От Кандагара до Берлина

Николай СЕРЯКОВ

ЗАСАДА В ПУСТЫНЕ

Афганистан, 13 ноября 1982 года, город Гордез 56-я бригада спецназа

Командир роты инструктировал четко и по делу:
– За нашей бригадой духи следят днем и ночью, твоя задача выдвинуться со взводом на трех бронетранспортерах по дороге на Кундуз, а у развилки свернуть в квадрат 24-80, там сделать засаду и ждать противника. Пусть духи думают, что твоя колонна пошла на Кундуз. Да, крюк не малый, но главное для десантника это внезапность. Старшим с тобой пойдет замкомандира роты старший лейтенант Петренко. Берите побольше воды, провианта, бензина и патронов. Не забудьте про РПГ, да и ПТУРС не будет лишним. Бойцы у тебя во взводе в основном старослужащие не первый день воюют, и еще: без надобности в эфир не выходить.
Лейтенант Сабуров построил свой взвод, в основном состоящий из солдат четвертого периода службы – дембелей, правда, было четверо солдат второго периода службы и трое третьего. Дембеля к ним относились свысока, но в ночной караул их замкомвзвода сержант Абдуллин не ставил, лучше уж проверенных дембелей, они точно не заснут и службу будут нести как положено, как-никак дембель не за горами, и домой хочется вернуться живыми и здоровыми.
Доведя до взвода боевую задачу, Сабуров собрал сержантов в своей комнате для обсуждения и поинтересовался:
– У кого какие будут предложения?
– В прошлый раз тоже пытались сунуться в горы, так духи нас заметили и сразу зажгли костры на горах предупреждая своих об опасности, да и засада сорвалась, – сказал ефрейтор Султан Мамадалиев, он таджик по национальности и переводчик с фарси.
– А месяц назад караван раздолбали по классике, пропустили разведку, а потом долбанули по основным силам, а их духовская разведка дала знать про разгром большой банде. И пока мы с караваном разбирались, та большая банда нас и окружила, слава богу кое-как нас деблокировали, четырех геройских ребят потеряли, – с неподдельной скорбью сказал сержант Абдуллин.
– Да все не так просто, – согласился лейтенант Сергей Сабуров. – Мое мнение такое, надо устроить им засаду не в горах, а на равнине, где нас никто не ждет.
– Вы, конечно, наш командир, и все мы вас уважаем, но как только мы уничтожим духовскую разведку, так сразу караван духов это увидит и в лучшем случае даст деру, а в худшем нас замочит, ведь никто не знает сколько их там, нас-то всего двадцать семь, а их, может быть, и сто, и двести, – сказал младший сержант Смирный.
– А разведку духов надо валить так, чтобы основная их часть ничего не заметила, а потом мочить колонну, – возразил лейтенант.
В это время к ним в комнату зашел старший лейтенант Петренко. Он разложил карту на столе, собираясь поставить боевую задачу. Лейтенант Сабуров доложил ему свое решение об организации засады не в горах, а на равнине, идею Петренко одобрил, но уточнил:
– И еще один момент: в караване может находиться переносной зенитный комплекс «Стингер», при его обнаружении немедленно сообщить командованию бригады. Только в этом случае выход в радиоэфир разрешаю. Кроме того, возьмешь, лейтенант, двенадцать духовских радиостанций, они маломощные, работают всего на полтора-два километра и то в зонах прямой видимости, но в засадах на духов незаменимы. Переодень своих людей, когда приедешь на место засады, в афганские шаровары, перуханы и чалмы, мало ли кто заметит вас на равнине. Если все же духи обнаружат вас, то примут за своих, и этот фактор может сыграть ключевую роль в нападении и разгроме духовской колонны.
На закате следующего дня колонна из трех бронетранспортеров и одной БМД двинулась по дороге из Гордеза на Кандагар. Уже в двенадцать часов ночи они достигли условленного места на шоссе и свернули в горную пустыню, проехав километров двадцать и так никого не встретив, встали на ночлег, выставив караулы и посты. Солдаты спали прямо на камнях в обнимку со своими автоматами и пулеметами, правда, у старослужащих были трофейные спальные мешки. Часовые несли службу как положено.
Рассвет наступил мгновенно, солнце сразу вышло из-за туч и стало немилосердно палить, утром в небе появились журавли, их косяк летел в сторону Пакистана, и было слышно их курлыканье, видно, они уже чувствовали, что скоро конец их длинному перелету из северных краев и вот-вот наступит долгожданный отдых.
Пеший разведдозор принес радостную весть, обнаружив следы от автомобильных шин прямо на песке недалеко от места ночлега отряда. Решено было устроить засаду. Первым делом замаскировали бронетранспортеры, а потом и БМД-1, затем начали тренироваться по действиям личного состава при обнаружении противника, уничтожению его разведки и разгроме колонны. Старослужащие сначала делали все неохотно, но потом втянулись в процесс. Часть из них изображала духов, а другая – советских солдат, при этом они менялись ролями попеременно, часто замечая ошибки и просчеты друг друга.
Так прошло три дня. Сухпайки и вода быстро заканчивались.
– Ну что, придется возвращаться обратно? – сказал ему старший лейтенант Петренко.
– Столько трудов и никаких результатов. Первый раз на боевом выходе и впустую, – посетовал лейтенант Сабуров. – Давайте хотя бы еще пару дней посидим, может, повезет, должны же духи вернуться, – попросил он старшего лейтенанта.
– Ладно, двое суток это много, завтра, если к вечеру ничего не случится, вернемся в расположение бригады, – сказал старший лейтенант Петренко.
Ночь в Афганистане наступает мгновенно. На небе зажглись звезды, вдруг завыли и заплакали шакалы. Ночь в пустыне – это жизнь в первозданном ее виде, когда громадные звезды смотрят на тебя из черного космоса. Словно чьи-то глаза, сверлящие душу и задающие важные и нужные вопросы: «Зачем мы здесь, для чего и во имя чего живем, и почему мы должны убивать их, а они нас?..»
Шакалы выли, а, вернее, плакали, как дети. Лейтенант Сабуров расставил посты и лег спать. В три часа ночи его разбудил рядовой Антипов:
– Духи идут.
– Все по местам, – тихо сказал Сабуров.
И солдаты, и сержанты заняли свои места в заранее приготовленной засаде.
Душманы двигались в колонне из четырех автомобилей, впереди ехал дух на мотоцикле «Мицубиси» – разведчик. Он периодически останавливался, осматривал местность, а потом вскидывал правую руку вверх и двигался дальше, внимательно осматривая местность. Вот он наконец-то поднялся на вершину бархана и замер секунд на двадцать или тридцать. Заметит ли засаду?
Кровь забилась в висках бешеным набатом. Сергей Сабуров взял духа в прицел своего автомата, палец просто прилип к спусковому крючку АК. «Только бы не сорваться и не выстрелить раньше времени», – подумал лейтенант Сабуров. Наконец-то душман поднял руку и стал спускаться в ложбину, где его уже ждала смерть.
Сразу с трех сторон по нему открыли огонь спецназовцы из АПС с глушителями. Пули зачеркнули жизнь душмана. Мотоцикл стал выписывать какие-то невероятные пируэты, а затем упал на песок.
Один из спецназовцев подбежал к упавшему мотоциклу, снял с душмана халат и чалму, надел их на себя, не обращая внимание на то, что халат и чалма в крови, затем быстро сел за руль мотоцикла, завел его и поехал дальше. Въехал на следующий бархан и дважды вскинул правую руку. Машины, на которых ехали душманы, послушно поползли следом за мотоциклом. «Похоже, духи ничего не заподозрили», – радостно подумал Сергей Сабуров.
Тело душмана отволокли два спецназовца за камень и сбросили в заранее отрытый окоп, накрыли плащпалаткой и быстро засыпали песком. Лейтенант Сабуров взял РПГ и стал ждать. Шакалы на несколько секунд смолкли, видно почуяли добычу – убитого душмана, а потом снова радостно взвыли.
Первый грузовик с душманами Сергей Сабуров решил пропустить и, как его учили, ударил по последнему замыкающему грузовику, наведя прицел гранатомета прямо на мотор машины. Яркая вспышка осветила пустыню словно вспышка фотоаппарата. Грохот вылетевшей ракеты вскоре заглушил взрыв, потом раздался еще один более мощный взрыв, видно, в последнем транспорте перевозили взрывчатку. Духов скинуло с грузовика, кабина вспыхнула ярким огнем, стекла брызнули осколками, и смерть принялась собирать свой страшный урожай.
От взрыва Сергей Сабуров немного оглох, ведь расстояние, с которого он стрелял в грузовик, было всего метров двадцать. Он залег за камень, душманы, ехавшие на трех других грузовиках, открыли беспорядочную стрельбу, трассирующие пули протыкали ночную тьму пустыни, словно яркие желтые иглы, пули стали попадать и в камень, за которым лежал лейтенант Сабуров. Один из духов успел кинуть гранату, она упала перед камнем и взорвалась, осколки к счастью не задели лейтенанта, он лишь почувствовал легкий толчок и ощутил запах взорвавшегося тола.
Тем временем спецназовцы умело крушили колонну, не оставляя шансов душманам остаться в живых. Какие-то тридцать секунд и с душманами покончили, но подходить к раненным было опасно. Раненный дух он самый опасный и злой, ему терять нечего, в плен его вряд ли возьмут.
Старший лейтенант Петренко скомандовал: «Прекратить стрельбу!» Все мгновенно смолкло, только были слышны стоны и крики раненных.
В боевом рапорте указали об уничтожении четырех грузовиков и шестидесяти трех душманов. Взяли восемьдесят пять штук АК-47, винтовок «Гаранд» – двадцать восемь, гранат Ф-1 двести штук, четыре пистолета-пулемета «Узи» и другое стрелковое оружие. Мины и взрывчатку уничтожили на месте, так как их перевозка была строжайше запрещена.
– Ну что, лейтенант, с почином тебя. На орден Красной Звезды конечно не тянет, но медаль «За боевые заслуги» тебе, как говорится, положена, – сказал ему старший лейтенант Петренко.
– Да успею я еще на орден и на медаль навоевать, вы лучше наградные листы на моих дембелей напишите, Губайдулину на медаль «За отвагу», а остальным «За боевые заслуги», – ответил ему лейтенант Сабуров, дембеля одобрительно зашептались.
– Ладно, приедем в бригаду – разберемся, никого, как говорится, не забуду, на всех отправлю наградные. А там, как известно, начальство решит, а пока грузите трофеи и не забудьте духовские документы собрать, – распорядился старший лейтенант Петренко.
Документы были разные: и удостоверения личности, прошитые специальными заклепками, предотвращающие замену, и карты, и какие-то листовки, и инструкции на арабском языке, несколько Коранов. Духи в основном были все молодые, лет по шестнадцать – пятнадцать.
Наступил рассвет, словно кто-то включил свет над пустыней, птицы-падальщики закружили над расстрелянным караваном.
– Пора домой, а то как бы духи не нагрянули, – сказал старший лейтенант Петренко.
– Нет, днем они не сунутся, только ночью, иначе их наши вертолетчики враз накроют, – возразил Сабуров.
Выдвигались на трех бронетранспортерах, очень осторожно, все как положено: впереди – разведка, сзади – тыловое охранение. Хорошо, конечно, что духов в засаде разгромили, но как бы и самим в засаду не попасть.
В бригаде все радовались успеху лейтенанта Сабурова, тем более, что отец Сергея Сабурова, тоже служил в 56-й бригаде, правда, в Союзе она называлась 341-м десантным полком.
Колонна из трех бронетранспортеров благополучно дошла до блокпоста на шоссе Гордез – Кундуз и остановилась на привал. Дембеля радовались удачному рейду, и тому, что никто не погиб в этой переделке, тем более что через неделю им предстояло вернуться домой.

Расстрел

Новелла

Предыстория

20 февраля 1985 года танкист старший лейтенант Алексей Николаевич Шевченко попал в плен к душманам. Американцы решили создать антикоммунистический отряд, который должен был воевать против Советской Армии в Афганистане. Старший лейтенант Шевченко решил обмануть американскую разведку, подписав с американцами контракт и убедив советских военнопленных сделать то же самое, чтобы потом сдаться Советской Армии и вернуться на родину.

Бадабер, Пакистан, 1 апреля 1985 года

Ранним утром капитану Николсону позвонил полковник Гротески.
– Привет, Николсон, как идут дела? – спросил он.
– Нормально, шеф, все по плану, русские военнопленные которые нам нужны для выполнения операции, подписали контракт, занятия идут по плану. Я думаю надо готовить журналистов к майской конференции. Меня беспокоит тот факт, что великие вербовщики ЦРУ два года бились с русскими, и ничего не смогли сделать. А мы, благодаря этому старшему лейтенанту Шевченко, сломали их за неделю.
– Все это очень интересно, но вы, мой дорогой капитан, забываете, что именно этот ваш Шевченко сбил нашу разведывательную «Сессну» под Потсдамом и именно из-за него у русских оказались наши ящики с системой распознавания «Свой-чужой». И помните, в разведке, если все идет хорошо, это очень плохо. Значит что-то не так значит, враг завербовал наших агентов, и они работают против нас, играя на стороне врага. Помнится, наш друг Раббани, перед отправкой своих моджахедов в Афганистан, устраивал показательные расстрелы. Верно он говорил, никакая клятва даже Аллаху не сравнится с расстрельным компроматом. И если что-то пойдет не так, у афганских хадовцев будет лежать на столах расстрельный компромат. Ну а они за это никого не пощадят, что бы кто кому ни рассказывал и ни обещал. А почему бы этим русским не расстрелять пленных царандоевцев. С Раббани я договорюсь. Если будет артачиться, то я приторможу очередной денежный транш, ему деваться некуда, бесплатно воевать с Советской Армией никто не станет. Ну а с русскими, я думаю, вы должны договориться, и одно хорошо, что мы утерли нос «лихим парням» из РУМО, они два года бились с этими русскими, но толку никакого, а вы, капитан Николсон, а вернее, уже майор, я послал на вас представление, на верном пути, если все как мы задумали реализуем, медаль «Пурпурное сердце» вам обеспечена, – сказал полковник Гротески.
Николсон начал немедленно действовать. Сразу же пошел к Бурхануддину Раббани, Раббани был сперва категорически против, но потом сказал, что добивать пленных будут его моджахеды, и он все это снимет на камеру и сделает фото. Вообще-то Раббани особо не артачился, сразу понял, что к чему, в делах с американцами он был опытен и знал, что, если они чего- то просят, надо выполнять, а если  не выполнить сразу идут санкции. Потом капитан Николсон спросил Раббани:
– Когда вы планируете расстрелять пленных царандоевцев?
– Третьего апреля на рассвете, потому что отряд Абдуллы уйдет в Афганистан третьего апреля в ночь.
Капитан Николсон понял, что медлить нельзя, и сразу же пошел в крепость. Бывшие советские военнопленные находились на занятиях по радиоподготовке. Занятия вел американский инструктор, учил русских пользоваться американскими радиостанциями, шифровать радиосообщения. Старший лейтенант Шевченко сидел за радиостанцией и ловил радиоголоса, внезапно на коротких волнах нашел советскую радиостанцию. На ней какой-то детский хор пел песню про ласточку:

Труден перелет,
Ну а как весна
Без нее придет.

У Шевченко защемило сердце, ему бы стать простой ласточкой и улететь на Родину из этого кошмара... Внезапно его кто-то тронул за плечо, это был капитан Николсон. Шевченко вздрогнул от неожиданности и снял наушники. Николсон позвал его в отдельную комнату.
– Алексей, у меня есть к вам одно предложение. Видите ли, вы и ваши товарищи подписали контракт, в котором черным по белому написано, что вы готовы вести вооруженную войну с Советской Армией и армией ДРА и другими подразделениями афганского государства, – сказал ему капитан Николсон.
– Да, я помню этот пункт, – ответил ему Шевченко.
– Ну так вот, вам предстоит выполнить одно маленькое задание. Третьего апреля ранним утром вместе со своими товарищами вы должны казнить ваших врагов – четырех офицеров ненавистной афганской армии.
– Да, но мы, как вы помните, не палачи, а идейные бойцы. Казнить военнопленных не входит в планы нашей борьбы, – ответил ему Шевченко.
– Тогда моджахеды казнят вас. Поймите, их все равно казнят, не ваши бойцы, так моджахеды. Зачем вам гибнуть просто так? Поговорите со своими и помните, что тех, кто не будет стрелять, расстреляют, – добавил капитан Николсон.
«Ничего себе “маленькое задание”», – подумал про себя Алексей Шевченко. Он долго убеждал своих товарищей по несчастью, что их участие в казни четырех офицеров афганской армии неизбежно, как это ни чудовищно. Его однофамилец, Шевченко Николай Иванович, убеждал всех:
– Даже если нам удастся вернуться на Родину, нас все равно посадят в тюрьму.
– Из тюрьмы рано или поздно ты выйдешь, а вот из могилы никогда, - возразил Алексей.
Сергей Сабуров сказал:
– Ну что ж, лучше в тюрьму на Родине, чем здесь в могилу, так что, командир, казнь так казнь, но попроси их пообщаться перед расстрелом с этими четырьмя афганскими офицерами.
– Хорошо, – кивнул Алексей Шевченко.
Он пришел в американский штабной модуль, где на пороге стоял часовой. Шевченко вошел в модуль, когда Николсон разрешил, и прямо с порога сказал:
– Мои ребята готовы, но у меня есть одно условие.
– Что еще? – спросил Николсон.
– Мы хотим пообщаться перед расстрелом с пленными афганскими офицерами.
– А зачем? – удивился Николсон.
– У каждого идущего на смерть есть последнее желание, и даже в этом аду его надо исполнить из гуманных соображений, – ответил ему Шевченко.
– Хорошо. Алексей, я вот о чем подумал, вы ведь прекрасно стреляете из крупнокалиберного пулемета, даже сбили наш разведывательный самолет. А почему бы не расстрелять этих военнопленных из ДШКМ китайского производства ведь смерть для этих несчастных наступит мгновенно. Как вы говорите, из гуманных соображений.
– У меня, как я понимаю, нет выбора?
К русским в казарму через пару часов привели четырех афганских офицеров и муллу. Афганские офицеры знали, что ранним утром третьего апреля их расстреляют моджахеды. Но даже не догадывались, что в них будут стрелять их друзья – шурави.
С них сняли кандалы, и они сели вместе со всеми за маленький столик. Глядя со стороны, не подумаешь, что за столом сидят палачи и их жертвы.
Переводчик Гена Кашлаков переводил слова афганских офицеров. Приговоренные просили об одном, чтобы передали письма их родным и близким в Афганистан, в которых прощались со своими детьми, женами, отцами и матерями.
Шевченко клятвенно обещал все передать через сотрудников Красного Креста. Последнее желание у всех четверых было одно: спеть песни под музыку. Алексей Шевченко пошел к капитану Николсону и передал последнее желание афганских офицеров. Тот очень удивился, но позвонил Раббани, чтобы он прислал музыкантов. Музыканты пришли через час со своими диковинными инструментами и стали играть. Афганские офицеры пели свои грустные протяжные песни. Шевченко спросил у переводчика Кашлакова, о чем они поют.
– Поют о доме, детях и садах: в которых живут пчелы любви, – ответил Гена, названный Яхия в плену.
– Слышь, моджахеды, а давай нашу «Катюшу», – вдруг сказал Абдулла, он же моторист Духовничий. И начал напевать, музыканты подхватили мотив и стали играть «Катюшу», немного фальшивя, но голоса советских солдат и офицеров заглушили музыку и получилось неплохо. Потом пленные афганские офицеры спели еще какую-то песню. Потом песенное слово взял старший лейтенант Шевченко. И запел гимн танкистов:

Броня крепка, и танки наши быстры,
И наши люди мужеством полны:
В строю стоят советские танкисты –
Своей великой Родины сыны.

Песня словно птица полетела в Бадабер. Изумленные моджахеды слушали, не понимая слов, но им нравился мотив и исполнение. Странным казалось, что люди, которых завтра должны казнить, поют песни вместе со своими палачами.
«Да, в этом весь Алексей Шевченко, он непредсказуем, принимает неожиданные абсурдные решения, порой граничащие с безумством, но в конечном итоге они оказываются правильными. Это, наверное, единственный случай в истории, когда палачи поют песни со своими жертвами перед казнью», – подумал про себя капитан Николсон.
Потом афганские офицеры исполнили гимн Республики Афганистан, но оркестр моджахедов отказался им аккомпанировать.
Всех развели по казармам. Русские солдаты и офицеры легли спать, зная, что завтра их ждет мучительный день.
На рассвете русских построили и повели на полигон, где душманы тренировались в стрельбе. Там все было готово к расстрелу. Четырех афганских офицеров привязали к столбам, и они ждали своей участи молча.
Утро было просто великолепным. В бескрайнем синем небе парили орлы, птицы щебетали. Шевченко подошел к крупнокалиберному пулемету, который стоял на треноге, и сразу заметил, что пули со спиленными кончиками. Такие пули далеко не летят, но при попадании наносят максимальный урон, не оставляют шансов выжить.
Всем бывшим советским военнопленным дали по АК-47, а Шевченко поставили к пулемету ДШКМ и приказали взяться за боковые ручки, держать пальцы на гашетке. Вдруг все замерло, и тишина упала словно небо на землю, было слышно, как кузнечики стрекочут в траве. Неожиданно все четверо афганских офицера запели гимн Афганистана, Шевченко не растерялся и, вторя им, запел гимн танкистов.

Броня крепка и танки наши быстры,
И наши люди мужеством полны:
В строю стоят советские танкисты.
Своей великой Родины сыны.

От неожиданности Раббани, который руководил расстрелом, опешил, но, собравшись с мыслями, вдруг скомандовал по-русски: «Огонь!» и грозно направил свой кольт пятидесятого калибра на Алексея Шевченко.
От безысходности Шевченко начал стрелять из пулемета, грохот выстрелов заглушил песни. Все это снимали на видеокамеры четыре американских инструктора. Уже в мертвых афганских офицеров стали стрелять моджахеды. Потом они радостно праздновали этот расстрел. Раббани подошел к Алексею Шевченко и сказал:
– Ну все, командир, ты, как и мы, настоящий моджахед.

Выстрел

Группа советских войск в Германии, тридцать пять километров северо-восточнее города Магдебург, поселок Альтенграбов 37-й отдельный танковый батальон тяжелых танков, 2 сентября 1981 года

Командиром 2-го взвода 3-й танковой роты был назначен лейтенант Шевченко Алексей Николаевич.
Хмурое сентябрьское небо нависло над высокими соснами и беспокоило мелким моросящим дождем. Молодой лейтенант в до блеска начищенных сапогах, в кителе цвета морской волны с золотыми погонами, робко постучал в дверь кабинета командира батальона.
Командир 37-го батальона тяжелых танков подполковник Цховребов Артур Андреевич был по национальности осетином двухметрового роста. Сидел как обычно за письменным столом и катал карандаши по столешнице и на робкое лейтенантское: «Разрешите войти?» – просто проорал своим зычным голосом: «Валяй, лейтенант представляйся!»
– Представляюсь по случаю назначения на должность командира танкового взвода, – начал тараторить лейтенант Шевченко.
Неожиданно подполковник Цховребов его прервал:
– А ты, лейтенант, знаешь, что такое танк Т-10М?
– Так точно, тяжелый танк принят на вооружение в 1957 году, боевой вес шестьдесят четыре тонны, орудие калибра сто двадцать два миллиметров, мощность двигателя девятьсот лошадиных сил, лобовая броня триста миллиметров, – закончил Шевченко.
– Правильно говоришь, но самое главное не сказал, это самый лучший танк в мире. Завтра поедем на стрельбу, и ты в этом убедишься, посмотрим, чему тебя учили в училище. Итак, ваш выстрел первый завтра в 10 часов, – закончил Цховребов.
В училище Шевченко учился на танках Т-62, шестьдесят двойки были средними танками, по ходу учили танк Т-64 и Т-72, а танк Т-80 был совершенно секретным. Про Т-10М он, конечно, читал спецлитературу, но ни одного настоящего танка Т-10М вживую не видел.
Когда переодевшись в новенький комбез, он пришел в парк боевых машин, просто обалдел от увиденного. Танки были готовы к движению на стрельбы, заправленные и загруженные боеприпасами. Просто громадные стальные монстры, по сравнению с танками Т-62 и Т-64.
– Ну что, прибыл? Садись за командира в 132-й, механик дорогу знает. Я еду первым, ты за мной, – сказал зампотех батальона майор Бантош.
– Механик, первую передачу вперед, – скомандовал Шевченко, и стальное чудовище словно поплыло по волнам, никаких вибраций и толчков, словно утюг при глажке белья. Мелкие ямы и препятствия отдавали в корпус редкими толчками.
– Пятую передачу вперед, – скомандовал Шевченко, и танк прибавил скорость, но ненамного.
«Да больше тридцати километров в час эти утюги не разогнать», – подумал Шевченко.
Утро на Альтенграбовском полигоне начиналось с построения. Подполковник Цховребов построил всех и спросил:
– Что, готовы? Лейтенант твой выстрел первый, как я и обещал.
Цховребов подошел к танку № 132, ласково похлопал его словно хорошего коня по лобовой скошенной броне.
– Ну что, вперед на исходную, – отдал приказ подполковник Цховребов.
«Наверное, танк Т-10М – это единственный танк, в который помещается подполковник Цховребов», – подумал Шевченко.
– Видишь старую тридцатьчетверку, дай в башню осколочно-фугасным снарядом с места, – поставил ему огневую задачу подполковник Цховребов.
– Разрешите пристрелочным пулеметом, а потом я уже и штатным долбану? – спросил лейтенант Шевченко.
– Нет, дальность определяй дальномером, а с пристрелочным пулеметом любой дурак попадет, – ответил ему Цховребов.
Танк встал на огневом рубеже как вкопанный.
Две тысячи восемьсот метров – это предельная дальность для стрельбы, именно на этом расстоянии стоял старый танк Т-34, без движка и пушки, брошенный и всеми забытый, иногда по нему стреляли, и пули и снаряды попадали в него, оставляя следы, словно оспы на лице.
Снаряды в танке Т-10М, это просто здоровые железные поросята, каждый весит по сорок килограммов, и взрывчатка в нем усиленной мощности. На  танке Т-62 осколочно-фугасный снаряд весил всего шестнадцать килограммов. Наведя орудие на цель, Шевченко вдруг почувствовал какое-то смутное чувство тревоги. «Сейчас жахнет», – подумал он.
Выстрел прогремел словно гром, танк качнуло, все заволокло дымом, будто темная туча упала с неба на землю. Когда дым рассеялся, Шевченко глянул в прицел и увидел, что старая тридцатьчетверка стоит без башни.
– Молодец, лейтенант! Не зря в училище кашу ел, с первого выстрела в башню на две тысячи восемьсот метров, – похвалил его Цховребов. – Ну что, поедем, посмотрим, – предложил Цховребов. Они сели в командирский уазик и поехали смотреть.
Картина, которая предстала перед глазами, была просто удручающая. На самом деле Шевченко попал прямо в башню, но снаряд был поставлен на фугасное действие, поэтому по закону сохранения импульса снаряд отлетел в одну сторону, метров на десять, и взорвался прямо перед корпусом старого танка Т-34, а башня – в другую. Возле танка Т-34 зияла огромная воронка метров пять в диаметре и глубиной метра два.  Осколки посекли корпус, словно злые осы, оставив на нем рваные раны. Пахло толом, в воздухе висела вонь и гарь осколочно-фугасного разрыва.

Веймарские якуты

Рассказ

15 апреля 1982 года, Восточная Германия, поселок Альтенграбов

Весна в Германии – это вечно моросящий дождь, переходящий в ливень, потом короткая передышка, солнце едва выглянет из-за туч, погреет чуть-чуть и снова дождь. Подполковник Цховребов вызвал к себе лейтенанта Шевченко. И сидя за письменным столом, катал карандаши по столешнице.
– Товарищ подполковник, лейтенант Шевченко по вашему приказанию прибыл.
Цховребов выслушал доклад и начал ставить задачу:
– Значит так, завтра в девять часов убываешь в город Веймар на пересылку за молодым пополнением, на пересылке обещай начальнику пересылки, капитану Котову, все, кроме знамени и печати, но привези мне вменяемых  бледнолицых новобранцев желательно русских, украинцев, белорусов в крайнем случае, прибалтов, коньяку не жалей, я тебе лично выдам из своих запасов. Есть вопросы?
– Есть, а почему нельзя обещать знамя и печать? – спросил Шевченко.
– Да потому, что это Котову сразу покажется подозрительно. Да и жалоба на тебя поступила от замполита нашего батальона капитана Шаевича, хочет он тебя на комсомольском собрании пропесочить за твои анекдоты. Иди на собрание, я попозже подойду.
Комсомольское собрание шумело, словно улей. Слово взял замполит батальона капитан Шаевич и начал разносить Шевченко. И дело бы приняло совсем неприятный для лейтенанта оборот, если бы вовремя не заглянул на собрание Цховребов. В итоге Шевченко отделался выговором без занесения. «Да что такое выговор без занесения, через год снимут автоматически», – подумал лейтенант Шевченко с облегчением.
Утром 16 апреля 1982 года лейтенант Шевченко прибыл в Веймар – великий город всех времен и народов, в нем жили Гете, Ференц Лист, Бах, Шиллер великие композиторы и мыслители, но в окрестностях этого города был и концлагерь Бухенвальд.
Весенним утром поезд привез Шевченко на вокзал Веймара. Солнце светило ярко, щебетали птицы, радуясь весне. На вокзале он позавтракал в привокзальном гаштете. И как только вышел на железнодорожный перрон его остановил комендантский патруль. Он представился:
– Лейтенант Шевченко, следую в в/ч 73122, за молодым пополнением.
Начальник патруля, капитан из комендатуры, придирчиво осмотрел его новенький китель и начал делать замечания по форме одежды: пуговицы не серпами вверх, в петлицах танки на разном уровне, фуражка неуставная. Он написал предписание для устранения недостатков. Капитан объяснил, где находится пересылка и как до нее дойти. Шевченко уточнил:
– А что, трамваи до пересылки не ходят? Вон, я вижу, трамвайная остановка.
Капитан вдруг оживился и ответил:
– Последний трамвай здесь прошел 28 марта 1934 года, вон на той улице жила мамаша Гитлера и написала она ему письмо, что беспокоят ее трамваи, по ночам спать не дают. Гитлер издал приказ о запрещении трамвайного движения. Трамваев в Веймаре не стало, рельсы есть, провода есть, а трамваев нет. Вот так они приказы Гитлера выполняют.
До пересылки пришлось Шевченко идти километра три и все в гору. «Гитлер гад был и мамаша у него такая же», – подумал лейтенант Шевченко. Наконец-то он увидел контрольно-пропускной пункт. Пересылка встретила Шевченко пустыми казармами, дневальные убирали казармы, подметали полы, заправляли кровати. Дежурный привел лейтенанта к обшарпанной двери и попросил подождать.
– Войдите! – прокричали из-за двери.
Шевченко вошел.
– Товарищ капитан, прибыл за молодым пополнением, командир танкового взвода 37-го отдельного танкового батальона лейтенант Шевченко.
Капитан Котов посмотрел на лейтенанта вопросительно, ожидающе.
– Как там поживает Артур Андреевич?
– Отлично, и передает вам боевой грузинский привет, – бодро ответил Шевченко и достал из дипломата бутылку отличного грузинского коньяка семилетней выдержки. Капитан Котов заметно оживился.
– Значит так, как ты знаешь, натура у меня неподкупная, скоро приедут представители других частей, и, естественно, всем нужны бледнолицые солдаты. Перед тем как я начну раздавать личные карточки, я позабуду фуражку в канцелярии и попрошу тебя за ней зайти, ты зайдешь, и, как говорится, коси коса, пока роса, выберешь нужные тебе личные карточки. Да лишние не бери! И помни, времени у тебя всего одна, максимум две минуты. У тебя сутки свободные, пока прибудет пополнение, походи по Веймару, я ведь знаю Альтенграбов – это немецкая Сибирь. Обязательно надень гражданскую форму одежды и не напейся, как в прошлый раз, – напутствовал  его капитан Котов.
На его последние слова Шевченко возразил:
– Так я в Веймаре первый раз в жизни.
– Да все вы одинаковые! Иди переодевайся, культурно пошарься по достопримечательностям Веймара, будет что в Союзе вспомнить. А кубрик офицерский тебе мои зольдаты покажут, кровать выбирай любую.
Переодевшись в гражданку, лейтенант Шевченко спустился в город Веймар. Он встал у памятника Гете и Шиллеру и увидел маленькую группу советских туристов и как-то незаметно к ней примкнул. Группа советских туристов была из города Златоуста с металлургического завода. На Шевченко они не обратили никакого внимания. Гид отлично говорил по-русски. Он начал рассказывать о памятнике Гете и Шиллеру и повел экскурсию по мощеным мостовым, вспоминая великого музыкального гения Ференца Листа, но народ приехал в Германию не за Бахом и Шиллером, а за бытовым ширпотребом, и по просьбе трудящихся гид повел экскурсию по магазинам.
Потом был быстрый обед в небольшом гаштете на городской площади – стандартные немецкие жареные сосиски с белоснежными маленькими булочками и с вкусным Веймарским пивом. Пиво в Веймаре особенное, во-первых, его в Веймаре сортов сорок, а то и пятьдесят, но для гостей варят из натурального солода по старинным рецептам, передаваемым по наследству. Конечно, в Советском Союзе варили пиво, но сортов, может, двадцать: Жигулевское, Брестское, Московское, и так далее, но с Веймарским его не сравнить. Когда берешь бокал и смотришь через него на свет, то видно, как пузырьки поднимаются по янтарным солнечным лучам.
Народ после первого бокала оживился.
– Слышь, малец, а ты не с третьего цеха или ты с прокатного? – вдруг к нему обратился какой-то слегка подвыпивший металлург.
– Да нет, я, братан, тут служу лейтенантом, командиром танкового взвода, – ответил ему Шевченко.
– А я тоже танкистом служил на танках Т-55 в Ленинакане, в Армении, а ты на каких Родину защищаешь? – задал вопрос металлург.
– Да как сказать, не то чтобы не знаю, рассказывать нельзя, – деловито ответил Шевченко.
– Понятно, военная тайна, давай за службу ратную и танки быстрые по сто пятьдесят граммов, – предложил металлург и достал бутылку русской «Посольской» водки. Как только бутылка водки встала на стол, другие металлурги подсели к заветному столику.
Экскурсия пошла веселее из-за опустошенной бутылки «Посольской». Гид заметил перемены в лицах металлургов после обеда. И задал ироничный вопрос:
– А лица у вас, товарищи металлурги, отчего такие красные стали, что хоть, сигареты прикуривай?
– Ну как же, по пятнадцать – двадцать лет горячего стажа, – дружно отвечали металлурги.
Экскурсия направилась к замку Эридель. Замок, в котором была провозглашена Веймарская республика в 1919 году. По сути, позор Германии. После поражения Германии в Первой мировой войне, превратившего процветающую страну в колонию победивших держав, а немцев в голодных, обозленных рабов. И чем больше на них давили экономически и унижая морально, тем больше в них жила и развивалась ненависть к другим народам и нациям. И не просто так вдруг возник нацизм. Нацизм, который, подобно сжатой пружине, ударил по своим поработителям кошмарной войной, когда погибли миллионы ни в чем не повинных людей.
А экскурсия шла по Веймару, весело переговариваясь. Они пришли к памятнику Гете и Шиллеру, затем к старинному театру и, петляя узкими улочками, экскурсия добралась до церкви Марии Магдалины. Церковь – православная и была построена для принцессы Марии Павловны, дочери Императора Павла I. Ее брата Александра I знал весь мир, устроил переворот в 1801 году и погубил собственного отца, победил Наполеона в 1814 году, основал Священный Римский Союз. Сестра его занималась благотворительностью, строила школы, больницы, открывала библиотеки, но ее, к сожалению, почти никто не помнит, и в учебниках истории про нее ничего нет.
«Права была старуха Шапокляк, хорошими делами прославиться нельзя», – подумал Шевченко.
– Ну что за дела, мы, русские, этим немцам церкви, больницы строили, а они, гады, на наши города в 41-м году бомбы кидали, – возмущались советские металлурги, изрядно подогретые немецко-русским ершом.
Немецкий гид, привыкший к подобным ситуациям, мгновенно сориентировался в ситуации, ответив по-немецки четко и кратко:
– Нет плохих наций, есть плохие люди, и нельзя сравнивать Гитлера и принцессу Марию Павловну.
Потом они пришли к домику Гете, где гид зачитал его замечательные стихи вначале по-немецки, затем по-русски. Экскурсанты заметно подустали. И от ходьбы, и от выпитого.
Три веселых металлурга и один советский танкист пришли в гостиницу и продолжили праздник. Ближе к полуночи в дверь постучал хозяин гостиницы и сказал очень вежливо: «Геноссе, напротив вас в номере живут немецкие туристы и просят вас угомониться».
– Ладно, пойду я на пересылку, – воспользовался удобным предлогом Шевченко, чтобы уйти. – А вы отдыхайте и взятие Берлина не устраивайте.
Проходя по трамвайным путям, по безлюдным улицам Веймара Шевченко ругался вполголоса, но до пересылки все-таки добрался и, слава богу, без приключений. Немного протрезвев, он принял душ и уснул сладким сном младенца. Утром его разбудил дежурный по пересылке:
– Вас к себе вызывает капитан Котов.
...– Товарищ капитан, лейтенант Шевченко по вашему приказанию прибыл, – лихо доложил он. Капитан внимательно и придирчиво осмотрел лейтенанта и проворчал:
– Говорил ведь, чтоб не злоупотреблял. В общем,  дело в том, что сегодня приезжает проверка из штаба армии. Сделай так, чтоб они тебя не видели. Советую посетить Бухенвальд.
– Повстречались металлурги из Златоуста, ну, немного не рассчитал, – начал оправдываться Шевченко.
– Не крути мне мозги, завтра построение в 5 часов 30 минут и не опаздывай. И дуй быстрей в Бухенвальд, – закруглил разговор капитан Котов.
Бухенвальд встретил лейтенанта Шевченко дождем и хмурыми лицами экскурсоводов и экскурсантов. Экскурсанты шли по одному маршруту от блока к блоку, потом показали место, где был расстрелян Эрнст Тельман знаменитый немецкий коммунист. Ужас и страх стучали в душу, не укладывалось в голове молодого лейтенанта, как так получилось, что потомки Баха, Шиллера, Листа вдруг превратились в жестоких садистов.
Вернувшись с экскурсии после обеда на пересылку, Шевченко узнал радостную новость.
Проверяющие уехали, и завтра прибудет молодое пополнение. В 5 часов утра его разбудил дневальный.
– Молодые прибыли, – доложил он.
Заря занималась хмурым утром, моросил мелкий дождь, новобранцы шли нестройными колоннами по мощенной булыжником дороге, потом их построили на плацу, и началась перекличка. Представители частей и вместе с ними Шевченко построились у дверей канцелярии пересыльного пункта в ожидании начальника пересылки капитана Котова. Все произошло как по нотам,  услышав заветное от капитана Котова: «Товарищ лейтенант, принесите, пожалуйста, мою фуражку», он просто залетел в канцелярию и быстро отыскал заветные шесть карточек со славянскими фамилиями. Бондарь, Николаенко, Иваненко, Сергеенко, Савельев и Мишин. Аккуратно сложил карточки во внутренний карман кителя, отдал фуражку капитану Котову и, минуя строй, пошел искать свое молодое пополнение.
– Бондарь, Николаенко, Иваненко, Сергеенко, Савельев и Мишин выйти из строя на три шага, – скомандовал Шевченко.
К его удивлению из строя вышли пятеро низкорослых новобранцев и один высокий крепкий парень в короткой шинели. Только взглянув в карточки в графу национальность, Шевченко увидел в них удивительное – в трех из них было написано эвенк, в двух карточках – якут и только в одной украинец.
Шевченко метнулся поменять карточки, но было поздно.
– Эх, поспешишь, людей насмешишь, приедешь в батальон Цховребов тебе устроит веселую  жизнь, – сказал ему капитан Котов на прощание.
«Да попал как кур в ощип», – безрадостно подумал лейтенант Шевченко.
В батальон Шевченко вез солдат в явно подавленном состоянии, обдумывая, как поступить, что сказать командиру батальона. Он шел в батальон как на эшафот.
Лейтенант построил новобранцев перед штабом батальона, поставив самого высокого новобранца прямо у окна командира батальона и пошел на доклад.
– Товарищ подполковник, личный состав в количестве шести человек прибыл для дальнейшего прохождения службы, – лихо доложил лейтенант Шевченко.
– Ну и где они? – спросил подполковник Цховребов.
– На плацу, – ответил Шевченко.
– Да, одного здоровяка я вижу, а где остальные? – поинтересовался Цховребов.
– Остальные стоят за ним, – ответил Шевченко.
Выйдя на крыльцо штаба, подполковник Цховребов взревел как раненный вурдалак:
– Кого ты привез? Они же снаряд в танке не поднимут!
– Виноват, товарищ подполковник, так вышло, – оправдывался Шевченко.
Цховребов бросил фуражку об землю и ушел.