Бросок на Приштину пролегомены к русской весне

«Бросок на Приштину» 1999: пролегомены к «русской весне» 2014

Многие подробности того отчаянного рывка на опережение НАТО до сих пор остаются засекреченными [1]. По мнению корреспондента Андрея Кондрашова, Совет безопасности в лице его тогдашнего секретаря В.В. Путина, стал тем самым бризантным «антигосударством» в государстве, котором тогда «наблюдался паралич воли» [2]. Именно к Путину, совмещавшему в ту пору две должности — директора ФСБ и секретаря Совбеза — будто бы обращается с дерзкой идеей взять Слатину генерал Анатолий Квашнин.

Ельцин в этот период активно подыскивает себе преемника. Правительственные учреждения представляют собой своеобразный капкан: политикам, дипломатам и военным остро не достает воли для согласованных действий. Именно тогда, на примере Приштины, Путин впервые продемонстрировал свое будущее политическое реноме: способность к «взрывоопасным» действиям на международной арене без оглядки на «западных партнеров» [2]. Таким образом, пролегомены к грядущей «русской весне» были сформулированы уже в 1999 г.

Секретарь Совбеза В.В. Путин, по крайней мере, внешне, старательно отыгрывал роль «европейского легитимиста». Путин декларативно осуждал «ястребов» в российском руководстве, полагая нецелесообразным из-за Югославии идти на конфронтацию с Западом. Вместе с тем, в конфиденциальном разговоре с заместителем госсекретаря США С. Тэлботтом, Путин, якобы даже подчеркнул, что приштинская авантюра нанесла куда меньший ущерб российско-американским отношениям, нежели чем бомбардировки Югославии престижу Ельцина внутри самой России [3, с.60, 62].

В действительности, доподлинно неизвестно, на самом ли деле Путин не был в курсе о предстоящей акции, или попросту усыплял бдительность американцев [1]. Также существуют весьма разноречивые сведения о степени осведомленности генерала Квашнина и его непосредственной роли в готовящемся военном рывке.

Во время визита госсекретаря М. Олбрайт в начале 2000 г. В.В. Путин, будучи уже в статусе и.о. президента, предельно ясно сформулировал те мысли, которые ранее не имел возможности высказать или договорить. Путин отметил, что Россия категорически не приемлет несправедливую гегемонию интересов США, когда ревизии подвергаются основы международного права, гарантирующие всем без исключения странам территориальную целостность и суверенитет [3, с.63].

В целом, в российском истеблишменте особо не скрывали, что в отношении Косовской проблемы воспринимают собственные интересы полностью тождественными «международным стандартам». Изначально поддержав все натовские «меры воздействия» на Югославию, Кремль в дальнейшем нелепо разыгрывал карту миротворца, выдавая необходимость за добродетель.

Безнаказанные бомбардировки Сербии не только дезавуировали исторический имидж России как традиционной защитницы интересов балканских славян. Это был еще и недвусмысленный сигнал новому «больному человеку Европы»: с вами окончательно перестали считаться.

24 марта 1999 г. премьер-министр Е.М. Примаков совершает знаменитый «разворот над Атлантикой», таким образом протестуя против начала варварской бомбежки Югославии силами североатлантического альянса.

Однако своим эмоциональным поступком энергичный российский премьер лишь консолидировал в Кремле те прозападные политические силы, которые нивелировали впоследствии все возможные дивиденды от «приштинской авантюры».

14 апреля 1999 г. В.С. Черномырдин, имевший диаметрально противоположную примаковской позицию касательно разрешения Косовского кризиса, был назначен спецпредставителем президента по Югославскому урегулированию. Непопулярная в среде думских коммунистов деятельность этого, с позволения сказать, спецпредставителя оказалась неприемлемой даже для более чем умеренных либералов из «Яблока». Так, бывший посол в США В.П. Лукин открыто заявил о некомпетентности экс-премьера Черномырдина, «сдавшего все карты» Западу [3, с.61].

После завершения операции Allied Force российское руководство намеревалось получить в зону своей ответственности северную часть Косово с компактно проживавшим там сербским населением. Реализация подобного плана вероятнее всего привела бы к автономизации российского сектора и его последующему уходу под эгиду Белграда, что, в свою очередь, неизбежно повлекло бы за собой расчленение края. Западные партнеры закономерно обесплодили всяческие устремления России в данном направлении.

Таким образом, к лету 1999 г. множество факторов — от традиционных гегемонистских устремлений в качестве исторического гаранта защиты интересов христианских народов Балкан до уязвленного политического самосознания — побуждали российское правительство решительно оказать сербам братскую помощь: вплоть до угрозы применения вооруженной силы.

Засевшая в Кремле компрадорская клика, неожиданно для самой себя, вынуждено становилась защитницей национальных интересов от поползновений западных хищников. Однако когти русского сыча для звездно-полосатых крыльев американского орлана в ту пору не представляли никакой серьезной угрозы.

В конечном счете, в деле упрочения своего влияния в Косово московской дипломатии оставалось уповать исключительно на факторы realpolitik — всепобеждающую военную смекалку и пресловутый русский «штык».

Складывается впечатление, что о выдвижении на Приштину было решено уведомить post factum не только дорогих «партнеров» по коалиции, но и Москву.

По одной из версий, начальник генштаба Квашнин, узнав о происходящем, приказал немедленно развернуть колонну. Генерал-лейтенант Виктор Заварзин, принявший командование десантной бригадой у полковника Игнатова под Белградом, вместо того, чтобы выполнить приказ, связался с начальником управления международного сотрудничества МО Ивашовым. Последний якобы неиронично — a la Наполеон — порекомендовал генералу проявить «мудрое непослушание» и... отключить мобильный телефон (sic!) [1]. Заварзин, в конечном счёте, всё-таки решил последовать примеру знаменитого Евгения Савойского и, сунув отключенный телефон в карман, во главе колонны продолжил продвижение в сторону аэропорта Слатина.

В Кремле, тем временем, не в пример Заварзину, решили припрятать в карман собственное самолюбие. Тем больнее было дипломатическое падение с «бастиона», выстроенного руками русских солдат в Приштине. Блестящая с военной точки зрения спецоперация в итоге не возымела должного действия в силу непоследовательности и нерешительности дезориентированного политического руководства РФ.

Вышла, как бы цинично это не прозвучало, эдакая promenade militaire — исключительно из «любви к искусству». Российские руководители в очередной раз спасовали под натиском международной коалиции западных держав. Перед лицом современности в Кёльне вновь замаячил докучливый призрак Берлинского конгресса 1878 г. Приштина, словно зеркало, отразила, казалось бы, давно почившие картины пережитого унижения, когда при посредничестве «честного маклера» Бисмарка западная клика украла у русских победные трубы Сан-Стефано [4].

Госсекретарь США М. Олбрайт метафорично охарактеризовала продвижение русских войск в Косово как «самое плохое кино» из всех ею виденных. Дабы поскорее «остановить плёнку», первый заместитель госсекретаря С.Тэлботт вынужден был «спародировать Примакова» и лететь обратно в российскую столицу [5, с.253]. Правда, незадачливые «режиссёры» из кремлевской «студии» и сами рады были поскорее закончить «съёмку», не дожидаясь грозных окриков заокеанских визитёров.

Примечательно, что в 2000 г. культовый российский режиссер Алексей Балабанов выпустил продолжение своего нашумевшего в свое время фильма «Брат». По слухам, в Кремле «русский блокбастер» многим пришелся ко двору. «Брат 2», таким образом, стал олицетворением возрождающихся экспансионистских притязаний, которые Россия предельно эффектно, но безрезультатно попыталась обозначить в конце 90-х гг. Братья Багровы & Co — это непредсказуемые и непоследовательные авантюристы, которые активно совершают рискованные поступки, совершенно не задумываясь о последствиях. В точности, как военно-политическое руководство РФ образца лета 1999 г.

Ситуационно-тактический успех русского оружия в Слатине был окончательно погребен под спудом политических словопрений. Американцы принялись активно действовать по дипломатическим каналам, убеждая тех, кто бы мог повлиять на Б.Н. Ельцина.

По мнению Олбрайт, на тот момент русские сами плохо представляли, что происходит в их правительстве. Московский политический истеблишмент долго колебался, как реагировать на «приштинский рывок», пока президент РФ официально не поддержал действия российских военных, назвав их подвигом. «Царь Борис» не скупился на награды: В.М. Заварзину было присвоено очередное воинское звание генерал-полковника. Всех участников операции наградили специальной медалью [1].

Поговаривают даже, что Ельцину очень понравилось, как в Приштине хлестко щелкнули по носу забияк из НАТО [1]. Таким образом, несмотря на всю свою внешнюю американофилию, Борис Ельцин, по сути, в глубине души разделял господствовавшее тогда неодобрение российской общественности по поводу международной политики нового «мирового жандарма».

Однако ельцинское себялюбие, в конечном счете, возобладало над национальными интересами. 20 июня 1999 г. Ельцин прибыл в Кёльн на саммит «большой восьмерки». Фактически, своим присутствием на саммите, президент РФ закрепил несправедливый итог войны против СРЮ. Очевидно, что в прошлом Ельцин затратил слишком много усилий, дабы номинально войти в клуб лидеров ведущих держав мира, а посему до последнего не хотел расставаться с иллюзорным чувством собственной важности и сопричастности России Западу. В свою очередь, президент США Б. Клинтон умело играл на этих противоречивых чувствах своего незадачливого визави [3, с.63].

Визит Ельцина в Кёльн обернулся для России очередным унижением: практически 7 лет назад, 17 июня 1992 г., патриот двух отечеств в интимной обстановке расписных залов Конгресса США уже прославлял безграничное могущество Америки [6]. Просматривая сегодня запись выступления этого характерно-утрированного персонажа, который по недоразумению именовался президентом России, невозможно отделаться от некоторых навязчивых мыслей. То ли Ельцин рассказывал конгрессменам бородатый анекдот о том, как бывший кандидат в члены Политбюро уморил коммунистическое «идолище поганое», то ли все это выступление в Капитолии не более чем хэппенинг наконец-таки дорвавшегося до «American dream» эмигранта, положенный на мотив толочинского еврея Берлина «God bless America».

Среди многих странных тезисов Ельцин обронил тогда и вовсе нечто невероятное по поводу того, что свобода Америки куется в России, и если реформы обанкротятся, то придется заплатить миллиарды долларов в качестве компенсации [6].
 
Примечательно, что в качестве основного (а, пожалуй, что едва ли не единственного) аргумента необходимости российско-американского сближения указывали ту помощь, которую России могут оказать американские капиталы. Однако угасающие великодержавные амбиции ельцинской России закономерно не встретили доброго согласия в «оплоте демократии» США.

В свое время бойкий публицист Бородулин — еще один патриот двух отечеств — на страницах «Коммерсанта» горестно сокрушался о безвозвратно упущенных для России $15 млрд. после знаменитой примаковской «петли» [7]. Примечательно, что в Кёльне Ельцину, несмотря на его абсолютную лояльность западным партнёрам, не удалось добиться списания даже части внешнего долга России [3, с.63].

Пресловутые 15 миллиардов так и так пустили по ветру, а вот лавры самого злобного  «большевика», готового «полностью пренебречь интересами своей Родины», которыми Бородулин увенчал премьера Примакова, президент Ельцин забрал себе.

Агрессия США в СРЮ окончательно похоронила надежды Москвы стать частью т.н. «цивилизованного» — т.е. западного мира. Ельцин по ряду причин — главным образом, экономических — вынужден был поддерживать хорошие отношения с Западом. «Полуварварский» край с его атавизмом на политическом теле Европы в виде «последнего диктатора её восточной части» — «нерукопожатного» «Слобо» Милошевича — не стоили для России в глазах Ельцина утраты, пускай и призрачных, международных конъюнктур. А посему в Кремле безропотно решили бросить СРЮ на алтарь американского империализма в его новейшей ипостаси.

Косовский кризис, по меткому выражению А.П. Косова, «подвел черту под романтическим периодом российско-американских отношений». «Шоу Бориса и Билла» пришло к своему бесславному концу, завершившись в ноябре 1999 г. на саммите ОБСЕ в Стамбуле взаимной пикировкой [3, с.63].

Легендарный «бросок на Приштину» летом 1999 г., таким образом, стал водоразделом «между нашей пьяной влюбленностью в Запад» [2] и тяжелым похмельем после варварских бомбардировок Югославии альянсом НАТО. Однако подлинное отрезвление случилось много позже, лишь в 2014 г. Тогда Россия вновь отважилась на неожиданную эффектную операцию, и на этот раз российские войска не покинули занятых позиций [8].

«Приштинский бросок» навсегда запечатлелся в массовом сознании как единственная вспышка, непосредственный порыв остатков той России, которая не желает жить по указке Вашингтона. Однако романтическая вера в Россию, хаотично полыхавшая то тут, то там беглым огнем, быстро умерла после первого соприкосновения с жестокой действительностью международной дипломатии.


1. Артем Кречетников. Бросок на Приштину: на грани войны // https://www.bbc.com/russian

2. Путин сообщил неизвестные подробности исторического марш-броска // https://www.vesti.ru/article/2420992

3. Косов А.П. Косовский кризис в повестке российско-американских отношений (1998-1999 гг.) // https://rep.vsu.by/handle/123456789/31447

4. Русско-турецкая война 1877—1878 гг.: Итоги / Троицкий Н.А. Россия в XIX веке: Курс лекций // https://scepsis.net/library/id_1515.html

5. Бросок российского десанта / Гуськова Е. Ю. Агрессия НАТО против Югославии в 1999 году и процесс мирного урегулирования / Е.Ю. Гуськова — «Индрик», 2013.

6. 17 июня. Ельцин: "Господи, благослови Америку!" // https://dzen.ru/a/Yqz_wIfYmQLZn1kM

7. 15 000 000 000 долларов потеряла Россия благодаря Примакову // https://openuni.io/course/2/lesson/20/material/299/

8. Евгений Норин. Тот летний рейд. Бросок на Приштину, 1999 // https://kontingent.press/