Сын полка

Лёша рос в предвоенной Одессе, окружённый любовью, но не матери и отца, которые сидели за антисоветскую деятельность, а двух, так и не создавших семьи сестёр отца. Он родился в 1926 году в исправительно-трудовой колонии в Киргизии, куда его мать была сослана за поддержку Троцкого, а отец за участие в меньшевистской партии (там, на поселении, они и поженились, но отца впоследствии расстреляли). Матери удалось переправить сына к тёткам в Одессу, а самой ей пришлось провести в лагерях целых 30 лет. В год начала войны Лёше исполнилось 15 лет, он был очень спортивный рослый парень, так что ему удалось сравнительно легко обмануть военкомат в отношении своего возраста и оказаться на фронте. Лёша после школы усердно посещал курсы ДОСААФ и научился хорошо стрелять, у него даже было удостоверение отличного стрелка, поэтому ему в части выдали снайперскую винтовку и отправили на оборону Одессы.
Защищали город в основном необученные сорокалетние дядьки и они прозвали его «сыном полка». Лёша без устали копал окопы, а также сразу же проявил себя ловким в обращением с оружием и удачливым в поражении целей. Немцы однако же с самого начала боёв имели подавляющее преимущество в воздухе и налёты Мессершмиттов шли практически непрерывно при полном отсутствии советских истребителей. В итоге его подразделение попало под бомбёжку и было полностью уничтожено, но раненый в ладонь Лёша каким-то чудом сумел выбраться из заваленного землей и трупами товарищей окопа и стал пробираться ночами по степным тропам, подальше от стремительно наступавших немцев. На колхозных полях оставались неубранные овощи, в основном картошка и свёкла, и Лёша научился их находить и есть сырыми. Когда боль в руке стала просто невыносимой, он пробрался в маленький украинский хутор и постучал среди ночи в одну из хат. На стук вышла испуганная молодая женщина, лет тридцати, но, увидев, что это исхудавший, грязный, окровавленный мальчишка, впустила его и оказала посильную помощь - согрела воду и, видя как ему трудно управляться одной рукой, нисколько не смущаясь, сняла с него всю грязную пропотевшую одежду искупала его, как какого-то маленького ребёнка, в громадном ушате и даже умело сбрила отросшую за время скитаний чёрную козлиную бородку.
Леша не мог оторвать глаз от колышущихся женских прелестей под блузкой, ставшей почти прозрачной от воды, его просто током пробивало каждый раз, когда он чувствовал прикосновения к себе её податливого и упругого тела. Снять боль в руке помогла горилка с перцем, полный стакан которой женщина (её звали Мария) заставила Лёшу выпить залпом. После этого он отключился и проспал как убитый хороших полутора суток. Когда он проснулся, то с изумлением увидел, что он спал вместе с Марией в одной кровати. Спокойно спящая молодая женщина с распущенными светлыми волосами показалась ему какой-то неземной красавицей, настолько не связанной со всем тем, что ему пришлось перенести в последнее время, что он даже ущипнул себя здоровой рукой, чтобы убедиться, что видит её наяву, а не в сладком сне (ему уже давно довольно часто снились сны о таких же, как Мария взрослых женщинах, которые обнимали его и позволяли себя трогать и целовать). Он не смог удержаться и слегка дотронулся до её какого-то совершенного мягкого тела и этим её разбудил.
Проснувшись она помогла ему одеться в чистое постиранное бельё и гимнастёрку и рассказала Лёше, что немцы где-то далеко, у большой реки Южный Буг и там теперь слышны тяжёлые бои. Сказала ему, что живёт одна – муж год назад её бросил из-за того, что она не могла с ним иметь детей. Вскоре она привела какую-то старушенцию, которая ловко обработала Лёше руку, зашила рану, перевязала её и дала выпить настойки из целебных трав, сказав, что бог даст, до свадьбы заживёт, ладонь будет наверное малость кривовата, но, поскольку это левая рука, то Лёша, мол, не так уж и плохо отделался. Он порывался уйти, но Мария не отпускала его, угощала вкусными деревенскими блюдами и обхаживала как могла. Спать она опять положила его в свою кровать (другой в её доме и не было), сказав, что пока не заживёт рука пусть живёт у неё. В постели она прижалась к нему и стала крепко обнимать и целовать. Даже боль в руке не помешала Лёше получить никогда не испытываемое им прежде наслаждение. Несколько следующих дней почти все время они проводили в постели. Крепкое тело опытной Марии вызывало в нём непреодолимые желания и их разница в возрасте потеряла всякое значение.
К Марии опять пришла старушенция, перевязала Лёше рану и рассказала ему, что по слухам в соседнем еврейском местечке немцы расстреляли всех евреев, а их дома сожгли, всю ночь от этого пожара по небу видны были сполохи. Она выразительно посмотрела на Лёшу и сказала, что если он угодит к немцам, то ему, с таким типично еврейским лицом, точно не выжить. Лёша боялся немцев и ночью, потихоньку от Марии, выбравшись из хаты, двинулся в направлении Буга. Когда он отсиживался днём в кустах, повсюду были хорошо видны облака желтоватой пыли, поднимавшейся движущимися по сельским дорогам колоннами немецких войск. Когда очередной ночью он наконец-то подобрался к зарослям у реки, то заметил там группу из 8 красноармейцев, которые, как и он, скрывались от немцев и пытались добраться до своих. От них он узнал, что переправиться через реку практически невозможно – все мосты взорваны, а переплыть очень трудно из-за сильного течения, да и простреливается широченная порожистая река немцами и днём и ночью. Один солдат был местным жителем и сказал, что если пройти несколько километров вниз по течению, то там река поспокойней и можно попробовать перебраться вплавь.
Густые заросли вдоль реки хорошо их скрывали и передвигались в дневное время, причём шустрый Лёша хорошо проявил себя в качестве разведчика и группа беспрепятственно добралась до крохотного посёлка, где немцев не было. Там переправились ночью на лодке на другой берег. Ещё несколько дней ушло на переход к контролируемой своими территории. Лёшу из-за ранения отправили глубоко в тыл, в госпиталь, где он не только лечился, но и активно помогал раненым в качестве санитара и даже остался в этой должности после выздоровления. Когда ему исполнилось 18 лет, он опять попал в действующую часть и провоевал в ней до победы, закончив войну в Праге, был награждён орденом Отечественной войны и множеством медалей. Демобилизовавшись, он вернулся в Одессу и сразу же отправился искать Марию, о встрече с которой мечтал всю войну. С большим трудом отыскав по памяти хутор, он опять постучался в ту же заветную дверь и к его изумлению оттуда вышла маленькая темноволосая девочка. На его вопрос о Марии девочка громко позвала маму и Лёша наконец увидел её, ещё более похорошевшую, даже как-то помолодевшую и всю сияющую от счастья. Мария ему рассказала, что он очень вовремя тогда ушёл – буквально на следующий же день на хутор приехали фашисты и всё вверх дном перевернули в поисках красноармейцев. Рассказала ему, что к своему полному изумлению и радости, после их встречи она почувствовала себя беременной, а это ведь никак у неё не получалось с бывшим мужем (была уверена что полностью бесплодна) и, с помощью знакомой ему старушенции, благополучно родила дочку Катю, в которой теперь души не чает, так что Лёша является молодым отцом четырёхлетней девочки. Радостный Лёша провел на хуторе счастливый месяц, а потом увёз Марию и Катю в Одессу, где они поженились. В качестве участника войны он мог пойти учиться в любой институт, даже при том, что его родители числились врагами народа, и он поехал в Москву, где поступил на филологический факультет МГУ, а затем привёз туда и свою семью.
Мария оказалась очень смышлёной деловой женщиной – поступила на работу продавцом в центральный универмаг, параллельно училась в торговом техникуме и, быстро продвинулась по службе, став директором. При этом успела родить Лёше ещё одну дочь. Лёша между тем защитил кандидатскую и докторскую диссертации и стал известным лингвистом, проработав много лет в Институте русского языка им. Пушкина, одновременно ведя преподавательскую работу, а также и пропагандируя правильную речь на радио.