Прямая демократия в условиях цифровизации

ПРЯМАЯ ДЕМОКРАТИЯ В УСЛОВИЯХ ЦИФРОВИЗАЦИИ

Доклад, прочитанный на конференции ФИКОС-2024 (г. Ижевск)

Демократия в Древности и демократия в Новое Время – это совершенно разные понятия. Одно из основных отличий состоит в следующем. В Древней Греции демократия ассоциировалась с непосредственным участием полноправного населения в народном собрании с возможностью принятия законов. В Новое Время, принимая во внимание огромную численность населения европейских государств, получила распространение идея представительства. Теперь мы лично не участвуем в принятии законов, а за нас это делают наши представители. При этом предполагается, что раз в несколько лет мы можем избрать новых представителей, если прежние не оправдали наши ожидания. Р. Даль видел в этом идее представительства важнейшую трансформацию демократической теории .
Но в последние годы институт выборов подвергается всё большей критике. Многочисленные исследования показывают, что типичный избиратель не информирован и крайне некомпетентен в политических вопросах, и при этом не заинтересован в преодолении собственного невежества . При этом даже в условиях доступности информации интерпретация этой информации оказывается крайне пристрастной , а сама возможность осмыслять эту информацию – крайне ограниченной . Одновременно сами политики зачастую вынуждены больше внимания уделять предвыборным кампаниями, чем собственно государственному управлению . Всё это лишает выборы смысла и как механизм выражения воли большинства или как механизм, обеспечивающий смену правящей элиты. Отсюда – эпидемия абсентеизма по всему миру.
Один из способов преодолеть недостатки выборов – избирать представителей по жребию. Сейчас такие предложения высказываются в научной литературе многочисленными сторонниками совещательной демократии . Но ещё один способ открывают цифровые технологии, и этот способ – возврат к прямой демократии.
Действительно, если раньше многомиллионное население невозможно было опрашивать по каждому значимому вопросу ввиду несоизмеримости издержек, связанных с организацией и проведением такого опроса, и конечных целей, то теперь ситуация изменилась, потому что любой опрос можно осуществить в цифровом формате. Это означает – отсутствие издержек на помещения, бюллетени, наблюдение, подсчет голосов и т.д. Для понимания: выборы президента РФ в 2018 г. стоили нашему бюджету более 14 млрд. руб., столько же – голосование по поправкам в Конституцию РФ в 2020 г. . Но цифровые технологии, казалось бы, могут значительно сократить этих расходы, и воплотить, наконец, мечту Ж.-Ж. Руссо, предоставив каждому гражданину возможность голосовать относительно любого законопроекта . Отсюда вопрос: почему мы до сих пор не заменили Госдуму на Госуслуги (т.е. почему мы не голосуем за законопроекты через аккаунт на Госуслугах, а всё ещё доверяем эту работу депутатам)?
Для ответа на этот вопрос, в первую очередь, необходимо обратиться к современным теоретическим моделям демократии. Ещё в 1970-е г. получила распространение модель демократии участия, сторонники которой утверждали, что демократия не должна сводится к выборам, а подлинная демократия невозможна без участия в принятии политических решений широких народных масс. Но какие аргументы они приводили? Особый акцент у них был сделан на том, что политическое участие является способом формирования образованных, ответственных и добродетельных граждан, а также способом интеграции данных граждан и формирования у них чувства принадлежности к сообществу . Так что, даже если граждане некомпетентны в политике, то эта некомпетентность преодолевается ни чем иным, как самим политическим участием. Вместе с тем, вряд ли голосование с мобильного телефона или ноутбука имеет эффект воспитания добродетельных, ответственных и патриотичных граждан. Наоборот, если проголосовать можно из дома и «между дел», то люди могут начать менее ответственно подходить к принятию решений. Сегодня многие ученые ссылаются на то, что сама процедура голосования на избирательных участках представляет собой некоторый гражданский ритуал, которому предшествует время на обдумывание, а электронное голосование угрожает разрушить и то, и другое . Таким образом, как минимум некоторые преимущества прямой демократии, о которых говорили сторонники демократии участия, при электронном голосовании сводятся на нет.
Кроме того, с самой древности институты прямой демократии сталкивались с другими сложностями, которые цифровизацией и развитием информационных технологий в целом не преодолеваются, например те значительные издержки, которые несут граждане в связи с занятием политикой (поиск, обработка и анализ информации, непосредственное участие в обсуждениях и т.п.). Почему развитие технологий мало способствует решению этих сложностей?
Для начала заметим, что у гражданина Древних Афин обычно было достаточное количество рабов, которые выполняли за него всю домашнюю и физическую работу, и это высвобождало ему время для политической активности. Современный гражданин такими преимуществами похвастаться не может (даже с учетом того, что вместо рабов у нас теперь есть бытовая техника). Основная проблема, как представляется, состоит даже не в том, что мы теперь должны трудиться, чтобы обеспечить свое существование, а в том, в современном информационном высокоразвитом обществе труд стал более специализированным и более интеллектуальным. Высокая специализация труда мешает всестороннему развитию человека. Интеллектуальный характер труда, вероятно, отбивает желание дополнительно по отношению к основной работе заниматься добыванием, обработкой и анализом общественно значимой информации. Дело в том, что информации сегодня действительно стало больше, но и времени, которое необходимо, чтобы разобраться в потоках этой информации, теперь также требуется больше. Если информации слишком много, то совсем не просто отыскать среди нее нужную. Как всему этому могут помочь цифровые технологии – большой вопрос. Хотя технология ChatGPT сейчас позволяет делать summary длинных видео и текстов, доверие искусственному интеллекту – это отдельная проблема. Помимо этого, существуют сайты, посвященные фактчекингу, но доверять ли самим этим сайтам – также отдельная проблема.
При этом ещё большее значение имеет фактор обсуждения (публичных дискуссий). И тут следует заметить, что начиная с 1980-х гг. доминирующей теоретической моделью демократии является модель совещательной демократии. Под совещательной демократией обычно понимают такую модель демократии, при которой управление государством основывается на открытом, рациональном и свободном обсуждении (делиберации) социальных проблем, в процессе которого каждый имеет равное право высказать аргументы или возражения относительно того или иного способа решения этих проблем, с целью найти общеприемлемую точку зрения . Очевидно, что современные технологии вряд ли позволяют серьезно сократить издержки, связанные с организацией публичных дискуссий. Действительно, теперь мы можем встречаться онлайн, а не офлайн. Вместо того, чтобы писать друг другу бумажные письма, мы можем написать письма электронные. Каждый имеет возможность высказаться в социальных сетях, в мессенджерах, на форумах и на иных интернет-площадках, а не только на городских площадях и собраниях. Однако проблема с древних времен состоит не в том, чтобы высказаться, а в том, чтобы быть услышанным. Если в стране проживает сто миллионов человек, то очевидно, что каждый отдельный человек не в состоянии выслушать всех остальных, осмыслить и принять во внимание их точку зрения; диалог каждого с каждым попросту невозможен. Смена же «демагогов» и «софистов» на «инфлюенсеров» и «спикеров» вряд ли представляет собой какое-либо значимое с точки зрения демократии изменение: по всей видимости, речь идет лишь о смене терминологии.
Эффективная коммуникация возможна только в малых группах. Однако организовать обсуждение в малой группе можно и офлайн, и в целом – вообще не используя цифровые технологии. Это, конечно, требует некоторых затрат времени, денег и сил, но каких-то фундаментальных проблем в этом нет, а цифровизация процесса существенно на данный процесс не влияет. А иногда влияет даже в обратном направлении (например, когда организаторы научной конференции настаивают на офлайн-участии, и даже собирают специальные взносы за такое участие, хотя при этом имеется возможность провести научную конференцию онлайн и без соответствующих затрат).
Таким образом, общий вывод состоит в том, что цифровые технологии не решают реальных проблем, связанных с информированностью и с общественными дискуссиями. Некоторые преимущества мы, конечно, приобретаем, но они не являются определяющими.
Наконец, следует сказать и о проблемах, которые цифровые технологии создают для прямой демократии.
Во многом эти проблемы существуют для демократии в целом, а не только для прямой демократии. Здесь можно отметить :
- различные образы цифровых антиутопий со следящим за всеми Большим Братом через видеокамеры, цифровые следы и т.п.;
- распространение популизма;
- появление новых способов манипуляции сознанием;
- радикализация политических идеологий, связанная с вирусным характером шок-контента;
- появление новых способов прогнозирования человеческого поведения с помощью искусственного интеллекта;
- разделение общества на части, каждая из которых пребывает в своем информационном пузыре и в своей эхо-камере,
- усиление социального расслоения и экономического неравенства, связанное с доминированием технологических и коммуникационных гигантов;
- разрушение привычной коммуникативной среды: тенденция к молчанию, если нет анонимности, и к безответственным высказываниям, если анонимность есть;
- ситуация постправды, постоянных «информационных войн» и взаимного недоверия.
Но есть ещё одна проблема, которая касается скорее прямой демократии, чем представительной. Это проблема подсчета результатов голосования. Дело в том, что в случае электронного голосования не вполне понятно, как именно проверять правильность подсчета голосов. В случае выборов мы могли бы просто использовать прежние способы ручного подсчета. Но если мы утверждаем, что цифровые технологии позволяют заменить представительные органы прямым участием населения в законотворчестве, поскольку снижают издержки такого участия, то в любом случае говорим именно об электронном голосовании и автоматическом подсчете голосов. Соответственно, здесь проблема встает в полный рост.
В России с 2003 г. применяются КОИБы (комплексы обработки избирательных бюллетеней), при этом нередко указывалось на уязвимости в их программном обеспечении и иные недостатки, позволяющие манипулировать результатами голосования. Правда, законом предусматривалась возможность ручного пересчета результатов голосования, и это сохраняло доверие к КОИБам на приемлемом уровне. Однако на выборах президента РФ 2018 г. такой ручной пересчет не производился ни разу .
Первый эксперимент по дистанционному электронному голосованию (ДЭГ) в России проведен в 2019 г. при выборах в Мосгордуму (в трех округах), и оппозицией признан неудачным . Это не помешало применить такое голосование впоследствии на выборах в Государственную думу 2021 г. (в семи субъектах РФ). Тогда разгорелся скандал, связанный с тем, что в Москве протоколы электронного голосования были опубликованы только на следующий день, тогда как в других регионах эти протоколы были доступны уже спустя час после голосования. В результате на 8 из 15 округов, где побеждали оппозиционные кандидаты, с учетом результатов электронного голосования провластные кандидаты. Все это вылилось в массовые протесты.
Для теоретического осмысления перспектив прямой демократии в условиях цифровизации приведенная практика дистанционного электронного голосования интересна потому, что она порождает проблему легитимности. Каким бы надежным ни было электронное голосование, это ещё нужно внушить населению. Если проверка итогов голосования становится уделом специалистов, то это в любом случае существенным образом бьет по легитимности. По всей видимости, удел электронного голосования – это плебисциты, результаты которых юридически не обязательны, и которые нужны только как механизм получения государством обратной связи от населения. Результаты таких плебисцитов даже нет смысла публиковать, ведь сам факт публикации может превратиться в инструмент манипуляции общественным мнением, что нельзя признать допустимым, если подлинность результатов не подтверждена. Электронное голосование – не более, чем инструмент для соцопросов, но никак не возрождение прямой демократии. Его статус должен быть не большим, чем статус отзыва об оказании госуслуги, и чем комментарий гражданина на официальной странице органа власти в соцсетях. Все это – тоже формы цифровизации, но нельзя сказать, что эти формы способны сделать власть более демократичной.
Дж. Хэскелл, например, еще в начале XXI в. предупреждал, что поскольку политики заинтересованы в знании общественных запросов (правда, не в их выполнении), а народные массы стремятся расширить свои политические права (но при этом уклониться от связанных с этими правами обязанностей), в будущем гораздо более вероятно развитие социальных опросов и плебисцитарных форм демократии («мгновенная демократия»), чреватых популизмом . Сегодня мы видим, что цифровизация создает для такого сценария ещё большие стимулы.