9. Покушение в канун нового года

9.Покушение в канун нового года, за три дня до 12.9.2007, из книги "С закрытыми глазами", из рассказа "Ход 33, мат"
В канун нового года, за три дня до 12.9.2007, я вышел к моим деревьям с ведром воды и кружкой.
Об этом моём режиме знают только деревья и чекисты.
Дал очередную кружку дереву, выпрямился, а тут человек идёт ко мне: не медленно, разглядывая деревья; не осматриваясь, куда попал; не высматривая меня, к которому идёт. По продуманному заданию, что ли? За семь лет жизни деревьев подходили здесь только поговорить на тему о деревьях.
Называет меня по имени, говорит, что знает меня. Ну, если знает, мне тоже кажется его лицо знакомым.
Снимает с себя рюкзачок небольшой, который всегда должен быть за спиной. Висит себе и не мешает, без нужды его не снимают, руки всегда свободны – в том-то его удобство, что за спиной, по сравнению с сумкой или портфелем. А он, наперекор всему человечеству, снимает его, да ещё и ставит не между ног перед собой, а наперекор всему человечеству – в сторонку.
И рюкзачок, опять же, наперекор всему человечеству, не падает на бок, а такой ровненький, стройненький, устойчивый необыкновенно.
Для съёмки, которая ведётся из него, это очень важно.
Очередная глупость чекистов, которые нерадиво читают классика Михаэля Бабеля про этот и тот КГБ и не выучили, что там у чекиста под мышкой была папочка на молнии, а на конце молнии – наконечник плоский с дырочкой. Обычно он свободно болтается, а тогда был приделан к папочке, а через дырочку ведётся съёмка.
Я показывал чекисту на эту дырочку, а он, увлечённый съёмкой, долгую минуту не понимал меня. А когда понял, что моя сцена была заснята у него, то громко плюнул на землю.
Товарищ Андропов, которому показали этот фильм со мной в главной роли, долгую ту минуту держался за голову, потому что я смотрел ему прямо в глаза и показывал на него пальцем.
А с рюкзачком у меня большой опыт в этом КГБ. Как-то проводил демонстрацию в приятном одиночестве напротив кнессета, навесил на решётчатый забор всяких плакатов собственного производства, и растянулся в блаженстве на травке за забором, а заодно, чтобы не видеть, как приводят завозимых гоев в святая святых этого государства.
Раз что-то оглянулся, вижу – за мной, не далеко, наперекор всему человечеству, стоит рюкзачок, и возле него человек развалился. Я со спины на живот – раз; ноги сами по себе в стороны, как при стрельбе – два, левая рука с блокнотиком согнулась в локте, как будто держит ложе винтовки – три, а правая рука с карандашом тянется записать в блокнотик, как будто готовится нажать на курок – четыре. Осталось только пятое – пли! Мигом сел развалившийся было чекист, в страхе уставился на меня, долго приходил в себя и больше не ложился. А я вернулся в исходное положение – на спину.
А этому говорю, что признаю в нём знакомого, но вот не помню и прошу мне напомнить. Он мнётся, говорит негромко, что это напомнит мне неприятное обстоятельство в моей жизни. Но чтобы уважить человека, который подошёл уважить меня даже "неприятным обстоятельством", я прошу не стесняться. Он ещё немного мнётся и напоминает про принца.
Ах, да, вспомнил, говорю. И вопросительно молчу: разве это только для меня "неприятное обстоятельство", а как это для вас? 
А он для полного доверия, что здесь не специально, показывает на окна в доме, ниже моих, что здесь живёт его друг.
Значит, пять лет ходит к другу, меня он не мог не видеть. Пять лет видеть и не сказать слова? Пять лет как будто это его не касается. Так чего подходить? И почему вдруг сейчас?
А потому что я начал на компьютере писать про "неприятное обстоятельство". А оно сразу ложится у них на стол.
А дальше-то что? Встреться он на дороге – ну, пара слов, и я пошёл бы дальше. А здесь самое удобное место прихватить меня.
Вынимает сигареты, мол, покурим, посудачим.
О "неприятном обстоятельстве"?! Пять лет многократно видел меня – чего сейчас разводить сопли? Ну, напомнил, если уж так захотелось, – и иди себе.
Сигарету я не беру. Отравленную дали писателю Войновичу в том КГБ. А здесь, наверное, заражена сифилисом или эйдсом, чтобы медленно подыхал. Чтобы все знали, что здесь не убивают, а грязный развратник и извращенец подхватил это от своей Нехамелэ через скайп интернета.
А он дважды спрашивает, не будет ли это мне мешать. Надо же! На открытом воздухе спрашивать?! В задымлённом государстве, где все дымят, чем только можно. Не Америка же, где запрещено курить даже на автобусной остановке.
Берёт сигарету в рот, но скоро бросает на землю, значит – не курит. Так и есть, только одна сигарета чистая – для него, остальные заразные – для меня.
Значит, пришёл только с одним делом – заразить, а рюкзачок заснимет, как я заражаюсь.
И так спешили с отравлением, что не проверили в моей папочке, что не курю последние тридцать пять лет.
А я пока коротко освещаю ему роль принца в новом "неприятном обстоятельстве" – суде, за которым чекисты следят, не отрываясь от моего компьютера.
Но он из другого отдела, и ему нельзя знать о работе не его отдела. Поэтому не знает, как реагировать. С его-то трогательной заботой о том "неприятном обстоятельстве" – и ни звука трогательного "даа" или "аа" о новом "неприятном обстоятельстве".
А меня разбирает азарт рыбака – такой клёв пошёл! – только успевай наживку менять.
Говорю, что написал книги об этом. Он и на это не знает, как реагировать.
Ах, как клюёт!
Ни слова восхищения молодым, начинающим, бесстрашным писателем.
А где искренний интерес: кто и где издал?
А где обязательный вопрос: а как бы их почитать?
И получить их задарма и показать начальству – во, какой способный!
Ему не знать, что его начальство скопило их десятки, перекрыв на почте КГБ мои рассылки книг.
Меняю наживку. Говорю, что подарю эти книги, и приглашаю подняться ко мне. И на это – ни звука человеческого.
Клюёт!
Ведь его начальство не предвидело крючка с такими наживками.
Подошли к моей двери. А он в эту же секунду вынул и приставил к уху что-то, как маленький переносной телефон, не видный за ладонью.
Докладывает? Спрашивает разрешение?
Открыл дверь. А он вышел на середину салона, голову вбок наклонил так сильно, что ладонь, державшая что-то над ухом, оказалась выше головы.
И сделал полный поворот вокруг себя, снимая круговую панораму салона.
Какой клёв на пустой крючок, без наживки!
Ни один рыбак не поверит.
Ещё наживки!
Отбираю для него книги и говорю, что дарю ему. Ну, хоть бы какое-нибудь завалящее "спасибо".
Клюёт!
Рыбак благодарен рыбке за хороший клёв.
Мелко дрожит поплавок, даже слабые круги не расходятся по воде: или мелкота тыкается в червячок с них размером, или рыбка осторожничает – неизвестно. Рыбак не подсечёт, выжидает. И вдруг – нет поплавка, канул. Подсекать поздно: если не впился крючок, выпустит рыбка наживку и уйдёт. Но вдруг натягивается леска – рыбка сама села на крючок!
Спасибо рыбке!
И пишу на подаренной книге: "С благодарностью Якову Бройде".
Это он опекал принца от прихода с ним на свадьбу и до прихода к разбору вещичек после ареста принца.
И пришёл к разбору в ту минуту, когда я открыл дверь полуподвала, в который превратился замок.
Об этой минуте моего прихода знали только я и чекисты.
А зачем пришёл?
Всё должно быть подконтрольно – даже разбор вещичек. Ну и на меня посмотреть – чем чаще, тем лучше.