Итория 6. 1913. Кенотаф

Стояли тёплые дни начала мая, когда зелень источает головокружительный аромат свежести, на омытых весенними дождями бульварах распускаются сирени, повсюду продаются букеты нежных фиалок.

Черубина и её тетушка Елизавета Дмитриевна пили горячий шоколад, сидя за столом в гостиной, когда принесли почту, и девушка увидела адресованное ей письмо. Сердце радостно забилось — уже долгое время она не получала вестей из Москвы от Лили — подруги детства. Чери нетерпеливо взяла в руки красивый белый конверт и обратила внимание на почтовые марки с портретами монархов дома Романовых, которые только недавно стали использоваться на почтовых пересылках. Письмо было заказным и стоило дороже обычного, поэтому на него были наклеены сразу коричневая и синяя марки с изображением Николая Второго и красная марка с портретом его отца, Александра Третьего. Чери извинилась перед тётушкой и торопливо ушла к себе в комнату, чтобы, уединившись, прочитать письмо.

Внутри оказалась нарядная карточка с виньетками — приглашение присоединиться к Лиле и её мужу Кириллу Степановичу, чтобы вместе отправиться на бал, посвящённый 300-летию царствующего дома. Бал должен был состоятся 26 мая в залах Дома Благородного собрания. Черубина поставила приглашение на туалетный столик и задумалась, глядя на себя в зеркало. У нее не было бального платья, соответствующего статусу столь высокого приема. Безусловно, туалет должен быть дорогим и модным, но времени до поездки оставалось немного, а возможности заказать его в ателье не было из-за денежных затруднений, возникших в связи с перестройкой дачи в Павловске, которую затеяла тётушка.

Печально вздохнув, девушка вернула карточку в конверт и заметила, что внутри есть ещё один листок бумаги, с обеих сторон исписанный знакомым почерком. В записке подруга рассказывала о своей юной родственнице тринадцатилетней пансионерке Ксениинского женского института, оставшейся без родителей в возрасте десяти лет и принятой в пансион с оплатою 250 рублей в год, которые вносил сам Кирилл Степанович.

В последнее время с Марией (так звали родственницу) происходило что-то непонятное, и её классная наставница неоднократно писала об этом. А на прошлой неделе и вовсе пришло письмо от княгини Евгении Александровны Голицыной — начальницы заведения. В деликатных выражениях княгиня настойчиво приглашала родственников явится для беседы по поводу дальнейшего пребывания девочки в пансионе. Поделившись этими подробностями, Лиля умоляла Чери отправиться в институт, встретиться с Машей и княгиней Евгенией Александровной, чтобы всё выяснить и, по возможности, уладить.

В post scriptum она добавила, что благодарность Кирилла Степановича не будет иметь границ. Прочитав эти строчки, Чери рассмеялась, представив себе лукаво улыбающуюся подругу, умевшую делать чудесные сюрпризы таким образом, что её супруг не только оплачивал их, но совершал это с большим удовольствием.



Неожиданно для себя самой, Черубина вспомнила невероятно мистическую историю, которая случилась с нею и Лилей в детстве. То лето они проводили в поместье Лилиных родителей, в богатом и хлебосольном дворянском доме. Целыми днями девочки играли в крокет и воланы, бегали на речку купаться под присмотром строгой гувернантки, плели венки из цветов.



...Я венки тебе часто плету
из пахучей и ласковой мяты,
Из травинок, что ветром примяты,
и из каперсов в белом цвету…



Маленькая Черубина любила думать стихами, поэтические строчки сами складывались у нее в голове, некоторыми из них она делилась с Лилей, и та стала просить её сочинять маленькие смешные песенки. Но однажды они вместе придумали уже не просто стихотворение, а настоящее заклинание, посвященное странному камню, который нашли на берегу реки. Их будто кто-то подталкивал в густые заросли кустарника, за которым скрывался четырёхугольный, потемневший от времени, валун. На нём девочкам привиделись какие-то знаки, которые они тут же наградили таинственным магическим смыслом. У обеих были сокровенные желания, которые они намеревались доверить этому древнему камню.

Девочки придумали целую церемонию поклонения — с танцем и песнопением, возложением цветов и возжиганием свечей. Откуда-то появилось имя — Габриах, так они решили обращаться к духу камня.

С наступлением ночи девочки выбрались через окно спальни в сад и отправились на берег реки. Им было и страшно, и любопытно, и весело одновременно.

Беспрепятственно добравшись до валуна, девочки зажгли свечи, разложили цветы и стали кружить вокруг камня, поднимая и опуская руки:

— Братья-камни! Сёстры-травы! Мать-земля у нас одна! — нараспев шептали они, и уже готовы были раскрыть свои тайные желания Габриаху, как вдруг свечи погасли, валун превратился в узкую дверь, которая сама собой открылась, и девочки увидели между тлеющими темно-красными камнями узкую тропку, спускавшуюся куда-то вниз. Словно чья-то невидимая рука толкала их в спину, и подруги осторожно вошли в таинственную дверь.

Спустившись вниз, девочки оказались возле странного водоема — вода в нем была неподвижной, как бы отлитой из металла. От неё исходило сумрачное фиолетовое свечение, и можно было разглядеть, что на воде неподвижно стоит барка, на ней — ржавые клетки, в которых в жестоких муках стенают люди, стиснутые телами друг друга. Сердца девочек сжались от сострадания к этим несчастным.

Вдруг раздался чей-то грозный голос:

— Смотрите и помните — не называйте по имени тех, чьё имя «бес»… Ступайте и больше не грешите!

В следующее мгновение подруги вновь оказались на берегу реки. Они были так напуганы, что, схватив друг друга за руки, бросились бежать со всех ног. Оказавшись дома, они закрылись у Лили в комнате и долго плакали, крепко обнявшись…

Вскоре после ночного происшествия девочки узнали, что валун, которому они поклонялись, был кенотафом. Его установили в память утонувшим в этом месте реки рыбакам их безутешные родственники…



— А ведь нам с Лилей было тогда по 13 лет — так же, как сейчас пансионерке Маше! — тревожно подумала Черубина.

Переодевшись для городской прогулки, Чери захватила зонт на случай дождя и отправилась в Ксениинский институт на Благовещенскую площадь, где бело-розовым утёсом возвышался трёхэтажный Николаевский дворец. На первом этаже размещались жилые комнаты учителей и служащих института, на втором — учебные классы, а на третьем — спальни девочек.

Войдя через высокие двери, напоминавшие трельяж, Чери оказалась перед мраморной лестницей, ведущей под изящные арки на тонких колоннах из тёмного камня, сразу за которыми, располагалась просторное светлое фойе, в обе стороны расходились коридоры, а вверх стремительно взлетал пролет лестницы в кружевных перилах, ведущий к дверям домовой церкви.

Первым делом Черубина разыскала кабинет начальницы и некоторое время провела в ожидании приёма, сидя в мягком кресле и глядя в окно. За стеклом беззаботно щебетали птицы, глядя на которых, Чери думала, как похожи на этих милых птах юные девушки — воспитанницы института.

Вскоре Черубину пригласили в кабинет, где в строгом тёмном интерьере её встретила невысокая седая женщина лет шестидесяти с красивыми строгими чертами лица — княгиня Голицына. Она предложила Черубине присесть, а сама расположилась за рабочим столом напротив. Чери назвала себя и объяснила причину своего визита.

— Ну, что же, — сдержанно начала разговор Евгения Александровна, — если Вы, милая, близкий друг семьи, я буду с Вами откровенна. Поведение Вашей протеже в последнее время несовместимо с требованиями Устава нашего института. Она с подругами систематически нарушает режим. Через какой-то тайный ход они неизвестно куда уходят в позднее время, вместо того чтобы находиться в дортуарах! Воспитатели вынуждены их разыскивать и возвращать!

Для небогатых девушек самое важное — быть дисциплинированными и хорошо учиться. Наш институт даёт им возможность обучится ремеслу и получить профессию — не только домашней воспитательницы и гувернантки, но и бухгалтера, что позволит им в дальнейшем устроиться на работу и стать независимыми. Вы понимаете?

— О, да, — согласилась Черубина, — Ваш институт весьма успешно готовит выпускниц к будущей жизни, и сами девушки понимают, что смогут в дальнейшем позаботиться о себе!
— Но здесь-то и таится опасность, — еле сдерживаясь, продолжала княгиня, — девушки начинают думать, что им все можно, все доступно! Они считают, что женские институты с их обязательным строгим режимом убивают в них индивидуальность и способность мыслить самостоятельно! «Мы больше не кисейные барышни», — заявляют они!
— Совершенно с Вами согласна, Евгения Александровна, за последние десять-пятнадцать лет девушки весьма изменились, но я абсолютно уверена, что они ценят образование, которое им здесь дается, и со временем поймут, какое прекрасное воспитание они получили! Я с большой теплотой вспоминаю сейчас своих учителей, хотя, будучи гимназисткой, тоже бунтовала. Позвольте мне поговорить с Марией, я попытаюсь повлиять на неё.
— Уж постарайтесь, милая, иначе, мы вынуждены будем отослать её обратно к родственникам под опеку.



Марию вызвали из класса, где шли занятия, и Черубина увидела перед собой невысокую хрупкую девчушку, миловидное личико которой не вызывало сомнения в том, что она родственница Лили — те же фиалковые глаза, та же застенчивая улыбка. Неожиданно для себя Чери почувствовала тёплую симпатию к новой знакомой и, поздоровавшись, с нежностью обняла её. Маша недоверчиво отстранилась, и они молча пошли в дортуар, который в это время пустовал и давал возможность поговорить наедине.

Опустив глаза и упрямо сжав губы, Маша села на кровать и молча ждала, пока гостья заговорит. В свою очередь Черубина сосредоточенно думала, как правильно начать разговор, чтобы вызвать доверие к себе. Наконец она сказала:

— Маша, ты знаешь, что начальница института княгиня Евгения Александровна весьма огорчена твоим поведением и грозит отчислить тебя, если ты немедленно не прекратишь ночные путешествия. Ты должна понять, что она несет ответственность за тебя, и, если вдруг с тобой что-то случится, ей придется отвечать перед твоими родственниками. Губы Маши чуть дрогнули, но она промолчала.

Мне вполне понятна причина этих тайных вылазок, — с улыбкой продолжала Черубина, — ведь я и сама не люблю следовать строгим требованиям дисциплины, сидя взаперти, и сама не прочь испытать рискованное приключение и разведать что-либо таинственное, если только не увлечена чем-либо другим, например, чтением, поскольку это мое любимое занятие. Но я взрослый человек и знаю, что нужно предпринять в случае опасности, которой, к слову сказать, уже не раз подвергалась. Маша с интересом взглянула на Чери и, казалось, хотела что-то спросить, но не посмела.

— Пожалуйста, расскажи мне, куда вы уходите ночью, — продолжала Черубина. — Возможно, меня заинтересует это ночное приключение, и я тоже захочу в нем участвовать. Обещаю, что всё сохраню в тайне.

Девочка внимательно посмотрела на Черубину и, доверчиво улыбнувшись, рассказала:
— Сначала мы узнали, что есть давным-давно закрытая шахта несуществующего лифта. Вернее, он когда-то существовал, но им не пользовались уже лет сто…
— Так уж и сто?! — лукаво переспросила Чери. Я знаю эту историю, мне рассказывала её моя тётушка. Произошло это лет 40 назад, когда здесь был ещё дворец великого князя Николая Николаевича. В этом дворце был установлен один из первых в Санкт-Петербурге гидравлический лифт. Однажды на семейное торжество была приглашена княгиня Потёмкина — легендарная красавица и щедрая благотворительница. Суммы её пожертвований всегда восхищали, а в её имениях «Святые горы» и «Артек» не раз гостил сам император. Когда пожилая княгиня поднималась в лифте всего лишь на второй этаж, кабина неожиданно упала вниз, развалилась и Татьяна Борисовна получила тяжелые травмы, от которых вскоре скончалась. С тех пор лифтом не пользовались.

— Так как же вы уходите на улицу, ведь все двери на ночь закрываются, не так ли? — продолжала допытываться Черубина.
— Да, но есть техническая комната, оттуда раньше управляли лифтом. Она была закрыта, но мы подобрали ключ, — вполголоса сообщила девочка. — Из этой комнаты есть выход на улицу, в парк, из него можно пройти прямо на Конногвардейский бульвар, а оттуда — в Александровский сад и к Медному всаднику. Вы знали, что там можно вызвать дух Петра Первого! Мы вызывали…
— Неужто получилось?! — пытаясь оставаться серьезной, спросила Черубина.
— Получилось, — перейдя на шепот, сообщила Маша, — последние несколько дней мы выслеживаем одного очень подозрительного высокого человека. Он ходит в чёрной шляпе и тёмном плаще, у него странные сапоги, совершенно неуместные, и есть лодка, на которой он переправляется через протоку в Новую Голландию! Мы почти уверены, что это призрак Петра Первого, которого мы вызывали! Все знают, как он любил тот остров…
— Как же вы его выслеживаете? Вы понимаете, что это может быть весьма опасно для вас?
— Мы очень осторожны! Мы вышили на одежде крестики, а это верная защита от призраков, никто не сможет причинить нам зло!

Черубина коснулась Машиной руки, — я очень хочу помочь вам! Я сама займусь расследованием и узнаю, что происходит по ночам возле арки Новой Голландии. А у вас не будет необходимости рисковать собой и вызывать гнев воспитателей, нарушая распорядок пансиона. Согласна?
— Хорошо, — ответила девочка, — а когда же Вы пойдете? Сегодня?
— Да, прямо сегодня и пойду, — решительно сказала Черубина. — Расскажи мне теперь, где именно вы видели призрак, когда он возвращался с острова и сколько вам приходилось ждать?



Через полчаса Черубина заручилась обещанием Маши никуда не выходить в ночное время и не сердить непослушанием своих воспитателей. Девочка проводила до дверей свою новую взрослую подругу и была совершенно очарована ею. Чери в свою очередь пообещала держать Машу в курсе своего расследования и покидала институт с уверенностью в том, что, добилась полного взаимопонимания с юной пансионеркой. В половину одиннадцатого вечера она должна была вернуться сюда, чтобы встретиться с таинственным незнакомцем.



…Ровно в полночь напиться воды
прилетал к тебе Витязь крылатый,
Были очи — две крупных звезды,
в жемчугах драгоценные латы…



Поздно вечером Черубина, одетая в тёмное закрытое платье и шляпу с вуалью, появилась на Поцелуевом мосту в сопровождении верного друга Альфреда. Никем незамеченные, они свернули с моста на набережную Крюкова канала.

Пётр Первый весьма ценил Семёна Крюкова, руководившего работами по строительству, и лично повелел назвать канал его именем. В середине века протока на месте Конногвардейского бульвара была забрана в гигантскую трубу и засыпана землей. Про неё вскоре забыли и вспомнили только, когда мостовая стала проседать, а через некоторое время и вовсе провалилась в подземелье. По сей день в том месте, где Крюков канал сливается с Адмиралтейским, образуя угол напротив острова Новой Голландии, на гранитной стене набережной можно различить две закрытые арки, ведущие в подземелье, расположенное в опасной близости от Ксениинского института, где училась Маша. Скрываясь в тени Морского музея, друзья остановились напротив арки, в которую, по словам девочки, пробирался призрак Петра на своей лодке.

Ночь была томительно тёплой, по светлому небу, быстро меняя очертания, проносились облака. Все казалось обесцвеченным, на месте построек из красного кирпича теперь высились какие-то серые готические замки, тихо плескалась тёмная вода, от которой поднимался сильный речной запах.

Ждать пришлось долго, над каналом уже начинал сгущаться предутренний туман. Чери и Альфред собрались было уходить, как вдруг послышались шаги. В отдалении, где ступени спускались вплотную к воде, виднелась и в самом деле гигантская фигура.

Всплески воды обозначили чуть заметное движение на поверхности канала, затем послышался едва слышный разговор, и легкая тень лодки отделилась от гранитной стены. Уже не скрываясь, Черубина подбежала к чугунной ограде набережной и стала наблюдать, как небольшой челн вплывает в арку Валлен-Деламота. Всем было известно, что прямо за ней располагался секретный и недоступный военный объект — опытовый бассейн.

Ещё в конце прошлого века на острове соорудили и забетонировали чашу водоёма и построили вокруг служебные корпуса с цехами. Под руководством Алексея Николаевича Крылова — знаменитого русского кораблестроителя, здесь проходили испытания новых корабельных моделей. Отсюда начинался боевой путь броненосцев, крейсеров, линкоров и первых российских подводных лодок. Кроме того, известно было, что для Дмитрия Ивановича Менделеева здесь была оборудована специальная лаборатория по испытаниям бездымного пороха. Вне всякого сомнения, попасть на остров могли только люди, имеющие отношение к Российской императорской армии или флоту, и невозможно было поверить, что некто посторонний столь легко и безнаказанно проник на тщательно охраняемую территорию.

Что могло привести таинственного незнакомца ночью в столь секретной место, кто доставил его туда в лодке, и почему часовые не остановили его под аркой? Было очевидно, что это не просто преступный умысел, но — военный шпионаж!

Решено было Альфреду немедленно отправляться в полицейский участок и привести патруль, а Чери должна была оставаться на месте, чтобы наблюдать за происходящим на острове.



Не прошло и десяти минут, как девушка увидела возвращающуюся лодку, но в ней сидел лишь один человек. Черубина, забыв об опасности, пошла по набережной, не отрывая глаз от скользящей в туманной дымке тени. Они уже двигались вдоль Адмиралтейского канала, и впереди виднелись силуэты деревьев в саду графов Бобринских.

Плеск вёсел затих, и лодка пристала к стене. Человек поднялся, ловким движением моряка забросил канат за крепежное кольцо и выбрался на гранитные ступени набережной. Не зная, как поступить, Черубина наблюдала за быстро удалявшейся фигурой. Она не решилась преследовать лодочника, который мог легко заметить её на пустынной улице, и лишь проводила его взглядом. Вдруг, неожиданно для себя самой, Чери спустилась к воде, отвязала лодку, забралась в неё и взялась за вёсла.



...Пламя ль сожжет нас? Волна ли накроет?
Бездна воды и огня…
Только не бойся! Не бойся: нас трое.
Видишь,
Кто стал у руля?..



Она все увереннее двигалась в сторону Крюкова канала, держась в тени острова, вскоре приблизилась к арке Новой Голландии и беззвучно заплыла в её тень. Никто не остановил Чери, никто не окликнул, и она продолжала медленное движение по внутреннему водоему крепости.

К удивлению Черубины, никого не было видно, только в окнах служебных корпусов виднелся неяркий свет, видимо там продолжалась работа. Выбрав подходящее место, Черубина причалила лодку, осторожно выбралась из нее, прислушалась к ночным звукам, пытаясь понять, куда мог уйти таинственный незнакомец.

Она решила проверить сторожевую будку, находившуюся рядом с аркой. Там горел свет, но оба охранника крепко спали, сидя за небольшим столом перед раскрытым служебным журналом. Всё это было более чем странно, и Черубина осторожно отправилась в сторону близлежащего тёмного трехэтажного здания. Она вошла внутрь, оставив дверь за собой открытой. В тишине темных коридоров слышались звуки азбуки Морзе — где-то поблизости работала рация.

Девушка увидела приоткрытую дверь и осторожно приблизилась к ней. В полутемной комнате сидели спиной к ней два человека. Один из них был радистом, он передавал текст, который ему диктовал высокий незнакомец, тот самый, что приплыл на лодке. Как будто почувствовав на себе чей-то взгляд, он резко обернулся. Черубина отпрянула в сторону, но он успел увидеть это движение и быстро пошел в её направлении.

Чери торопливо отступала вглубь коридора, с ужасом понимая, что она двигается в сторону, противоположную от выхода. Путаясь в платье, она побежала, не решаясь закричать и позвать на помощь. На серых бетонных стенах неярким светом горели светильники в проволочных сетках. За спиной грохотали сапоги преследователя.

Впереди появились большие деревянные ящики с приоткрытыми крышками и Черубина, не раздумывая, забралась в один из них, наполненный до половины рулонами сукна, накрылась краем ткани и замерла, закусив губу, чтобы не закричать от страха.

Неожиданно послышался сильный шум, он доносился сразу со всех сторон: гул голосов, топот ног, выкрики, похожие на военные команды. Черубина обрадовалась — это Альфред привел на остров жандармов, и сейчас они вместе с военными ищут нарушителя. В этот момент её преследователь был уже совсем рядом. Она слышала, как он двигал тяжелые ящики, затем раздался скрип ржавых дверных петель, и все стихло.

Чери выбралась из своего ящика, пробежала по длинному коридору к двери, толкнула её и оказалась в ярко освещенном помещении, полном людей. Здесь она наконец закричала: «Он здесь, сюда!» Солдаты бросились к ней, она указала нужный поворот и, прижавшись спиной к стене, пыталась успокоить колотившееся в груди сердце. Слышно было, как солдаты сдвигают ящики в сторону, следуя командам офицера. Скоро заскрипела дверь, в нее устремилась погоня и Черубина, не удержавшись, последовала за всеми.

Она оказалась в пыльном тёмном помещении, из которого был другой выход, куда бежали солдаты с фонарями «летучая мышь» в руках. Черубина могла видеть, что вокруг неё всё также грудились ящики, но меньшего размера и очень тёмные от времени. Здесь было холодно, пахло землей и мышами. Девушка запнулась за оторванную доску и увидела, что оттуда просыпалось что-то вроде черного песка и несколько округлых предметов, которые она приняла за боевые снаряды, но наклонившись, увидела, что это были какие-то картофелины — сморщенные плоды, что-то вроде смокв. Чери подумала, что это военные запасы сушенных фруктов для варки компотов. Неспешно она вернулась в здание, где по-прежнему царила суета.



Черубину пригласил для беседы немолодой военный, одетый в гражданское, но, несомненно, носивший высокий ранг. Она подробно ответила на все его вопросы.

Наконец, измученную физически и эмоционально Черубину отправили домой в сопровождении гвардейца — на случай опасности. К ним присоединился Альфред, уже отчаявшийся увидеть Чери живой и здоровой. Когда все поиски в окрестностях не дали результатов, он предположил, что девушку похитили, и теперь был несказанно рад видеть ее невредимой.

Провожая Чери домой, Альфред рассказал продолжение шпионской истории. Наряд жандармов, который он привел на набережную Крюкова канала, сообщил о происшествии коменданту острова, тут же весь гарнизон подняли по тревоге. Обнаруженные спящими на посту дежурные, были, по-видимому, чем-то опоены, что указывало на заговор. Вскоре схватили сообщника преступника — военного радиста, оказавшегося этническим австрийцем.

Лазутчика также удалось задержать. По версии военного следователя, шпион собирал сведения и передавал их немецкой разведке с помощью гарнизонного радиста-австрийца, с которым вступил в сговор. Лодочника найти пока не удалось, но он, скорее всего, не был посвящен в подробности, хотя всё равно будет признан виновным в соучастии.



Когда Черубина и Альфред наконец подъехали к дому, было уже раннее утро. Тетушка допивала свой утренний кофе.

— Ах, Чери, каким рискам ты себя подвергаешь, жизнь и так стала непредсказуемой, а ты все ищешь приключений! Взгляни, на кого ты похожа! Немедленно приведи себя в порядок и садись завтракать!
— Хорошо, дорогая тётушка, а ты посмотри, пожалуйста, что это может быть? — Черубина положила на стол свой ночной трофей.
— Ох уж эти твои шуточки, Чери, опять какие-то окаменелости притащила в дом! — возмущалась Елизавета Дмитриевна. — Да что же это? Похоже на корень какой-то… наверное, цветок? Лилия, может быть…
— Не знаю, тётушка, давай попробуем посадить в саду, вдруг что ни будь вырастет? — рассмеялась девушка и поспешила к себе в комнату.

Когда она вернулась с красиво уложенными волосами, переодетая в легкое домашнее платье из муслина, вышитого цветочным узором, тётушка все ещё ворчала, угощая Альфреда легким завтраком, а он с недоумением разглядывал странную находку Черубины.

— Я думаю, это луковица тюльпана, — предположила Чери, усаживаясь за стол. — Я знаю, как они выглядят. Интересно, зачем в военном гарнизоне нужны цветы? Что это вообще за место? Альфред, ты, наверное, знаешь? Расскажи?

— Насколько мне известно, — начал Альфред, — с петровских времен остров Новая Голландия считался очень безопасным местом, ведь его не затрагивали петербургские пожары, именно поэтому там хранили корабельный лес. Но мы все помним, как лет 10 назад пожар начался на самом острове. Он был настолько масштабным, что выгорели все корпуса по Крюкову и Адмиралтейскому каналам, пострадал даже опытовый бассейн, сгорели многие деревянные здания, которые помнили еще Петра Великого… Все отстроили заново. А на месте, где сейчас стоит постройка архитектора Гринчука-Лукашевича, в которой Черубина выследила шпиона, раньше были складские помещения Екатерининских или даже Петровских времен. Находка Чери, вероятно, относится к тем временам.

— Я где-то читала и помню, — добавила Елизавета Дмитриева, — что российский посол в Голландии Борис Иванович Куракин по указанию Петра закупил в Гааге и отправил в Петербург корни очень дорогих цветов. Тогда тюльпаны были сродни золоту: луковицы взвешивались на аптекарских весах!
— Действительно, — сказала Чери, — я тоже читала, что даже в голландской живописи тогда появился особый жанр — «портрет тюльпана», а из рисунков, выполненных на дорогом материале вроде пергамента, составлялись альбомы. Был такой тюльпан — «Semper Augustus», очень красивый, с ярко-алыми пятнами на чисто белом фоне. И был ещё легендарный чёрный тюльпан. По случаю его появления была устроена пышная церемония с участием королевских особ, а цветок был выставлен напоказ в хрустальной вазе. Александр Дюма в романе «Виконт де Бражелон» описывает как Людовик XIV преподнёс своей фаворитке «гарлемский» тюльпан с серовато-фиолетовыми лепестками, стоивший садовнику пяти лет трудов, а королю — пяти тысяч ливров»…
— Так неужели в том подвале до сих пор лежат бесценные цветы, за которые было уплачено российским золотом? — воскликнула Черубина.
— Решено, — твёрдо сказала тётушка, эта древняя луковица будет высажена в самом лучшем цветочном горшке, и если чудо случится, мы увидим цветок ценою в пять тысяч ливров… Сколько это сегодня в рублях, интересно?

Все рассмеялись.


Позавтракав, Чери простилась с Альфредом и отправилась в спальню с надеждой поспать хотя бы пару часов — после ночного приключения она еле держалась на ногах.

Однако, едва она заснула, раздался громкий голос тётушки:
— Чери, тебе принесли посылку!

Черубина нехотя поднялась, накинула на плечи шелковую шаль и вышла в прихожую.

На пороге стоял посыльный с большим пакетом. С удивлением девушка взяла посылку и принялась её распаковывать. На свет появилось украшенное золотым кружевом нежное сливочного цвета платье с небесно-голубым поясом и рукавами, отделанными тонкой полоской блестящего меха — Чери узнала восхитительный стиль мастерской Анны Григорьевны Гиндус, известной на весь Санкт-Петербург.
— Какое великолепие! — прижимая подарок к груди, воскликнула Черубина. — И как вовремя! Теперь я смогу принять приглашение Лили и Кирилла Степановича на бал в Доме Благородных собраний! Какой прекрасный сюрприз!
— От кого же эта посылка, Чери? Неприлично принимать такие дорогие подарки от малознакомых людей, — строго заметила Елизавета Дмитриевна.
— Успокойтесь, милая тётушка, это подарок от Лили, — Черубина радостно пританцовывала. Держа платье в руках, она кружилась с ним в ритме вальса и, казалось, уже видела себя в роскошном зале среди вальсирующих пар. Пленительная мелодия вальса звучала все громче и громче и… вдруг обернулась военным маршем. Встревоженная Черубина проснулась.


Окно в её спальне было открыто, с улицы доносились бравурные звуки марша и ритмичный топот солдатских сапог. Это была репетиция торжественного парада в честь 300-летия царствующего дома. Чери встала и неспеша подошла к окну. Глядя на ровные шеренги марширующих гвардейцев, она думала о том, сколько важных дел у неё сегодня, и самое главное из них — выполнить обещание, накануне данное Маше, — в подробностях рассказать ей о ночном преследовании «призрака Петра Первого»…

— Ах, как славно было бы действительно получить в подарок изысканное платье! — вспомнив свой сон, грустно улыбнулась Черубина и тут же услышала громкий голос тётушки:
— Чери! Скорее сюда! Тебе принесли посылку из мастерской Анны Гиндус!