Позднее зажигание. Гл. 17. Окружение

Позднее зажигание. Гл. 17. Окружение


Близилось, неумолимо надвигалось 450-летие Уфы.
Трактора работали семь дней в неделю, и узбеки не успевали заливать новомодной крошкой пешеходные дорожки. А по тем, что уже были сделаны, проехались местные автовладельцы, вымесив огромные проплешины, которые сразу превратились в песчаные топи.
Но никуда не деться — нужно выбраться из дома, купить продуктов.
Решила пройти для разнообразия дворами. За школой женщина торговала рыбой. Она частенько здесь стоит — муж ловит, она продает. Менты не гоняют. Здесь вообще какое-то независимое царство. Желание что-то покупать у нее отшибло у меня раз и навсегда — взяла как-то несколько рыбок, они оказались, мягко говоря, не очень хорошими. Только сметану зря потратила. Тем не менее подошла. Посмотрела. Караси речные в мешке из-под минтая «Челны-холод»! Ухмыльнулась и отправилась на площадь к магазинам.
Пони в ядовито-желтой капроновой попонке с рюшами, короной на голове и привинченным к морде рогом вызывала жалость. У нее были тоненькие ножки с крохотными копытцами, более-менее соразмерная с пятнистым туловищем голова, причем белая шерсть была не вполне белой, а какого-то грязноватого оттенка. Пони стояла очень смирно, молча уткнувшись носом в спинку скамейки под высоким уцелевшим тополем. Это дерево и раньше дарило тень усталым путникам, снующим из магазина в магазин через площадь с тряпичными сумками и тележками. И теперь продолжало свою миссию, свое полезное для общества дело, в отличие от голубей, загадивших брусчатку и норовящих мазнуть по лицу пыльными крыльями  — эти твари, выкормленные сердобольными полубомжихами, любят проноситься низко-низко, словно эскадрилья вражеских штурмовиков.
Какая-то глухонемая, заняв мою любимую скамейку, разговаривала по телефону. Она держала его одной рукой, а другой выделывала замысловатые пассы перед экраном. Под ногами у нее расхаживало несколько ненавистных птиц.
Голубь раздувал огромный, переливающийся зеленым, зоб, а голубка улепетывала от него, мелко перебирая лапками. Не добившись взаимности, он переключился на другую. Результат оказался точно таким же. Но и с третьей ему не повезло! Ура! Так ему и надо.
Миновав площадь, я направилась к автоматическим дверям «Пятерочки». Что ни говори, удобно. Не нужно ничего открывать, они разъезжаются сами. Я машинально взглянула на свое отражение в чистом стекле. Из магазина вышел мужик. Посмотрев мне вслед, он сказал:
— Какие… шорты!
Я обернулась. Вероятно, он имел ввиду вовсе не шорты, потому как из них виднелась добрая половина моих богатств.
— Красивая, красивая! Можно замуж выходить,  — подбодрил меня мужик.
— В пятый раз, что ли? — со смехом возразила я.
Мужик остался страшно доволен.
Я зашла в «Пятерочку». Ефим перебирал лук. Обритый налысо, без рыжевато-седой бороды, удивительно чистенький, не узнать. Может же выглядеть, как человек! Увидев меня, он вскинулся и закричал на весь торговый зал:
— Идите! Там! Купите!
Он так размахивал руками, пришлось подойти, выяснить, что же на этот раз мне необходимо приобрести для дальнейшего безоблачного существования.  Оказалось — горбушу в неизвестных и очень красивых баночках цвета нежной лососины. Купила, чтобы не обижать человека, так радеющего о процветании магазина и кошельках покупателей. Как выяснилось позже, консервы и на самом деле оказались хорошими. В прошлый раз он вынес откуда-то из закромов настенный градусник, уцененный на девяносто процентов. После того, как муж продемонстрировал ему фото нашей кухни с зеленеющим на стене этим градусником в форме кактуса, Ефим прослезился.
— Да иди ты… — сказал он с нежностью.
Этот необыкновенно грузный мужчина старался изо всех сил. Он никогда не болтался без дела. Фрукты и овощи здесь были всегда свежими — Ефим вовремя убирал некондиционные. Поэтому яблоки, бананы, мандарины, картошку, помидоры, лук и морковку мы с мужем покупали обычно здесь. А подружились совершенно неожиданно.
— Зачем вытаскивать из коробочек все? — удивилась я, когда он пытался привести внешний вид товара к единообразию. — Уберите пока вот это, — я показала на целлофановый пакетик с изюмом, — а  когда продадутся остальные, выставите его. Как будто было упаковано только так.
Ефим с изумлением уставился на меня. Очевидно, ему не приходило в голову, что покупатели тоже могут что-то соображать. Он сделал, как было посоветовано. А вообще, он любил поговорить.
На обратном пути я встретила Платона, дворника из соседнего дома. За ним бежал Малыш, сын Дашки. Он был не чистопородной таксой, какой-то весь серенький «в пятнышку», как говорили мы в детстве. Он лизнул мою коленку теплым языком, и я сразу полюбила его. Платон, как обычно, поинтересовался моими покупками. Отчитавшись, я спросила в свою очередь:
— А  ты что тащишь?
В руках у Платона были какие-то железки.
— Буду делать ларек, — важно сказал он.
— Торговать, что ли, надумал? — изумилась я.
— Из железа, — добавил Платон.
Оказалось, он собрался делать ларь для картошки. Из железных дверей.
Где он их  раздобыл, на какой помойке…
— Так вонять же будет, ты дырки просверли.
— Там будут дырки. От замков.
— А... они туда не залезут? — не сдавалась я.
— Кто? — выпучил глаза Платон.
Действительно, кто может залезть в дырки от замков?
— Мыши! — со знанием дела ответила я. — Они сгрызут всю твою картошку!
Воистину, нет женщины добрее меня.
— Не… они так высоко не лазят, — убежденно сказал Платон.
— Ничего подобного, — я посмотрела на верх десятиэтажного дома, у которого мы стояли. — У нас в…
— По железу они  не могут, — отрезал Платон.
— А они подпрыгнут и заберутся! — победоносно заявила я и стала подпрыгивать,  показывая, как они будут это делать.
Потом, давясь от смеха, продолжила свой путь.
На нашем крыльце устроилась ватага подростков с велосипедами. Они разложили их так, что пройти было невозможно. Я попросила освободить дорогу.
— Есть же! — один из ребят указал на щелочку сантиметров в десять.
Я взревела:
— Недоносок, убери свой велик! — взяла его велосипед и скинула с крыльца.
Он никак не ожидал такого поворота.
— Что вы делаете! Почему вы нас обзываете!
— Тебе еще не так надо сделать, малолетний дебил! —  сказала я и вошла в подъезд.
В лифте мы ехали вдвоем с какой-то девочкой. Она нажала на свой этаж и спросила:
— Какого вы полу? Мужского или женского?