в сегодняшней Франции.
Перевела с французского Элеонора Анощенко
п
Свидетельство о публикации №224031100060