Бабочка осталась жива 2

Бабочка осталась жива 2

Часть вторая. Эйнштейн forever

Я прекрасно понимаю, что такое время,
пока не задумываюсь об этом. Но когда задумаюсь,
совсем не могу понять, что же это такое - время.
Августин Блаженный

I
«Еще триста лет назад все было просто и понятно. Великий Ньютон объявил: время ни от чего не зависит и течет с постоянной скоростью только в одном направлении – из прошлого в будущее. Так считали, пока великий Эйнштейн не создал свою теорию относительности. И доказал, что время меняет свою скорость в зависимости от скорости космического корабля. А при достижении кораблем скорости света время вообще останавливается. Потом оказалось, что ставить эксперименты в космосе необязательно. Американские ученые с помощью точнейших часов, основанных на колебаниях кристаллов, замерили время у подножия и на вершине небоскреба. И получили разницу в мизерные доли секунды, но все же разницу. Оказалось, что скорость времени зависит от гравитации: чем она сильнее, тем время течет медленнее. Так что здесь Ньютон оказался не прав. А затем пришлось подвергнуть сомнению и другой его постулат: что время течет только в одну сторону.
Первым высказал это сомнение все тот же Эйнштейн. Великий теоретик проанализировал весь арсенал современной науки и с удивлением обнаружил, что нет ни одного физического закона, обрекающего время на одностороннее движение. Ни один закон не препятствовал движению времени вспять. Более того, выходило, что реверсивное движение времени если и необязательно, то, во всяком случае, вполне естественно. И то, что на нашей планете, в нашей Солнечной системе оно течет только в одном направлении, является как бы местной достопримечательностью. Но нет ли и в нашей действительности моментов, когда время поворачивает свой ход? Может быть, стоит поискать?».

Прочитав перевод статьи из известного американского журнала, полковник Смолов задумался. В последнее время ему пришлось сделать резкий крен в сторону аналитики. Но если прежде анализировать приходилось информацию совсем иную, связанную прежде всего с оперативной безопасностью внутри границ страны, то теперь – сугубо научную. И касалось это уже безопасности всей нашей планеты.
Новый масштаб проблем совсем не изменил подходов Смолова к работе. Он не возгордился, не попросил у начальства новую должность и новую зарплату. Просто с энтузиазмом, с помощью коллег из мира науки погрузился в анализ открытий в мире космологии, генной инженерии, медицинской биологии. Друзья-коллеги снабжали Анатолия Ивановича научной литературой, старались перед отправкой отредактировать информацию для понимания ее простым человеком, не изменяя при этом сути. Полковник продолжил чтение:

«Поискали – и нашли. В микромире. В загадочном обиталище элементарных частиц, которые нельзя увидеть, можно лишь обнаружить их следы с помощью могучих физических установок. И некоторые странности в поведении этих частиц заставили предположить, что в среде их обитания действуют законы, которые в «большом» мире были бы немыслимы. А если бы проявились, то перевернули все наши представления об окружающей действительности.

Может ли часть быть больше целого? Скажем, вы разрезаете яблоко пополам, и одна половинка оказывается больше целого яблока. Бред, скажете? Не торопитесь выносить приговор. Физика элементарных частиц знает достаточно случаев, когда частица распадается на три или пять других, причем одна из них больше первоначальной. А может ли следствие опережать причину? В «большом» мире это невозможно. Не может ребенок родиться раньше, чем об этом позаботятся родители. А вот среди элементарных частиц подобный казус бывает. И может он произойти только в одном случае: если время начнет двигаться в обратную сторону – от будущего к прошлому. Тогда и все процессы пойдут вспять, поскольку время – образующая сила всего сущего, от прорастания былинки до рождения Вселенной. Такой вывод сделал на основе уникальных экспериментов замечательный русский ученый, профессор Пулковской обсерватории Николай Козырев».

Переместив взгляд от монитора к окну, залитому каплями весеннего дождя, Анатолий Иванович вернулся к мысли, которая никогда не давала ему покоя:
– Эх, сколько ж люди тратят на «оборонку»! Здесь работают лучшие умы, а правильнее бы направить их усилия в другом направлении – на изучение организма человека с его скрытыми возможностями и на исследование космоса. Как бы далеко можно было здесь продвинуться…

«Но если время может менять направление в микромире, если в «большом» мире оно меняет свою скорость, то где гарантия, что оно не проявляет этих своих качеств в их совокупности где-то еще? Если не на нашей планете, то в галактических масштабах. В конце концов, мы, живя даже не на окраине Млечного Пути, а совсем в «глуши», на кончике его дальнего рукава, совершенно не знаем, что происходит в центре нашей Галактики, какие процессы там бушуют, какие законы действуют. И, может быть, время там ведет себя совсем иначе? Этот вопрос задал себе английский исследователь Эддингтон и дал на него ответ, опираясь на теорию Большого взрыва.
Как родилась наша Вселенная? Наверное, это самый первый вопрос, на который пытается ответить человечество с тех пор, как только задумалось о сути мироздания. Гипотез и теорий было уйма, но в последние два-три десятка лет решающие позиции в этой проблеме завоевал Большой взрыв. Эта теория гласит, что 15-18 миллиардов лет назад из мирового вакуума выкристаллизовалась некая частица, которая тут же взорвалась и обломки разлетелись в разные стороны. Какой был первоначальный размер этой частицы, трудно сказать. Трудно потому, что не с чем сравнить. Она была одна в невообразимой пустоте и какой бы объем ни занимала, должна была казаться крохотной точкой. Но из ее обломков образовались звезды, собравшиеся потом в галактики, образовалась Вселенная. А первоначальный толчок, данный Взрывом, действует до сих пор: галактики разлетаются от той точки, где родились. И вместе с ними, утверждает Эддингтон, летит время. С той же скоростью и по тому же направлению».

 
Фото: Эйнштейн и Эддингтон

– Любопытно всё это, – подумал Анатолий Иванович,  переосмысливая прочитанное. Тут же родилось решение: 

– Отошлю-ка Беркину: будет, что обсудить с ним завтра.
Закрыв доклад, он прикрепил его к сообщению и нажал кнопку «Отправка».

II

Командировка на МКС экипажа «Союза МС-11» в этот раз была рассчитана на 90 суток. На висевшем в отсеке для сна и отдыха календаре командир с наступлением новых суток перемещал на следующую дату ромбик с логотипом «Роскосмоса», и теперь до завершения полета и спуска на земную твердь (как же надоела эта невесомость!) оставалось два апрельских дня. Как раз чтобы завершить все дела, собрать в спускаемый модуль всё, что накопилось за три месяца для продолжения исследований, теперь уже на Земле – оборудование, электронные носители с файлами орбитальных экспериментов, рабочие журналы, емкости с проросшими спорами, отходами жизнедеятельности самих космонавтов и многое другое.
Командир позвал Петрова:

– Еще раз всё проверь. Что нужно – запакуй. Сделай опись и сверь с исходником наших ученых.
– Сделаем, – отрапортовал помощник, почему-то во множественном числе.
– С кем это «сделаем»? – решил уточнить Феоктистов. – С ними? – он кивнул на канадский отсек. – Или у тебя инопланетные друзья завелись?

Олег удивленно взглянул на командира, тот – на него, и оба разом расхохотались. «Хорошо бы таким же веселым оказался спуск», – подумал про себя Феоктистов.
За три месяца орбитального полета Алексей и Олег настолько сблизились, что буквально читали мысли друг друга, понимали всё с полуслова. Бортинженер был немного моложе командира, но дедовщина в космосе исключалась изначально. С первой минуты, как только был объявлен состав экипажа, будущие космонавты, не сговариваясь, готовились к полету сообща, на равных выполняли любую работу, даже самую тяжелую. Затем стартовал их «Союз», и в таком же духе всё продолжилось на орбите.

За время полета они выполнили массу интересных и сложных экспериментов, по три раза по очереди выходили в открытый космос. Принимали пищу, отдыхали, читали. Были на постоянной связи с ЦУПом,  с канадскими коллегами из соседнего отсека МКС.

После известных событий и доклада на Землю Феоктистов получил инструкции: никоим образом не менять манеру общения, не давать понять канадцам, что российской стороне известны и сам факт вскрытия обшивки, и цели, которые при этом преследовались. Кстати, эти цели в послании ЦУПа были описаны как-то расплывчато, туманно. Возможно, сами точно не были уверены, а лишь предполагали. По всему, на Земле желали «продолжения банкета», новых фактов, наблюдений за поведением экипажа из соседнего отсека.

«А что, можно и наведаться. Внезапно!», – решил Алексей. Повод придумал мгновенно.

– Hello, friends, – как можно беспечнее поприветствовал он коллег. – В отсек, как в кабинет, стучать не надо, надо входить!

Показалось, канадцы слегка смутились. Доли секунды, пока они переглядывались, хватило Феоктистову, чтобы небрежно поправить рукав и сделать мгновенный фотоснимок экрана включенного монитора.

– Коллеги, не поделитесь по-братски герметиком? Наш тюбик закончился, когда в последний раз задраивали люк после свидания с открытым космосом, – как можно небрежнее произнес Алексей.

Один из астронавтов (канадцы называли себя именно так, как американцы) мгновенно свернул информацию на мониторе. Второй изобразил на лице приятную улыбку:

– Not a problem! – и отодвинул створку шкафа-купе. – Забирайте весь, у нас еще есть запас. Да и возвращаться скоро.

Феоктистов в свою очередь широко раздвинул губы, поблагодарил и вспомнил фразу Штирлица: «Запоминается последнее».

Вернувшись на свою территорию, Алексей удовлетворенно хмыкнул.

– Ну как, удачно? – поинтересовался на всякий случай Петров, хотя можно было и не спрашивать. По довольному выражению лица командира и так всё было понятно.

– Сразу двух зайцев, хотелось бы верить, – осторожно промолвил Феоктистов, скидывая сделанный снимок на рабочий стол компьютера. – Хотя герметик скорее всего не тот, которым замазывали дырку. Но все равно отдадим на изучение.
– А сравнить будет с чем?
– Обижаешь! Образец материала из зачеканки давно уже в надежном месте.
– Что это? – спросил Олег, взглянув на открывшийся на экране документ.
– А вот это и есть победитель конкурса на самый лучший фотоснимок! – торжествующе воскликнул Феоктистов, и друзья-коллеги вплотную приникли к монитору. 

III

С самого утра погода испортилась, и, как всегда бывает в таких случаях, исчез интернет. Пропал некстати («А хоть раз было кстати?» – подумал начальник станции), ведь Тарасов уже третьи сутки в нетерпении ждал ответ из Центра.
Конечно, совсем без связи полярники не оставались, радисты дежурили непрерывно, посменно, туго знали свое дело. Так что если бы начальству потребовалось что-то очень срочное передать на «Восток-1», ГлавНИЦ воспользовался бы этим, до сих пор самым надежным видом связи.

Когда молчал интернет, Алексею становилось даже как-то спокойнее. Сколько всякой, в большинстве своем, ненужной информации приходилось вычитывать ежедневно! Конечно, можно было поручить эту работу помощникам, чтобы они отделяли спам и снабжали начальника исключительно нужным и важным. Но, во-первых, у них и своих забот хватало, а, во-вторых и в главных, Тарасов привык всё делать сам. В любом случае он был ответственным за всё, что происходило на станции.

Можно было воспользоваться молчанием всемирной паутины и элементарно выспаться. Но Алексей решил еще раз заглянуть в папки с файлами с самой последней информацией. Пробегая в который раз по тексту, графикам, диаграммам ДТА и РСА1, выводам –  по разделам и общим, Тарасов каким-то внутренним чутьем ждал скорого разрешения накопившихся проблем и вопросов. Награда за терпение и за отданный в жертву сон прилетела даже раньше, чем он ожидал.
______________________________
1 ДТА и РСА – дифференциально-термический и рентгено-структурный анализ         
В кабинет постучали, вошел дежурный радиотелеграфист и положил на стол только что расшифрованную радиограмму. Алексей кивнул, благодаря за оперативность, и сказал:

– Я позвоню, когда будет готов ответ.
После того, как за дежурным закрылась дверь, Тарасов стал жадно читать. На листе формата А4 была всего одна фраза: «ВКС по случаю Дня космонавтики состоится 12 апреля в 12:00 мск».
– Как Алекс Юстасу, – вспомнилась переписка Центра со Штирлицем. – Ну что ж, всё ясно. Был бы только двенадцатого нормальный интернет.
  Алексей поднял трубку внутреннего телефона и набрал номер радиорубки.
– Подтвердите наше участие в ВКС, – и, услышав ответ дежурного, повесил трубку.    

IV
 
Трель айфона с любимой «Ламбадой» внезапно ворвалась в самый омут, в самую глубину мыслей и оценочных суждений. Взглянув на номер звонившего, полковник выждал паузу и ответил:

– Слушаю вас внимательно, товарищ генерал!
– Приветствую, Анатолий Иваныч!
– И я вас. Вроде бы уж виделись сегодня.
– В самом деле? Что-то запамятовал. Ну, да ладно. Перехожу сразу к делу.
«Наверху» одобрили наше с тобой предложение по консилиуму, так сказать, с участием всех причастных. Ты понимаешь, о чем я. И даже деепричастных! – рассмеялся собственной шутке Беркин. Чувствовалось, у него сегодня прекрасное настроение:

– Зайди, обсудим…

На мониторе генеральского компьютера весь экран занимала необычная картинка. Непосвященный мог бы представить, что она из Планетария. Вглядевшись внимательнее, Смолов сумел распознать спроецированную на плоскость Вселенную с какими-то объектами, знаками, шифрами. Ниже располагались расчеты, диаграммы, таблицы. Завершив изучение, полковник вопросительно взглянул на Беркина.

 – Это всё в продолжение «дрельной» истории на МКС, – начал генерал. – Как видишь, картина маслом. По всему, канадцами всё было запланировано еще перед полетом, но от ЦУПа информацию, естественно, скрыли. Наши космологи сумели расшифровать большинство данных с этой картинки, – Беркин кивнул на экран. – Получается, сверлили в тот момент, когда V 616 Mon находилась на критически минимальном расстоянии от МКС.

Смолов не стал расспрашивать генерала о способе получения столь ценной информации, догадался сам.

Тем временем Беркин продолжал вслух развивать свою прежнюю мысль о возможной связи Вселенной с антиВселенной, материи и антиматерии, о канадцах и «черной дыре».

– Ну, вот как ты считаешь, – обратился он к Смолову, – на кой ляд им сдалась эта самая 616-я?
– Как говорил в таких случаях незабвенный Виктор Степаныч, я далёк от мысли, но полагаю, они намерены каким-то образом задействовать антигравитацию ближайшей «черной дыры».
– Но как же это им, черт возьми, удастся? Хоть расстояние до нее и минимально, но это ж несколько световых лет!
– В мире уже существуют прототипы будущих космических «парусников», способных разгоняться до двадцати процентов от скорости света. И какой-то десяток световых лет уже вполне преодолим, – запальчиво воскликнул Анатолий Иванович.
– Не кипятись, тоже мне «МНС»1 выискался, – генерал не любил, когда в его присутствии кто-то начинал слишком умничать.
Полковник и сам понял, что слегка увлекся.
– Давай-ка вот что, – примирительно сказал Беркин. – «Консилиум» назначен  на  двенадцатое.  Подготовь проект протокола, только пораньше,
______________________________
* «МНС» – младший научный сотрудник          

чтобы я успел прочитать. И никого не забудь оповестить. С Антарктидой, если потребуется, будет своя ВКС. Вам всё ясно, товарищ полковник? – нарочито официально произнес Беркин.
– Так точно, товарищ генерал, – в тон ему ответил Смолов.
– Выполняйте.
– Есть!

V

Вернувшись в свою палату и улегшись на опостылевшую железную кровать, Виноградов глубоко задумался. То, о чем рассказал ему главврач, казалось еще более удивительным, но одновременно обнадеживающим. Да что там! Дающим реальный шанс выхода из той безнадеги, из которой ему, казалось, не выбраться никогда.
Настораживало, а говоря откровенно, пугало лишь одно обстоятельство: прецедентов подобного лечения еще не было. То есть проект, как принято говорить, должен был стать «пилотным», «пионерным», а сам испытуемый – первопроходцем с неясным исходом, своего рода Юрием Гагариным. Суть его, насколько понял Виноградов, заключалась в следующем.
 
По мнению профессора, последние открытия медицинской науки, приложенные к результатам космологов, геронтологов и прочих исследователей в сопутствующих областях, позволяют с оптимизмом (пока, правда, острожным) утверждать о возможности реальной активации «центров омоложения» в организме человека. Эксперимент будет проходить под неусыпным наблюдением со стороны врачей, пациента в первое время напичкают массой всевозможных датчиков, которые будут отслеживать динамику поведения жизненно важных органов.

Как бы между прочим Вознесенский произнес фразу, которая не сказать, что шокировала, но сильно озадачила Юрия Петровича:

– Возможно, после утверждения программы вас транспортируют на Южный полюс, где и начнется эксперимент.
– В Антарктиду? Зачем?
– Чтобы дать вашему организму вектор, куда стремиться. Чтобы он сам, на генном уровне, вспомнил ту, так сказать, атмосферу, когда вы там работали и были молоды и здоровы.
– Но я же могу не перенести такое путешествие. В моем-то теперешнем состоянии…
– Не волнуйтесь, Юрий Петрович. Превентивные процедуры начнутся здесь. Их будет достаточно, чтобы запустить процесс активации и заложить фундамент против старения организма. Как в химии катализатор!
Хотя мудрый профессор растолковал всё достаточно подробно и аргументированно, у Виноградова оставались вопросы. Сразу задавать их он не стал, решил сперва осмыслить и проанализировать услышанное. Спросил лишь в самом конце:
– Скажите, доктор, только откровенно: если ничего не предпринимать, сколько я еще протяну?
– Откровенно? – Вознесенский задумался. – Помните историю с Юрием Никулиным? Ему предложили такое же шунтирование, как Ельцину, потому что сердце могло остановиться в любой момент. А могло и не остановиться. Он выбрал радикальный вариант и не проснулся после наркоза. Не скажу, что та и ваша ситуации схожи, но в любом случае решение принимать вам самим. Без вашего согласия эксперимент не начнется.
– А если я все-таки не решусь?
– Будем искать кого-то другого.
И, немного помедлив, профессор добавил:
– Мне все-таки искренне хочется помочь именно вам.
Виноградова так и распирало воскликнуть, как герой Никулина в любимой «Бриллиантовой руке»:
– Возможно, меня даже наградят. Посмертно…

Но он удержался. Быть может, более молодой доктор фильма не видел и не смог бы по достоинству оценить шутку.


VI

– Первый, первый, я – ноль одиннадцатый, запрашиваю разрешение на отстыковку от МКС, – голос командира «Союза МС-11» был, как обычно, уверенным и словно будничным, как если бы такие маневры он совершал каждый день.
– Ноль одиннадцатый, у вас всё готово? – на всякий случай уточнил дежурный ЦУПа и добавил: – Если всё, к реверсу приступить через три минуты двадцать секунд, или в 17:15 по Москве. Как поняли?
– Ноль одиннадцатый вас понял. В 17:15 начинаем.
– Удачи вам, ребята, – уже неформально добавил дежурный. – И ни пуха!
– К черту! – нарочно грубовато ответил Алексей, и от этих простых, человеческих слов ему стало приятно.

Итак, путь возвращения на Землю стартовал точно по графику, и теперь в работу включилась автоматика, за которой, впрочем, требовался пригляд. Сколько раз на Земле все действия отрабатывались экипажем на тренажерах, пока не были доведены до автоматизма.

Алексей с Олегом внимательно следили за приборами, у каждого был свой сегмент контроля. Затем, когда началось торможение, они увидели на экране удаляющийся модуль МКС с оставшимися астронавтами. Оставалось дождаться команды с Земли, чтобы приступить к выходу корабля на траекторию снижения.

Такой долгожданный полет, к которому столько времени стремился Феоктистов, в целом оправдал все его ожидания. Но как бы то ни было, из-за странного (если не сказать больше) поведения канадских коллег, которому поначалу не было объяснения, командировка в космос получалась какой-то необычной, с налетом мистики. Еще раз проанализировав свои действия, Алексей с удовлетворением отметил, что сделал в такой ситуации всё, что мог. И даже больше, ведь за собранные данные его даже скупо похвалили из ЦУПа.

Командир, конечно, представлял, какой шухер после сообщения об отверстии поднялся на Земле и сколько объяснений ему предстоит сделать после приземления. Не было никаких сомнений, что информацию сейчас обсуждают на самом верху,

Президент ждет доклада от руководства «Роскосмоса».

– Значит, одной из первых будет встреча с Мазуриным, – решил Алексей. – Дмитрий Олегович руководитель новый, но будут ждать объяснений именно от него.

В динамике раздался голос дежурного из ЦУПа:

– Через двадцать минут корабль войдет в плотные слои атмосферы. Ноль одиннадцатый, как поняли? Приём.
– Первый, вас понял. Входим в плотные через двадцать минут.
– Советую еще раз проверить давление, Алексей, – донеслось неформально с Земли. – И, пожалуйста, сообщайте как можно чаще показатели систем жизнеобеспечения. Ты понимаешь, почему.
Феоктистов понимал, что и в ЦУПе обеспокоены возможными рисками из-за «технологического отверстия» (только таким термином приказал Мазурин называть дырку в обшивке корабля: «технологическое» – значит, сделанное вручную).
– Скоро узнаем. Давай, родной, не подведи! – уже вслух обратился Алексей к «Союзу».

VII

Рано утром в кабинете генерала Беркина зазвонил самый ближний телефон, это была прямая связь с кабинетом главы «Роскосмоса».

– С годовщиной полета Гагарина! – раздался в трубке бодрый голос Мазурина. – А ты здорово придумал провести в такой день грандиозное вече.
Беркин мысленно отругал себя за то, что не догадался первым поздравить Дмитрия Олеговича с профессиональным праздником. И теперь было непонятно, шутил ли Мазурин насчет даты «консилиума» или говорил серьезно.

Будто прочитав его мысли, глава госкорпорации продолжил:
– Нет, я серьезно. Всё верно – и по смыслу, и по конструктиву. Открытую часть, с поздравлениями и награждениями, покажут по федеральным каналам. А когда журналисты уйдут, мы в тесном, так сказать, кругу поговорим о своём, наболевшем. До встречи на вече!

И Мазурин заливисто рассмеялся удачной рифме.

Положив трубку на рычаг, генерал выдохнул и тут же набрал по мобильному Смолова. В трубке раздались частые гудки и женский голос с металлическими оттенками: «Абонент разговаривает».

– Нашел время, – выругался генерал и нажал кнопку громкой связи с референтом:
– Полковника Смолова ко мне, срочно!
– Он в приемной, товарищ генерал, – отрапортовал референт. – Уже заходит.
Беркин привстал из-за стола навстречу входящему:
– Слушай, мы уже чувствуем друг друга, как супруги со стажем! – он крепко сжал ладонь полковника, и чувствовалось, был искренне рад его приходу. – Докладывай готовность.

Подробно, не упуская деталей, Анатолий Иванович описал во всех подробностях сценарий предстоящего «вече», «консилиума» (у каждого была своя терминология). Назвал фамилии приглашенных участников, зачитал повестку дня.

– Регламент выступлений нужен? – спросил он Беркина.
– Полагаю, не больше десяти минут выступающему и до пяти – в прениях. Не забывай, в 18:00 Мазурину надо быть в КДС1, там Президент будет выступать, поздравлять с праздником. Вот и рассчитай с учетом этого, кому дать сколько минут. Кстати, ты проект решения по сегодняшнему «консилиуму» обещал.
______________________________
1 КДС – Кремлевский дворец съездов (устар.), ныне – Государственный Кремлевский дворец          

– Пацан обещал, пацан сделал. Вот, пожалуйста, – достал из черной папки несколько листов текста полковник.
Надвинув очки, генерал пробежался глазами по тексту. Дойдя до постановочной части протокола, он сдвинул брови и, потешно шевеля губами, как дошкольник, внимательно прочитал выводы и рекомендации.
 – Ты еще распечатай, этот я себе оставлю. Ну, что ж, всё так, как планировали. Всё нормально, – подвел он черту. Слово «нормально» означало у генерала умеренную похвалу, и Анатолий Иванович это прекрасно знал. Он устремил на Беркина долгий взгляд, ожидая – не будет ли дополнительных указаний, но хозяин кабинета уже набирал чей-то номер по «вертушке», давая понять, что разговор окончен.       

Смолов взял со стола свою любимую черную папку и отправился готовиться к «консилиуму».

VIII
Место, где намечалось торжество по случаю Дня космонавтики, было объявлено за три дня до проведения. Так Второе ГУ поступало в случаях, когда за частью торжественной и концертом следовала вторая, особо засекреченная – с участием людей по делам, составлявшим государственную или военную тайну. После антракта и буфета эти люди шли не обратно в зал, чтобы послушать концерт, а поднимались в отдельную комнату, заранее проверенную на предмет возможных происков западных спецслужб.
В этот раз таким местом был выбран КЦ Людмилы Рюминой на улице Барклая, рядом с метро «Багратионовская». Небольшой уютный концертный зал, круто нисходящий к сцене, был удобен как для зрителей – с точки зрения великолепного обзора с любого места, так и для артистов – из-за прекрасной акустики.
 
Фото: Культурный центр Людмилы Рюминой

Торжественная часть прошла довольно оперативно, с официальными поздравлениями от тех, кому это было положено, публичными награждениями особо отличившихся. В общем, всё как всегда. И только два десятка человек в зале мысленно присутствовали уже во второй части мероприятия, в очередной раз обдумывая свои выступления. Наконец, «официалка» завершилась, народ направился в буфеты, за сценой распевались Лещенко и Аллегрова, репетировал текст Лановой. А перед комнатой № 22 на втором этаже референт уже вел регистрацию участников секретного совещания.

Анатолий Иванович пробежался взглядом по обстановке: круглый стол с фруктами и минералкой, вокруг – двадцать офисных кресел, на стенах две огромные ЖК-панели. В углу, за отдельным столом, уже сидел стенографист, готовый в заданный момент включиться в работу (аудио- и видеозапись исключались).

Через пять минут комната заполнилась людьми весьма известными, крупными учеными, а также теми, чьи лица никогда не мелькали на экранах ТВ или в прессе.

– Ну, что ж, будем начинать, – сразу задал деловой тон совещанию генерал Беркин.

В последний момент он был вынужден заменить Мазурина, которого вызвали в Правительство, так что участие главы «Роскосмоса» ожидалось в самом конце, да и то, скорее всего, в режиме ВКС.

– Повестка всем была отправлена заранее, – продолжил Беркин. – Вы имели возможность основательно продумать свои соображения, доводы «за» и «против» того, что мы задумали. Предложение у меня такое: давайте не будем тратить время на повторение всем известных фактов, а сразу перейдем к обсуждению «дорожной карты» (при этих словах Смолов незаметно поморщился). Регламент – десять минут.

Все участники «круглого стола» в знак одобрения закивали головами.
Взявший слово первым академик Добросмыслов в целом согласился с планом предстоящего эксперимента, одновременно предложив усовершенствовать стартовые параметры:
 
– Целесообразно в Антарктиду, где начнутся испытания, доставить квантовый компьютер, разработанный нашим политехом. С его помощью нам удалось в лабораторных условиях вернуться назад во времени, хотя и ненадолго – всего на несколько фемтосекунд. Уверен, в условиях Южного полюса удастся добиться еще большего эффекта, хотя и достигнутого достаточно для того, что задумали получить наши коллеги-медики.

Факты, озвученные академиком, были известны далеко не всем присутствующим. Негромкий гул их голосов давал понять, что им хотелось бы получить более подробные объяснения.

– Ну, что ж, можно и подробнее, – уловив посыл, продолжил Добросмыслов. – Наши исследования подвергают сомнению второй закон термодинамики. Согласно этому закону, в любой замкнутой системе энтропия, или неупорядоченность, способна только увеличиваться, но не уменьшаться. И, стало быть, возврат в прошлое невозможен, а в условиях нашей Вселенной это гарантирует движение времени вперед, а не назад.
– И что же из этого следует? – раздался чей-то нетерпеливый вопрос.
– Мы с коллегами решили проверить так называемую Н-теорему Больцмана. Для этого искусственно получили замкнутую систему, используя квантовый компьютер последнего поколения. Поначалу энтропия в такой системе демонстрировала устойчивый рост, но в заданный момент запуск еще одной нашей программы возвращал опыт в исходное, первоначальное состояние. То есть «в прошлое».
 
За столом снова зашумели, на этот раз одобрительно. Тишину вернул Беркин, воспользовавшись правом спикера. Генерал решил перевести теоретические научные разработки в практическую плоскость и задал академику вопрос, вернее два:

– Как вы считаете, уважаемый Константин Иванович, не помешают ли условия Южного полюса повторить ваш эксперимент на станции «Восток»? И какова вероятность корреляции физических параметров с медицинскими?
– На первую часть вашего вопроса отвечу утвердительно: не помешают, а напротив, только поспособствуют. А вот по второму вопросу я бы хотел вместе со всеми узнать мнение наших уважаемых коллег из медицины, – и Добросмыслов вопросительно взглянул на генерала.
– Слово профессору Вознесенскому, – объявил Беркин следующего докладчика.
– Пожалуй, соглашусь с коллегами-физиками. С нашей стороны к началу эксперимента готовы все исходные данные, а дополнительная активация в условиях замкнутой системы с использованием квантового компьютера будет отнюдь не лишней.
– Спасибо. Будут по первому пункту еще вопросы, замечания, предложения? – выждав паузу, спикер дал команду референтам включить ВКС с Антарктидой. – Пока устанавливается связь, давайте обсудим следующий момент. Полковник Смолов, доложите.
– На текущий момент остается неразгаданной возможная взаимосвязь «технологического отверстия» на «Союзе» и 14-миллиардной полости под Западной Антарктидой, – начал Анатолий Иванович. – Недавние сводки свидетельствуют о том, что канадские ученые проявляют к ней повышенный интерес.
– Но, позвольте, у Канады же нет своих станций в Антарктиде? – прозвучал вопрос со стороны, показалось полковнику, тоже «двушки», только научной – «два А НИИ».
– Зато есть у американцев, и не одна, – ответил Смолов.
– Значит, – продолжал тот же голос, – значит, американцы в курсе?
– А вы как думали? – вступил в разговор Беркин. – По нашим данным, канадцы давно уже работают по американским планам. И базы в Антарктиде, то бишь станции, будут использованы американские.   
 
В этот момент на огромных ЖК-экранах крупным планом возникло лицо начальника «Востока» Тарасова, и все услышали его радостное приветствие.

– Привет, Леонид, – сдержанно ответил Беркин. – Есть ли новые факты?
В этот момент связь с самым южным континентом внезапно прервалась, а с экрана раздался голос Мазурина:
– Совещание прекращаю. Проблемы с приземлением «Союза». Прибыть ко мне срочно …, – и он назвал несколько фамилий людей, которые тут же поднялись и вышли из кабинета. Дверь с табличкой «22» так и осталась открытой.