Весна

Всё произошло. Нам больше некуда бежать - мы дома. Ты, я, колыбельно колышущийся тюль от приоткрытого окна: за ним что-то уже совершенно ненужное. Всё наше сейчас здесь - в дышащем склепе меня.

Это сейчас, а тогда меня изматывающим измором съёживал страх - долго, невыносимо, до хруста костей, рвоты, галюцинаций. Съёживал, обездвиживая. Но эти весенние побеги за окном вдруг заново проявлявшегося мира с каждым днём становились слишком свежими, сильными, сочными, решительными!

И всё произошло: в марле дневного света твоё тускло-остуженное лицо – ни копошащихся сомнений, ни жалящих предчувствий, ни опустошающих тревог - абсолют заговорённого доверия; оно шло на мой зов. Медленно неумолимо подминая собой и режущую ушные провода сирену, и хлопки лопающегося целлофана глаз, и треск растягиваемой трахеи – продираясь лапами, распарывая когтями, ты полз сквозь моё горло в уют и покой. Разве могла я как-то иначе тебя удержать?

В тот вечер ты поставил пластинку, мы танцевали; вжавшись в грудь, я слушала, как шевелится твоё сердце - слепой неродившийся плод. Потом мы занимались любовью, протяжно- мучительно; я шептала заклинание. Шептала, когда ты был беззащитен. Шептала в твоё слепое сердце.

Я знала, что с этим не шутят, что на этом существование наших личностей прекратится, что этим я необратимо соединю нас в новое нечто, но... тот раскачивающий безумие страх...

Мне был нужен ты, именно ты, только ты. Весь до последнего желания и зуба. А в мире так много всего отвлекающего, ты же слаб. Кто, как ни я, мой свет, должен был тебя уберечь? И сейчас ты внутри, я ощущаю тебя целиком - так привольно плывущий по безопасным лабиринтам меня, недосягаемый никем, ничем…