14. 2. 24. , второе

                Массаж позвоночника
 
    Рано утром жёлтое солнце цвело на синем фоне. В массажный салон пришёл жираф и скромненьким голосом заказал массаж позвоночника. 
    Массажист тоже спокойно, не изумляясь, уложил того на кушетки (одна за другой) и начал, насвистывая весёлую песенку. Он любил физический труд, как спорт.
    С самого затылка – вдоль длинной, как река Нил, шеи. 
    Вечером солнце закатилось, за окном стемнело. Массажист сказал, потирая руки:
    – Однако я слегка притомился. Но перед трудностями не струсил, свой долг исполнил до конца.
     – Не до конца, – возразил жираф скромненьким голосом.
     – А вы бы хотели ещё массаж копыт? – сыронизировал массажист, наконец-то взявшись за любимый бутерброд.
     – Кто из нас изучал анатомию? – спросил жираф. – Но даже каждый не слишком образованный жираф знает: у хвостатых животных позвоночник заканчивается – вместе с хвостом...
    Голодный массажист чуть не подавился. Отложив свой завтрак, обед и ужин (любимый бутерброд!) он посмотрел на жирафа, как на главного врага всех массажистов и родной медицины. Но клиент со скромненьким голосом был полон решимости. В конце концов, он и укусить может.
    Человек в белом халате открыл большой шкаф с энциклопедиями и учебниками по анатомии. 
    Он раскрыл первую книгу. 
    – Безобразие! – сказал он.
    Открыл вторую:
    – И здесь то же!
    – Что? - спросил клиент.
    – И в третьей, и в четвёртой! – негодовал труженик медицины. 
    Он раскрывал энциклопедии, листал их, краснея и потея, и бросал на пол с восклицанием:
    – В этой то же! В этой о том же!
    Часы на башне уютно прозвонили полночь. Наконец массажист открыл свой старый учебник, который в медицинской школе редко открывал, а там чёрным по белому, крупным жирным шрифтом написано:
    "Да прав жираф! А ты был двоечник!".
    – Ну? Как? – скромно ожидал жираф.
    – Давайте хвост...
    Жираф дал хвостик. 
    Уж массажист его мял, уж он его ломал, дёргал и тянул! Лёгкий треск и скрежет раздавались на улицах родного города. Жители решили, что это на местном заводе ремонтируют старый грузовик.
    – Всё.
    Массажист с бутербродом в зубах, еле добрался до дивана и захрапел крепчайшим сном. И жители города решили, что на заводе взялись за ржавый паровоз...
    ... Целую неделю жираф ходил с разбухшим как толстый батон, забинтованным хвостиком. Было стыдно людям в глаза смотреть.
    А массажист две недели видел по ночам кошмар о жирафе и продолжении позвоночника; и не мог двигать пальцами, которые от такой работы временно стали как грабли в огороде. Зато когда пальцы зашевелились, он взял большой лист бумаги, краску и кисть -- и начертал дрожащею рукой:
    "МАССАЖ ДЛЯ ВСЕХ, КРОМЕ ХВОСТАТЫХ ЖИВОТНЫХ. В ОСОБЕННОСТИ – ЖИРАФОВ! ВСЁ!" 


 
                Сказка о прекрасной жалости
 
    В это утро все животные были какие-то невесёлые, с кислыми мордами. Только верблюд улыбался безоблачной улыбкой.
    - Что кислый-то? - спросил верблюд.
    Слон уныло прошелестел ушами.
    - Это потому, что мы друг друга не жалеем, - заметил верблюд, улыбаясь. - Как сказал неизвестный автор, из людей, ЖАЛЕТЬ – ЗНАЧИТ ЛЮБИТЬ.
    - Тебя-то чего жалеть? - ухмыльнулся слон, завидуя. - У тебя вон целых два прекрасных горба. У меня, между прочим, ни одного.
    - Я тебя понимаю. И с комплекцией тебе не повезло, так что тебе в нашем лесу развернуться не хватает места. Трудно тебе жить. Дай, я тебя, слон, пожалею. 
    Верблюд обнял его и поцеловал в щёки. И обрадовался:
    - И нашего вперёдсмотрящего, которому всё далеко видно...
    - Это ты меня дразнишь? - приковылял жираф.
    - Не дразню. Жалею! - И его обнял и поцеловал верблюд.
    Минуло полчаса.
    - Так и я тебя жалею! - воскликнул жираф, когда до него дошло. 
    - А что такое? - верблюд удивился.
    - Поят тебя редко. А что у тебя за еда? Верблюжьи колючки!
    - Это ты прав, это ты точно заметил про колючки, только мне себя не жаль по причине неунывающего характера и жизненного оптимизма! У меня их в горбах немалый запас. А кислых мне жаль.
    - А жалеешь -- значит, любишь, - улыбнулся слон.
    Прошло минут двадцать.
    - Так давайте всех обнимем, - обрадовался жираф, потому что до него дошло. - По случаю взаимной сердечной любви!
    И опять обнялись по-братски, по-дружески и по-самому доброму и прекрасному. И мало того - пошли дружно обнимать и целовать в щёки всех-всех-всех кислых животных. Хомяка - потому что он по малости своей того стоит, чтобы его сильно пожалели. Дикого кота - что есть хочет, а нечего: хомяк спрятался в глубокую норку. И всякого молодого - что он в жизни слишком неопытен, и может попасться кому-то на зуб. А пожилого - что силы уж не те: точно знает, от кого убегать, или кого догонять, - а уже не может. 
    Всех-всех-всех обняли и расцеловали в щёки по сто раз. И не стало в лесу кислых животных, а посветлел утренний лес их улыбками, будто драгоценными цветами. Потому что все добрые улыбки - на какие-нибудь цветы похожи. Всё от жалости. Потому что – как сказал неизвестный автор, из людей, –   
     «ЖАЛЕТЬ – ЗНАЧИТ ЛЮБИТЬ!»