Золотая рыбка

Вскоре после приезда в Америку, в конце 1980 х годов, я стал регулярно посещать клуб филателистов в Сан-Франциско, где пытался продавать привезённые с собой советские марки. Оказалось, что в клуб приходит довольно много пожилых русских эмигрантов, которые ещё лет 30 назад перебрались в Калифорнию из Китая, где, после большевистской революции, нашли себе пристанище (в Шанхае, Харбине и Мукдене) сбежавшие от расправы российские аристократы. С одним из этих коллекционеров, Борисом, у меня завязались дружеские отношения, он рассказал мне, что собирает в основном марки с русскими гашениями в Китае, а также и старые конверты царской почты. Сам он приехал в Америку из Харбина, но не на прямую (в Америку попасть было далеко не просто), а через Аргентину, где несколько лет ожидал американской визы. Борис рассказывал мне очень интересные истории о жизни в Китае, где в Харбине находилось управление КВЖД (Китайской Восточной железной дороги) и жила большая русская колония. Его отец работал в депо по ремонту паровозов. Отношения с китайскими властями были вполне приемлемые и русская община процветала. Во время второй мировой войны Шанхай был свободным городом и его консульство в Берлине помогло многим евреям вырваться из Германии и обосноваться в этой части Китая, органично вписавшись в российскую общину.
Всё изменилось в одночасье, когда Борис учился в школе, в старших классах - власть в стране захватили коммунисты во главе с Мао, который в угоду Сталину решил выгнать из Китая всех жителей бывшей Российской империи. Надо было либо на поездах ехать в Советский Союз, либо на кораблях перебираться в другие страны. Семье Бориса удалось собрать деньги на очень дорогие и дефицитные билеты до Аргентины и отплыть на переполненном корабле через весь Тихий океан, который на самом деле оказался далеко не тихим, а весьма бурным и практически все пассажиры тяжело болели морской болезнью. Когда прибыли в Буэнос-Айрес, то оказалось, что там уже находится полно беженцев из Европы, в основном немцев и итальянцев (власти страны предоставили убежище многим бывшим нацистам, которым интенсивно помогали созданные ими заранее организации), так что родителям Бориса, как и другим харбинцам, не нашлось никакой работы и постепенно все они перебрались в Сан-Франциско.
За прошедшие с тех пор 35 лет харбинцы здорово преуспели – Борис, например, был руководителем автобусной компании, а ностальгию по былым временам восполнял коллекционированием российских марок и конвертов. Он сказал мне, что внимательно следил за развитием выезда советских евреев и даже материально участвовал в их поддержке, у него тоже есть еврейские корни – его отец из одесской еврейской семьи. Порадовал меня, сказав, что эмигранты этой волны намного быстрее устраиваются на профессиональные работы, чем харбинцы в его время, из-за своего высокого образования. Когда я рассказал Борису, что по работе (я получил тогда хорошую должность в геологической компании) поеду вскоре в Москву и Ташкент, он попросил меня посмотреть для него в марочных клубах старые, прошедшие царскую почту, конверты. Он даже пошутил на своём, не совсем уже правильном русском языке: - «Может станешь моей "золотой рыбкой" и выполнишь мои желания пополнить коллекцию».
В московском клубе коллекционеров (он размещался тогда в доме культуры имени Горького) оказалось, что конвертов таких полно, но цены на них просто заоблачные и мне ничего там не удалось выторговать. Зато в Ташкенте, где встречи коллекционеров проходили в Доме офицеров, почти у всех коллекционеров почему-то оказалось довольно много царских писем и продавали они их буквально за гроши. Я приобрёл их тогда несколько десятков, заплатив за все всего лишь пару долларов, в пересчёте с местных рублей, и, возвратившись в Америку, на очередной встрече в клубе в Сан-Франциско, показал их Борису. - "Я же говорил, что ты моя «золотая рыбка»!" – воскликнул Борис. - "Давно я не видел таких отличных конвертов и в таком количестве!"
От него я узнал, что особенно ценятся конверты с овальными (а не круглыми как обычно) штемпелями – так в царской России гасили марки в почтовых отделениях железной дороги и даже почтовых вагонах. Он честно мне сказал, что они стоят порядка 20 долларов каждый, в то время как конверты с обычными круглыми гашениями стоят всего 2-3 доллара за штуку.
Он обратил моё внимание и на то, что все эти письма отправлены на один и тот же адрес в Ташкенте какому-то доктору Терехову (к моему стыду я сам не придал этому никакого значения) и значит все они из одного источника, возможно из какого-то архива. В мой очередной приезд в Ташкент я опять отправился в Дом офицеров и стал расспрашивать местных коллекционеров об источнике этих царских писем. Мне рассказали, что в клуб приходит иногда один человек по имени Николай, который работает в пункте приёма макулатуры, немного разбирается в марках и конвертах, и постоянно приносит оттуда коллекционные конверты, которые народ сдаёт в этот пункт вместе с разными ненужными бумагами. К моему счастью, Николай пришёл и в этот день. Он оказался невзрачным мужичком с явными следами на лице большого любителя выпить. Я сразу же обратился к нему и спросил, нет ли у него ещё царских писем. Он показал мне несколько штук, добавив, что дома у него есть ещё целая большущая коробка подобных писем, и предложил мне поехать к нему домой. Ехать пришлось чуть ли не целый час через весь Ташкент в дребезжащем трамвае.
Жил Николай с женой и двумя детьми в крохотной двухкомнатной квартирке в типичной хрущёвской пятиэтажке. Писем пресловутому доктору Терехову у него действительно оказалось невероятное количество – видимо этот доктор не выбрасывал ни какую корреспонденцию и создал себе целый архив, который его наследники сочли полным хламом и сдали в макулатуру. Довольно большой процент писем имел те самые железнодорожные штемпеля, о которых мне рассказал Борис. Я показал Николаю 100-долларовую купюру и предложил её ему за все конверты сразу. Он долго рассматривал купюру, сказал, что видит американские доллары в первый раз в жизни - в пересчёте по курсу это было тысяч 5 рублей, очень крупная по тем временам сумма, намного большая чем его месячная зарплата и, в итоге, он согласился. Мне пришлось покупать целый чемодан для перевозки всех этих писем в Америку. К счастью, на таможне в Шереметьево на них не обратили никакого внимания (могли ведь и придраться под каким-нибудь предлогом). На встрече в клубе, Борис отобрал себе несколько самых лучших конвертов, а остальные я с большим успехом продавал сначала в клубах, а потом и в интернете в течение хороших лет 20.