Собаченькин вечер

Когда наступает вечер, и Мама с Папой собираются ложиться спать, собака Гера, вздохнув как можно более тяжко, честно укладывается на своей части кроватки: в стороне, противоположной от подушек. У неё там есть всё нужное. Есть пледики, например. И подушечка (даже две). А иногда даже кошичка Вася бывает - для тепла и колыбельной. Но собаке Гере спать пока совершенно не хочется: она днём спит, когда Мама и Папа работают. А хочется собаке Гере лежать, прижавшись спинкой к кому-нибудь (а лучше - к обоим) и мечтать о том, как они пойдут гулять в летний парк. И будут сидеть там у пруда, смотреть на уточек и греться на солнышке. Или - в пруду купаться. Правда, Мама и Папа на берегу стоят: там только собачкам купаться можно. Но ведь это же главное: то, что собачкам можно! И вот лежала бы собака Гера так долго-долго. До самого утра. Или вообще - до Луны! Но нет: вредная работа требует другого. Гера пыталась как-то у Мамы спросить, кто такая эта Работа? Уж не другая ли собачка, а?! Но Мама только посмеялась, потрепала бархатные ушки и поцеловала веснушчатый носик: "Не ревнуй, - сказала. - Работа, она не живая. И за неё денежки платят. На которые мы тебе потом вкусняшки и едулечку покупаем". Не сказать, чтобы собака Гера много поняла, но главное она услышала: загадочная Работа - это совсем не другая собака. Это кто-то, кто передаёт собаченьке вкусняшки. И едулечку, да. Может, конечно, другая кошка? Но это не важно. Это пусть Вася и Дедушка переживают. И можно было бы с той Работой смириться, но она же отнимает Маму и Папу почти на целый день! Вот и хочется собаченьке вечером подольше полежать, прижавшись спинкой. Но Папа непреклонен: иди, говорит, на свою половину кроватки, и всё тут! Что ж, Гера - послушная девочка: пусть, пусть ей будет одиноко и холодно, но она выполнит Папину просьбу! И она ложится туда, куда не хочется, и старается уснуть... Но сон не приходит. Зато уходит Папа: умываться. Собака Гера сначала лежит, прислушиваясь: вот закрылась дверь в ванную, вот зашумела вода и загудела колонка, вот звук текущей воды стал другим (это Папа душ включил: собаченька точно знает, как звучит эта ужасная штука!)... И собачье тельце, как бы само по себе, начинает медленно двигаться в сторону МамПапиных подушек. Вот слегка потянулись задние лапки - да так и остались лежать вытянутыми. Мордочка отражает недовольство: лежать стало жуть как не удобно! И к задним лапкам подтягиваются передние. А пока подтягивала, носик что-то пощекотало: надо мордочкой по простынке повозить, снять пушинку. Мордочка, правда, подтягивает к себе и лапки, и тельце, и вообще всю собачку - но это же недалеко от места, которое Папа показал! Никакого ослушания нет. Потом - спинка вдруг зачесалась. А не почешет же никто, всё сама, всё сама! И с левого бочка - на спинку, а с неё - на правый бочок, а потом повторить, и ещё, и... ой, МамПапины подушечки! А вот и Мама сидит, по клавишам лапками стучит. Срочно-срочно надо прижаться, забраться под одеялко и... "вот настанет лето, можно ещё за воронами наблюдать будет: такие потешные! И гулять правильно: сидя на скамеечках! И ещё летом Мама чаще дома: её там вредная Работа отпускает на несколько дней. Наверное, так и говорит: а иди-ка ты... в Отпуск, надоела ты мне!". И много всяких других мыслей мелькают в красивой питбульей головке, украшенной самой природой большой белой цифрой семь: на счастье. И их так много, тех мыслей, что глазки сами начинают закрываться, а носик сопеть ровно и сонно. И так бы и спала до утра собаченька, но... Но это - Папино место. И он совершенно не хочет уступать его любимой собаченьке. Почему-почему? Жадный потому что! А вовсе не потому, что собачкина сторона меньше, и Папа туда не помещается: это только маленьким питам там удобно. И Папа, вернувшись из ванной, очень серьёзно говорит: "Гера, двигайся!". Гера, зажмурившись посильнее, громко думает: "Ты что, не видишь? Я же сплю!". И не шевелит даже ушком. Тогда Папа повторяет и добавляет: "Иди на своё место!". Собаченька на всякий случай прячется поглубже под одеяло. Но все эти манёвры Папа знает отлично, а потому, совершенно не думая о собачкином комфорте, откидывает одеяло в сторону и, похлопав рукой около Гериной подушечки, говорит: "Иди на своё место!". Гера приоткрыв сонные глазки, приподнимает мордочку с замятой брылькой и изображает полное непонимание. "Но я же сплю! - сообщает каждая собачья шерстинка. - Что ты от меня хочешь?!". Немного поуговаривав, и даже приказав пару раз, освободить не своё место, Папа решается просто передвинуть собаку. Вы когда-нибудь пытались сдвинуть с места присосавшегося всеми щупальцами осьминога? Уверяю вас: сдвинуть питбуля с места, которое он облюбовал - задача куда более сложная. У осьминога присоски только на щупальцах. А у питбульки они вырастают из всей собаки. Даже из беленького кончика хвоста. Да что там хвост! Присоски вырастают даже из бархатных ушек и коричневого носика. Они только из глазок цвета гречишного мёда не растут. Потому что глазки смотрят на Папу укоризненно. И обиженно делают "луп-луп". Но Папа сильный! Папа сдвигает таки с места собаченьку, временно превратившуюся в недвижимость. Ну а что? Пишут же, что целые дома сдвигают! А тут - одна упрямая питбулька. Подумаешь! И подвинутая собаченька вздыхает особо тяжко и грустно, прикрывает глазки и... Что? Вы думаете, она засыпает? Ха! Тогда она не была бы питбулькой! Собаченька, прикрыв свои чудесные глазки, приподнимает ушко, улавливая малейшее изменение в Папином дыхании. Вот он не спит ещё: книжку читает. Вот книжка падает из сонных пальцев. Второй раз. И третий! "Внимание! - сама себе говорит Гера. - На старт!.. Пора!". И задние лапки собаченьки вытягиваются в сторону МамПапиных подушечек, к ним подтягиваются передние, носик скидывающий невидимую пушинку... Валяться на спинке, правда, пока не стоит: цель и так достигнута. "Уф!", - довольный вздох собаченьки оглашает ночную тишину: спинкой она прижалась к Папе, веснушчатый нос положила на Мамину ногу... "Как же хорошо быть собакой!, - думает она прежде, чем провалиться в Мир Сновидений. - Как же хорошо!".