О тазы через призму желаний и нацдостояния

05.09.2022
1 сентября 2022 года президент Касым-Жомарт Токаев, руководствуясь соображениями по сохранению чистоты аборигенных пород – тазы и тобет, а также закреплением за Казахстаном статуса страны их происхождения в Международной кинологической федерации (FCI),  поручил Управлению делами президента взять под контроль этот вопрос.

К вопросу об этнической принадлежности тазы

Как известно, патриотические реляции и чрезмерное муссирование этнических маркеров с позиции избранности в исторических процессах зачастую приводят к катастрофам целых народов. Вопрос о «казахскости» тазы весьма сложный и требует комплексного подхода и настроя на то, чтобы избежать перегибов. Понятно, как и в ситуации с куртом и кумысом, которые уже запатентованы в других странах, мы боимся потерять статус владельцев права заявлять «ЭТО НАШИ СОБАКИ!». Хотя, турецкие и иранские тазы, в ряде случаев ни экстерьерно, ни поведенчески не отличаются от казахских, не говоря уже о приграничных "узбеках", "туркменах" и "китайцах", которые вполне себе позволяют находится в статусе транстерриториальности с популяцией тазы в Казахстане. Хотя все их адаптационные качества нацелены на несколько иные климатические обстоятельства и старания владельцев.
 
Более того, если внимательно рассматривать исторические возможности и расогенеза для семьи родственных пород, и регионального потенциала, в частности, для казахских тазы, то становится очевидным процесс перманентной гибридизации различных представителей этой собачьей расы в Великой Степи от северного Китая до Польши. В региональных типажах казахских тазы можно видеть и караван догов, и слюги, салюки, азаваков, и уиппетов. В туркменских и наших южных щи-тазы очевидны древние примеси собак сходных с левретками.  Все это обусловлено историческими процессами, предпочтениями кочевников в тот или иной промежуток времени, а также наездами караванов из далеких пределов. Времени для формирования аборигенной породы степного типа было предостаточно с незапамятных времен. И, многое из того, что вошло в кровь и экстерьер наших борзых уже трудно поддается объяснению, так как документировать это не было надобности, да и, единой структуры, способной пронести такую систематизацию через века никогда не было. Что, по сути и дает право называть этих собак аборигенными.
 
Очевидно, что когда в степи появились предковые миксы и гибриды таких борзых, то, этнонима «казах» еще очень долго не было в проекте. Да и, проекты были иные, что весьма задевает носителей нынешней парадигмы этно-строительства через политические тренды.

Человеческие Y- и Mth-гаплогруппы такие же как и в современности в наличии были. А, вот такого политически обусловленного ментального катаклизма, в который мы окунулись с XIX века головой в поисках этноидентификации не было. Степная политика не подразумевала никаких расовых и этнических философских концепций с двойными стандартами. Ибо смих понятий этноса не было. Были рода, династии, союзы, что требовало собственной внутрисистемной консолидации и соответствующей эпохе реакции. А, вот национального строительства в европоцентристском понимании национализма не было. Да и, фенотипизация с периода Золотой Орды была однородной, что исключало надобности искать расовые отличия, как повод для политических разногласий.

Казахами были политически - под крылом ханской власти, которая, по заявлению историков сама себя назвала казахами. придерживаясь канонов древней степной демократии, и обозначила принципы волеизъявления, уклада и социального порядка. Иными словами, тот первый проект был первично казахским вплоть до его столкновения с джунгарским.

Если допустить теоретически победу на тот момент джунгарского проекта, то те же потомки которые себя сейчас называют казахами, называли бы себя джунгарами-ойратами. Т.к. политическая окраска власти не подразумевала тотального геноцида ибо, налогообложение и пополнение вооруженных сил всегда в любые времена были главными статьями бюджета и задачами государственного аппарата. А расовые представители тазоидного типа имели бы иное название - что-то ближе к "тайг", "тайга" или, того больше, "тайцзы" - на западно-монгольский или ойратский лад. Но, да ладно, это дела давно минувших дней и иная ветвь альтернативной истории. Хотя и контекстуально наглядная.

После джунгар и сложившейся, казалось бы, удачной для казахов геополитической конъюнктуры, выразившейся в разгроме нашего противника китайцами, сами победители вынуждены были пустить право победителя по ветру и вернуться в центральные области Поднебесной из-за внутренних и внешних угроз. Но, если бы принятое тогда уже китайское гражданство Аблайхана с 1757-1759 (не уверен в точной дате) годов получило свое продолжение, то наши тазы вошли бы в амплитуду нынешних китайских сигоу.

А, тем временем, на игровой доске, над которой то самое право победителя планировало уже безхозным воздушным змеем, появилась Российская Империя, чьи интересы не подразумевали позволения казахам мобилизоваться и заявлять себя впредь самостоятельными игроками согласно самоназванию. Как извесно, процессы строительства нации требуют долгой сосредоточенности на исторической приемственности и культурных феноменах. Но этому не суждено было свершиться в формате собственного волеизъявления и консолидации. Всегда присутствовал фактор "Ак-Паши" и "старшего брата" с машинкой для стрижки поросли начинаний. Даже сословие торе, как родовые законодатели той легендарной казахскости потеряли доминантные позиции. А сама популяция, адаптированная к резко-континентальному климату, ушла в подданство Российской Империи. Расчет был на приобщение к передовым европейским социо-культурным парадигмам, которые поддерживались силой оружия и более профессиональной и эффективной военной администрацией - адекватной вызовам той эпохи. Кочевой мир начал разлагаться после мучительной смерти в сражениях прежних эпох. Будущее сулило дихотомию - жить-растворяться согласно правил большой семьи на китайский лад, где каноны перманентно вычесывают миллионы жизней раз за разом или угодить в эксперимент по-европейски и с колониальным амбрэ. Выбор был за теми, кто уже сами активно включились в Большую Игру и поставили казахов перед фактом, что-де кочевникам пора бы уже быть под защитой "передовой" имрерии.

Несколько позже - в последние десятилетия Российской Империи, сами представители колониальной власти и привлекаемые этнографы осознавали разницу между "киргиз-кайсаками" Степного Края и "кара-киргизами" южного Семиречья, А, зародившийся тогда уже континентальный проект евразийства, подразумевал сращивание концептуальных основ всех уголков империи. Как известно, когда "ханских казахов" уже не существовало в статусе доментантной силы, то на месте служивого сословия из огланов, туленгутов и неханских торе нарисовалось казачество с жандарскими функциями, с царем в голове и другими верованиями в душах. Все также на принципах свободных поселенцев на службе у имперского отечества.

Однако, имперская администрация и евразийский проект, подразумевали и оказачивание новых подданных степняков пусть и с исламскими традициами на почве прежних смыслов. Их в бытовом формате нетрудно было бы нивелировать через общий авраамический контекст, продлись царская власть на сто лет дольше. И, если бы оказачивание приняло бы грандиозный масштаб на почве лавинообразного расширения империи далее за пределы памирского барьера "Большой Игры" и соответствующего центробежного креатива по бенефитам для неофитов империи, то из этого вышло бы поголовное включение всех степняков-инородцев, как послуживших отечеству, в статусный табель сословий с демонтажем всех прежних глубинных остовов, исторической и этнической памяти. И, кто знает, возможно, в той ветви альтернативной истории на фоне на много более глубокого обрусения степняков, не нашлось бы ничего более контекстуально удобного, как включить тазы в один из типажей Русская степной борзой.

В последующие эпохи лишь идеологи Алаш-Орды приближались к смыслам легендарной казахскости, но уже облаченным в европейские одежды и с турецким прототипом для заделов. Однако и они уже открыто признавали главенство европейского уклада через призму российского видения и невозможность отделения от тела "старшего брата" в свободное плавание. Но, гипотетически можно предположить, что если бы им как потакателям и сторонникам партии российских кадетов удалось чудом удержаться у власти в Степном Крае в 20е годы XX века, то вопрос "казахскости" или "алашскости" также был бы не последней важности. Т.к. моднее было бы быть "алашцем", как приверженцем нового госуклада. Следовательно, популяция борзых всей локации под контролем государства "Алаш" могла бы иметь название "Алаш-тазы".

А вот, большевистский клир степняков, пришедший на плечах конных красных армий не перечил центральной власти. И их идеологический замес партийной сознательности подразумевал и лифты, и сам факт выживания при удачных кивках вождям и локомотивам перемен. Как назначено было переименовать киргизов в казахов, а кара-киргизов в киргизов, так и сделали в угоду антропологическим наработкам еще периода колонизации. И, по всей вероятности наработки в этой области большевики использовали имперских евразийцев, разделяя и властвуя, принуждая обобщая и убеждая локальных невежд.

Здесь следует отмотать назад в первичные имперские контексты. На момент экспансии Российской империи популяцию Степного Края было проще обособить в единое генерал-губернаторство, тогда, как Туркестанское генерал-губернаторство подразумевало включение в себя различных компонентов из ханств и одного эмирата. Исторически, степные и кокандские компоненты срастить в единое целое было невозможно из-за их антагонизма на территории Семиречья. Поэтому степняки "киргыз-кайсаки" стали именоваться казахами, а "кара-кыргызы" были переидентифицированы, как собственно кыргызы. Хотя ни внешне, ни культурно европейцам было весьма трудно находить различия. Но, если бы Россия не добралась до Кокандского Ханства, то в той версии альтернативной истории, где после крушения Джунгарского Ханства в Фергане и Семиречье до Балхаша главенствует Коканд, казахских доминантных этнических влияний не было бы ни для политических компонентов, ни для таких культурных маркеров, как идентификация аборигенных собак. Предпочитаемыми экстерьерами были бы тайгано-подобными или афгано-подобными, даже в степи, не смотря на иные ландшафты и предпочтения в специализации борзых. Название "тайган" могло бы распространиться далеко на север за пределы Балхаша. А собирательное название для таких борзых включать в себя "тайган" или "коканд-тазы".

С эпохи большевиков сателитное положение не исключало инкубационного созревания "казахской" парадигмы с кодами глубинных смыслов причастности ко всему евразийскому в контексте европоцентристских установок. В немалой степени и поэтому бытовой ислам степняков мог еще на стадии зарождения евразийской идеологии рассматриваться как нечто легко меняемое на тенгрианство, а через это единобожие на православие.

Эпические казахи Казахского Ханства к началу XX века уже канули в Лету. Прежних носителей пусть и схожих DNA-маркеров локальной популяции унес маятник катаклизмов 17-20 веков, а их потомство всегда было придорожным горошком для доминирующих держателей власти из иных систем. На смену им тогда пришли перетасованные веяниями иные ветви социальных общностей, пусть и со схожими гаплогруппами.

Проще говоря, "казахскость" на всем промежутке выше указанного периода государственной и идеологической правоприемственности не подразумевала. А культурная ее компонента в контексте советской социалистической парадигмы почти что растворилась в новых веяниях и погрязла в лубочных новоделах, идеологических адаптациях, железобетоне и асфальтовом полотне. Привязка популяции к адаптированному и обобщающему этномаркеру в 19 веке с санкции евразиских идеологов состоялось лишь как поиск альтернатив против еще способных к консолидации антагонистов из числа тех, на кого во втором десятилетии XX века могла поставить Британская Империя в регионе в рамках "Большой Игры" (see Piter Hopkirk, GREAT GAME).

Пока шла геополитическая рекогносцировка и перетасовка, о тазы никто особо не вспоминал. Поэтому привязки ее статуса к этномаркерам и в позднее царское, и в последующее большевиствое время не происходило. Все вокруг Великой Степи называли их тазы или тази - от Турции и Крыма до Урумчи, от Омска до Бухары и Иранского нагорья. В широких средах даже это не крутилось в головах советской публики. Умы были забиты контекстами иной актуальной амплитуды исторических вех. И, исторические тазы, оставшись на задворках, благодаря этому, пусть и без должного внимания, но выжили, уйдя в глубокий аборигенный омут.

Таким образом, сам вопрос "казахскости" требует, во-первых, осмысления на популяционном человеческом уровне через призмы геополитики 19-20 веков. А уж потом в привязке ко всему остальному, в том числе к аборигенным ориентальным борзым.

Поэтому, стоит признать, что сам вопрос «казахскости» для тазы в текущий момент обусловлен лишь современными политическими предпосылками, трендами и аспектами востребованности странового PR для властей Казахстана, а также привязанными к ним маркетинговыми стратегиями латентных и открытых дельцов кинологической индустрии, а также их потокателям, уже перешедшим на тиражирование даже рифмованных мемов и, мягко говоря, мифодизайну.

В свое время, в середине 90-х, на волне актуальности этнической самоидентификации и ряда проектов партийно-политического строительства в Казахстане, аборигенная порода всплыла на поверхность после долгих лет забвения. Но, очевидно, основной причиной популяризации была не эстетическая и утилитарная привлекательность породы, а контекстуальная потребность в трендах национального строительства, задаваемых безымянными концепт-мейкерами или иными словами – PR- и GR-экспертами.

Но, следует осознавать то, что и они, при всей своей номенклатурной важности и многозначительности, были не первыми инициаторами этого процесса. Т.к. концептуальные решения всегда и во все времена задавались «синоптиками». В данном контексте это не те лица, которые прогнозируют погоду, а создатели и инициаторы глобальных, транснациональных и трансрегиональных трендов на территории постсоветского пространства.

Тогда же в конце 90х - начале 00х была активизирована работа по поиску всего актуального «казахского» и вытаскивания его на поверхность из скудных анналов прежних повествователей и этнографов. В контексте ребрендинга, каким по-факту было вегетативное государственное строительство с бархатным транзитом с сохранением советской номенклатуры из числа местных "красных" кадров, появилась парадоксальная потребность возврата из социалистической утопии к удобным казахским этно-маркерам, поддающимся идейному восстановлению, которые за прежние 70 лет (плюс еще 70 предшествовавшего царского периода) до распада СССР были нивелированы до примитивизма или обрамлены иными контекстами. Как следствие, в 1996 году появляется первая казахстанская марка с тазы, но еще без привязки к этномаркеру и с неразличимым мета-расовым экстерьером, который аналогичен и для салюки, и для тазы иранского типа, и для ряда региональных казахстанских типажей.

Тогда и после, имиджевым строительством всего "официально казахского" занялись партийные структуры так называемой партии власти - "Отан" (отечество), которую впоследствии переименовали в "Нур-Отан" (сиятельное отечество) в угоду НУРсултану Назарбаеву и окружающим его кланам. У кормушки таких псевдо-имиджевых проектов стали роиться деятели и дельцы, готовые и способные работать на тренд. Так появились идеологические «опоры» для первичного педалирования вопроса по элементу национального достояния, каким, не без поддержки и причастности мифодизайнеров, уже два десятилетия заявляется порода тазы.

Всему этому также содействовал теле-радио комплекс так называемого первого президента и телекомпании его старшей дочери, к которому, все также с санкции партийных бонз, у тематических мифодизайнеров и контент-мейкеров появился доступ.

Тема тазы была аполитичной и льющей воду на удобные аспекты национального строительства. По всей вероятности, госзаказ тоже подразумевал педалирование политически аморфного контекста возврата к ценностям позднесредневекового национального достояния, как замену парадигме социалистического атомно-космического века с установками на мега-масштабное созидание. Как следствие, на лобные места были воздвигнуты статуи героев в кольчужных латах с традиционными натурально-хозяйственными ценностями и достижениями по поимки барсуков, лис и волков собаками с активным агрегатным состоянием. А прежних революционеров с европоидными типажами, отлитых в бронзе и бетоне, задвинули на задворки.

Объективно говоря, тазы так и стали одной из разменных монет в процессе самоидентификационного национального строительства и заполнения пустот концептами без чреватого эксплозивного социального потенциала.

К примеру, на мем, имеющий хождение в некоторых кругах и льющий воду на мельницу экстренной стандартизации про имиджевую статусность конской колбасы и параллель в поивязке к тазы, можно ответить: не все монголоиды – казахи, и по прошествии ряда вех и социальных контекстов не вся казахская популяция фенотипно сибирские монголоиды. И, даже "монолитная" тураноидность уже под вопросом. Этим можно показать, что в популяции с общим этническим маркером самоидентификации вполне себе допустимы компоненты, выходящие за рамки фенотипа. А с учетом вопроса транс-евразийской лингвистической общности-семьи, говорить о статичности и реликтовой законсервированности этноса на самом историческом фоне линейки 10-15 тысяч лет практически будет невозможно.

То же самое можно сказать и о тазы, предки которых с немногими отличиями, очевидно, существовали еще при шумерах и египтянах, и закономерно задолго до них. Как они тогда назывались тоже – вопрос открытый. Транс-территориальность этой расы собак требует к себе упорных стараний, чтобы избежать привязки к политическим, идеологическим и утилитарно-маркетинговым и потребительским аспектам социальной антропологии человека.

Кстати, сам вопрос аборигенности для тазы также имеет временные критерии, обусловленные пределами кровосмешения, суб-территориального образования популяции и временем первичного привоза «первых» (первичность - тоже вопрос спорный в силу неопределенности) особей и начала их адаптации. И, вопрос по ориентальным борзым тазы в Казахстане на данном этапе – едва лишь кинологический. Сейчас его надлежит рассматривать больше через призму этнографии и, в частности, социальной антропологии – науки весьма неудобной для мифодизайнеров и идеологов.

Отнюдь не исчезающая порода!

От посыла, что тазы – исчезающая порода нужно избавляться как можно скорее!

Это вводящий в заблуждение комплекс идейных и вербальных манипуляций, ведущих к трагедии стандартизации и безвозвратной консервации с последующим вырождением. Природу его следует искать через определение бенефициара/ов по результатам таких манипуляций. И, президентский «аларм» в этой связи – лишь инструмент в руках умелых дельцов, вожделеющих найти нишу для своих стратегий. Шаловливые ли их ручки в поисках нейтральных "дежурных тем" для озвучивания из первых уст с потенциалом «отвлекухи» или они (ручки) преднамеренно "в доле" надлежит еще детально выяснять.

Хотя, разумные люди и те, кто работали в формате «близко к телу» в квазианалитических структурах и прикладывали свои усилия к подготовке важных речей, должны понимать такие трепетные моменты, когда надо что-то ЕГО устами озвучить. Лоббированием ли чьих-то шкурных интересов это будет, либо поиском чего-то удобного и адекватного историческому моменту – вопрос каждого конкретного момента. И, я склоняюсь к мысли, что контекстами, задвинутыми еще в конце 90х прошлого века, теми самыми безымянными для широкой публики «синоптиками» и, после, оформленными умами аналитических «негритят» в форматах спичей и концептуального отката к «золотому» и достойному средневековью, вопрос выяснения «кто в доле» - вторичен.

Хотя руки на нем погреть всегда рады дельцы, пытающиеся сотворить легенды. Расчет достаточно прост: мало, кто из широкой публики имеет время глубоко проверять мифы и легенды, если они хоть сколько-нибудь коннектируются с трепетностью текущего исторического момента. А, создавать их за перспективу приближения к кормушке - дело квалификации едва ли выше среднего. Сложность технологии убеждения в этом вопросе сродни перетягиванию одеяла. Ничего сложного.

С учетом того, что ценности разительно изменились, достоянием сейчас является отнюдь не собаки все стремительно скатывающиеся к роли нахлебников, а более важные ресурсы. Очевидно то, что содержание собак любой породы в настоящих условиях – едва ли утилитарное занятие, если это не касается охраны домохозяйства, выпаса, или разведения для получения дохода.

Расклад пасьянса в текущий момент по лекалам патриотических чувств тоже  – вопрос сомнительной рентабельности. Но, при этом, он явно нисколько не акцентирует внимание на социальных аспектах бытия и не приводит к ментальным терзаниям масс. Аналогию можно провести с телеэфиром в Советском Казахстане: сетка вещания существовала, а ее гедонистический потенциал был на нуле. Поэтому эфир заполнялся говорящими головами, народными песнями, балетом, оперными певцами, хлеборобами, передовиками социалистического производства, третьесортными советскими фильмами и т.п. Таким образом, тематика тазы в текущий момент как тот самый "советский контент" на региональном ТВ - удобный нейтральный мессадж-транквилизатор с потенциалом национально-культурного успокоения и чтобы PRообразно (пиарообразно) поморочить голову. Кстати, здесь уместно будет иронично вспомнить, что некогда в августе 1991 года была балетная постановка "Лебединое озеро" на пару-тройку дней на центральном советском телевидении, дабы народ не знал, что происходит в стране. Тоже культурная компонента, и тоже чтобы поморочить.

Сейчас, как нельзя, кстати, вспомнили, что у Касым-Жомарта Токаева есть особи тазы. И, вероятно, некто задумались: «Так почему бы не пропедалить эту имиджевую около-национальную духовную «жвачку» и не прогнуться перед новым президентом и, вместе с тем, не пропедалить удобную тему?!".

А жвачкой-то она является потому, что темой данной сыт не будешь, да и самих собак не накормишь. Хотя, она этнична, эстетична, не дает устойчивого запаха псины (естественная характеристика породы), но, сама по себе исключительно лишь для увлеченных людей, готовых посвятить себя этим чудесным собакам как поведенческому феномену и этно-социальному явлению.

Для широкой же публики это – красивая легенда и элемент национального имиджа. Более того, расчет в педалировании темы был на то, что в подготовленном суррогатном мессадже никто глубоко копаться не станет. Ибо это вопрос узких специалистов, которых еще поискать. Но, это дает тренажер для повосхищаться и поколотить себя в грудь за статусность, многовековое величие и сокровенное достояние.

Особей тазы в Казахстане кратно, если не на порядки больше чем, к примеру, собак таких пород как эрдельтерьер, колли, бультерьер, ризеншнауцер и немалого количества других, которые попросту вышли из моды в предыдущие годы. От прежних фаворитов к настоящему времени на просторах аулов гуляют спаниелеподобные дворняги, нестандартные таксы с покровом и мордами шнауцеров и вульгарные ягды. Все это - последствия веяний, которые для породных собак как стихия сносящая их в кювет, если они не имеют аборигенного потенциала.

А касательно муссируемой мизерной численности тазы: лично мной было подарено и роздано (!) с 2011 по 2017 год из собственных литеров намного больше качественных щенков тазы, чем часто озвучиваеая  "плавающая" и «опечаливающая» цифра  по исчезающей популяции тазы в Казахстане, состоящей, дескать, всего от шестидесяти до полутора сотен особей. Порой в публикациях можно встретить и цифру в 300 собак. И, все равно, все это звучит, как неудачное попрошайничество непрофессионалов, стмулирующих нужду. Дескать, "Подайте. Сами мы не местные. Хлебушка давно не ели. Без него черную икорку сразу на колбаску приходится намазывать".

Кстати, хочется всячески акцентировать всеобщее внимание на том, что торговать национальным достоянием, каким позиционируется порода, мягко говоря – дурной тон. За все время раздачи щенков от моих производителей и алиментных щенков, больше «суеверной» мелочи мной не взято ни разу. Признаюсь, что пару раз с позиции включенного наблюдателя в социальном эксперименте я пытался обменять щенков на баранов для последующего их забоя.

Но, как я отметил, популярность тазы существует и муссируется лишь на телеэкране и в узких кругах коммерчески ориентированных заводчиков нацеленных на поддержание спроса, мол, на раритетную аборигенную породу. Реальная же среда сельхозпроизводителей – рациональная, ориентированная на рентабельность и давно уже не клюющая на трендовые посылы с телека, даже если они такие около благонамеренные.

Природа мнения из такой среды понятна: если собака, в условиях, сниженной ее утилитарности и при уже повсеместном наличии огнестрельного оружия и для охоты, и для охраны скота, все больше и больше – нахлебник, то трата средств на нее – это очевидное урезание семейного оборота или баловство для недорослей.

Отмечу, мне самому доводилось сталкиваться с ситуацией, когда, чабан, в хозяйстве которого есть приотарные собаки, без сожаления поменял одну здоровую и приличную особь тазы лишь на одну свежую хлебную лепешку. Есть фотокадры и свидетели той сделки. По всей вероятности, он был удручен фактическим статусом нахлебника той собаки в его хозяйстве по сравнению с приотарными собаками.

Дело в том, что в настоящее время люди имеют доступ к высокоточному стрелковому оружию, используемому в качестве забавы. А индустриализация и инфраструктурные подвижки в частгости в Алматинской агломерации «оживили» регион дорожными строителями, интенсивным движением транспорта, туристами, путешественниками выходного дня, маятниковыми мигрантами и прочими. Исходя из всего этого, округе на 100-150, а то и 200 километров вокруг города Алматы живность, служившая подножной кормовой базой для тазы, по большей части исчезла. Поэтому, для чабанов, угодья которых вдруг перестали иметь статус «волчьих углов» и «буранных полустанков», содержать тазы стало не только нерентабельно, но и накладно. Собакам теперь надо обеспечивать увеличенный паек из-за отсутствия дичи. И это, поднимает вопрос сохранения аборигенной породы из иного цивилизационного порядка, упирающегося в вопросы урбанизации, индустриализации, развития инфраструктурных проектов и прочих антропогенных факторов современности. Чем пожертвовать мы едва ли готовы в угоду сохранения этой аборигенной породы.

Среди прочих контекстов обращает на себя внимание вопрос форматов содержания тазы. Естественно, в силу ментальных и форматных причин, содержание особей данной породы в городских условиях квартир – мучение для этих собак. Некоторое время назад в городе редко можно было встретить таких собак. Но, теперь это случается. И, что меня, привыкшего видеть своры и отдельных особей в безкрайней степи в молниеносном движении, больше всего шокирует - на поводке. Более того, сам симбиоз человека и тазы в этом случае превращается в подавление первым вторых, т.к. сам формат городского содержания определяется ТБ и, как следствие, ломкой аборигенной психики собак.

Чтобы найти возможность столкнуться с тазы в их естественном аборигенном формате, необходим целевой настрой, а также хорошая автомобильная оснастка с ресурсами для дальних поездок по округам, где есть пространства для выгула скота, охот на расплодившихся лисиц и барсуков в междуречьях и оврагах, с барханах и на каменистых осыпях, а также условия обеспечения хозяевами рациона для их одиночных особей или свор.
 
Чтобы встретиться с тазы в традиционной для них среде обитания надо быть в контексте и целенаправленно двигаться в локальной Ойкумене. К примеру, проводя параллель, встретиться со степными удодами в городе также нельзя. Нельзя встретиться с сольпугами, каракуртами и скорпионами, хотя ими Алматинский регион в некоторых местах кишит. Незнание же широкой публикой всей дорожной карты вне магистральных путей льет воду на стенания по поводу тазы, как об исчезающей породе. И, такой статус весьма удобный мессадж для дельцов из заинтересованных кругов.

Бенефициарами по факту распространения такого мессаджа, который при случае, и посодействовав его распространению, можно вложить в статусные уста, являются те, на ком, как говорится, шапки загорятся, если контекст поменяется. То есть, если всем казахстанским кинологическим ассоциациям, клубам и частным заводчикам запретить вывоз, продажу и дарение щенков тазы за рубеж хотя бы на 10 лет, объявив мораторий, то это сослужит делу сохранения этой аборигенной породы бОльшую службу нежели все сотрясания воздуха о брендовом национальном достоянии. Бенефициары по большей части сразу же отвалятся с тела выздоравливающей породы, как клещи, подвергнувшиеся санитарной обработке. Создавать имидж редкой и исчезающей породы будет незачем. А генофонд и рост популяции тазы только выиграют от этого.

Более того, и я не устану это повторять, исходя из народных традиций, торг нацдостоянием – признак дурного тона. Щенков тазы лишь дарили как показательный и священный ырым – примета-повод в привязке к уважаемой персоне или событию.

И только в условиях запредельной «звездности» той или иной особи, имевшей «супергеройскую» славу, выходящую далеко за пределы округи, такую «звезду» или ее потомков можно было достойно бартером обменять на богатства, сразу же поднимающие статус персонального владельца или коллектива владельцев. Кто определял курс сделки, тот и задавал тон в мультиплицировании мессаджей об отарах и табунах за одну особь тазы. Скорее всего, масло в огонь подливали и новые владельцы, прибавляющие к важности "ырыма" еще и некоторое бонусное количество возмещения (которого по всей вероятности и не было) для поощерения "звездности" своего обретения. Реклама - она такая реклама. Инфоповод – он такой инфоповод. В любые времена.
 
Сейчас мы живем при другом хозяйственном укладе. Чтобы тазы стали увлекательным хобби надо быть фанатиком в хорошем смысле этого слова, со способностью втиснуться в нишу, или энтузиастом-исследователем. А это требует немалых расходов на обеспечение рациона и вывоз особей и свор на прогулки/охоту. Какая-либо маржа в таких случаях, может лишь присниться таким владельцам. Такие «тазы-фрики» покрывают расходы за свой счет или в редких случаях - продажей добытых шкурок скорнякам.

Несколько иной подход имеют владельцы, рассчитывающие на рентабельную маржу с продажи щенков. Хотя, надо признать, в условиях финансового дефицита, явно выраженной границы между "фриками" и делюгами не существует. Все мечтают и хотят заработать и тем самым полнять свой статус. Но, многие увлекшиеся телевизионным имиджем неофиты, сталкиваясь с вопросами рентабельности и, не находя ниши по обеспечению рациона и возмещению затрат на выезды, понимают, что содержать тазы невыгодно.

Начинаются попытки продать или поменять собаку на телефон/объем топлива/покрышки/седло/стройматериалы. Это в большинстве случаем едва удается, что приводит к переходу тазы в состав собак-париев на аульных пустырях, питающихся подножным кормом со свалок и отвалов. Это означает, что тазы переходят на самообеспечение в формате выживания. В других случаях, если есть опасность, что тазы начнут давить всю живность соседей такие владельцы отвозят своих к родственникам и знакомым на далекие фазенды, где эти собаки также предоставлены сами себе, но в более комфортных, с позиции их специализации и подножного пропитания, условиях.

Ориентироваться на бизнес по продаже щенков у большинства неофитов едва получается, что также заставляет оставлять надежды и переходить к их дарению для налаживания хороших отношений на перспективу. Круг замыкается и тазы вновь возвращаются к аборигенному статусу. Конечно, в этом сейчас присутствует энтропийный фактор – изобилие даже в отдаленным местностях дворовых и приотарных собак неустановленного происхождения.

Но, на это, при соответствующем внимании и понимании вопроса, можно смотреть, как на стимуляцию интеллектуальной активности владельцев или процесс прилития новых кровей. А, вопрос «дурегей-тазы» в этом контексте также весьма глубокий, уводящий в глубины веков и истокам фенотипных особенностей степных и прочих типажей тазы.

Иное дело в разведении тазы это – собственно коммерчески ориентированные заводчики и так называемые некоммерческие организации – кинологические клубы и ассоциации, которые по большей мере сфокусированы на взаимодействии с платежеспособными зарубежными консьюмерами и транснациональными сетями перекупщиков. Вот именно для этих двух категорий «лепится» и стимулируется миф об исчезающей и редкой породе – Казахская борзая Тазы.

Маркетинговая активность требует поддержки соответствующей имиджевой репутации для товара. Стоит отметить, что в связи с российско-украинским конфликтом, а также втянутости в него в определенной степени Беларуси, вопрос связи с сетью перекупщиков и транзита тазы через эти страны и восточно-европейский буфер - в состоянии неопределенности. Поголовье растет, а сбывать его стало некуда и некому. Вероятно для этого, некоторыми кругами и лоббистами активизирована работа по «самостоятельному» выходу на арену поставщиков живого товара в пределы, где могут платить достойно.

Все остальное – нацеленный на около патриотические чувства шрот. Хотя он, надо отметить, даже при нулевой рентабельности на автомате создает институт неофитов зарящихся на породу. А это в свою очередь, стимулирует круговорот: амбициозные ожидания, -> попытки/неудачи, -> отказы -> отправку собак в «волчьи углы» и «буранные полустанки».

В любом случае, даже этот последний вариант публичного кругооборота поддерживает породу и даже при нулевой рентабельности. Единственное печальное из всего этого то, что этот шрот, вложенный в уста президента, по сути своей, льет воду на чужие мельницы. Здесь напрашивается параллель с детьми, которые в разные годы были усыновлены иностранцами и вывезены за пределы нашей страны. Только сейчас на их место поставлен иной живой товар с имиджем исчезающей экзотической породы – привлекательная и трендовая так называемая КАЗАХСКАЯ тазы из такой экзотической страны, как Казахстан, который был пропиарен и комиком Коэном, и фактом воздвижения столицы в резко-континентальной климатической зоне, и сомнительного контекста событиями формата "false flag" января 2022 года.

Что такое признание FCI и к чему это может привести?

Статус зарегистрированной и признанной породы нужен исключительно для содействия стратегиям коммерциализации породы и ее консьюмеристской утилитарности. После достижения зарегистрированного статуса для аборигенных в Казахстане тазы всем владельцам и кинологическим организациям необходимо будет неукоснительно соблюдать созданные не нами правила и регламенты, чтобы следовать рыночной конъюнктуре. Такая вот c’est la vie.

Были попытки разработать отечественные стандарты. И имитация активной работы демонстрировалась на телеэкранах. А кому была выгодна эта имитация? Конечно же, тем, кто видел в этом выгоду.

Пока что, статус аборигенной породы, не привязанной к обязательствам, оберегает ее от воротил и радетелей с «благими» намерениями. Однако, по аналогии с «инициативами снизу», выдвигаемый вопрос сохранения национального достояния и недавно последовавшее президентское поручение для президентской администрации,   способны привести к формализации того, что связано с тазы. За этим последует регистрация каждой особи, хозяин которой претендует на фиксацию побед в клубных и госреестрах, а также слежение за исполнением утвержденных FCI регламентов. Все это будет вытекать в весомую «копеечку» – регистрационные процедуры (линии, литеры, приставки, хозяева), поддержание и экспертная оценка, членские взносы и т.д и т.п.. Естественно, как говорится "колхоз - дело добровольное". Но, понуждение произойдет путем навязывания непреодолимых обстоятельств.

Кроме того, «нарисуются» обязательные требования по рациону и прочему, которые необходимо будет соблюдать, выбирая лишь установленных поставщиков кормов, прививок, витаминов и добавок. Установки коснуться  тренировок, состязаний, охот минимумов, ветеринарного освидетельствования и пр., пр., пр., что потребует траты соответствующих средств. Это приведет к тому, что много чабанов и любителей, еще неравнодушных к породе, едва справляющихся с содержанием одной-двух особей, должны будут отказаться от породы вообще, не справляясь с наплывом свалившихся на голову обязательств. Врзникнет двоякая система "официалки" и "подполья", которое не будет претенжовать на официальные pedigree-статусы, но из этого массива со сниженной стоимостью дельцы будут черпать вдохновение. Сразу вспоминается историческая подоплека для песни 16 tons, с обязательствами "I owe my soul to the company store".

Крупные же ассоциации, кинологические клубы и коммерческие питомники станут единственными владельцами породы, а организованная кинологическая индустрия уничтожит аборигенный статус этой породы. И... прощай собачка.

В теме аборигенных собак налицо завуалированный под радение национальных и традиционных интересов подвох с тяжелыми последствиями – вплоть до потерь в генофонде региональных тазы. Ведь, от мягко постеленного, до прокрустова ложа – один шаг!

Лучше уж оставить все как есть, даже на текущем уровне запущенности, чем отдавать на откуп породу дельцам и воротилам состоявшегося рынка Западной Европы, уже больше века прибывающим в этом бизнесе, а также их потакателям на теплых местах в Казахстане. Туда мы со своим уставом не пролезем, а вот соблюдать их требования вынуждены будем всей нашей страной. Все же знают, что незнание закона не освобождает от ответственности!
 
Чем это грозит? Во-первых, мы потеряем региональные экстерьерные фенотипы и генетическое разнообразие. Во-вторых, к теме дурегей-тазы мы вообще никогда не сможем обращаться. А ведь, в культуре тазы это всегда был целый институт отношений и планировки. Собственно, без этого института наши тазы ничем бы не отличались от сопредельных, трансграничных и других родственных аборигенных пород.

Для справки: термином дурегей-тазы обозначаются стихийные или намеренные помеси тазы с другими собаками и сопутствующая их выбраковка. Квалифицированные отечественные специалисты, генетики и старейшины знают, что формирование аборигенных пород – длительный и сложный процесс с бесчисленными проблемами и ошибками, тупиками и долгосрочными процессами. И, это все само по себе создает уникальный портрет аборигенного статуса тазы.

Вопрос дурегей тазы в кочевой культуре никогда не мог рассматриваться через призму тотальной выбраковки. Многие века выборзки и помеси с другими представителями расы тазаоидов/салюкоидов/азаваков/караван-догов, с другими породами собак, а по всей вероятности и с другими Canini влияли на степных тазы.

К примеру, ряд линий тазы до сих пор имеет пучок белых волос на кончике хвоста, который по догадкам мог достаться от далеких африканских предков еще на начале дрейфа этой собачьей расы. Сейчас такой кончик можно видеть: и у миниатюрных левреток в Италии, и у азаваков в Тунисе или Марокко, у многих линий тазы в Центральной Азии и в Иране, и у сигоу в Китае. Более того, через вымесков этот признак ушел и к последующим породам – хортая борзая, средне-русская степная борзая и к собакам полностью вышедшим за рамки фенотипа – к дворнягам-париям и приотарным собакам, хвосты которых хоть и обрезаются еще в первые недели жизни, но, по ним видна эта черта. Все это свидетельствует об аборигенном дрейфе, который останавливать требованиями к породе категорически противопоказано, т.к. это выкидывает популяцию из аборигенной в статус искусственной и выставочно-стандартизированной не по бытовым лекалам кочевой культуры, а по требованиям международных экспертов.

К вопросу об источниковедческой базе

Как известно, подавляющее большинство современных авторов материалов о тазы склонны ссылаться на идеи о данной породе из старины глубокой. Однако временная ее дистанция (старины) уводит не дальше середины и конца 19 века – в период активной колонизации степного края Российскрй Империей и взоров, устремленных ею на соседние с ним пределы.

Взирали в том числе и зоогеографы-натуралисты, и охотники-борзятники, совмещающие госслужбу с графоманией. Ибо модно было вторить потенциальным противникам в рамках Большой Игры (см. Peter Hopkirk “The Great Game” / Питер Хопкирк «Большая Игра»). Это было стремлением выглядеть заинтересованными исследователями, хоть и не такими же скрупулезными, как британцы по ту сторону Памира.

Кроме этого, также в пользовании  наших современников есть кое-какой скудный материал советских натуралистов и кинологов. Но, по всей вероятности, их мизерный интерес того периода характеризовался отношением ко всему связанному с этнографией, как к «темному прошлому», отвлекающему от передовых взглядов строителей социализма. Более того, само понимание класса борзых собак сразу же в послереволюционный период обрело классово-чуждый контекст на примере Русской Борзой.
 
Как известно, борзые и в частности порода Русских псовых борзых с момента падения царизма ассоциировались с помещичьим сословием и перегибами крепостного гнета, даже не смотря на высоко качественную культурную компоненту, отражавшуюся в изобразительном искусстве и натуралистических очерках через призму романтизма. Идеологические мессаджи о помещиках, принуждавших крестьянок, имеющих младенцев молочного возраста, вскармливать щенков грудным молоком, вероятно имевшие под собой основу реального фактажа, будоражили сознание активистов нового времени.

Все эти контексты мрачных времен угнетения накладывали клише классовой чуждости даже на аборигенных борзых «отсталых народов». Которые, хоть и были в немалой степени предковыми для Русской псовой борзой, и, более того ориентальными типами борзых, но все также относились к такому же классу охотничьей специализации. А, попытки копаться в «татарскости» таких предковых форм Русской Борзой – в значении степной аристократии и всего инородного, тоже могли привести к скатыванию в классовое противостояние и к угнетателям чуждого социального происхождения. Никто в этом не разбирался, а об элитарности аборигенных собак в условиях всеобщего нивелирования думать было вообще чревато.

И в царское, и в советское время этнографы и исследователи редко углублялись в этнографические аспекты симбиоза этой расы собак с человеком из иного культурно-хозяйственного уклада. Помимо этого, собственное понимание темы от «пандитов» об ориентальных породах борзых собак в land lock area, каким был Центрально-азиатский регион, выпадало из линейки интересов, обусловленных имперским противостоянием и текущими целями. Разительная хозяйственная и культурная дифференциация, устранить которую смогли лишь большевики методом отказа и придания забвению, играла не в пользу глубокого исследования тазы.

Об актуальности поиска альтернативных путей сохранения

Отдав тазы, как элемент нацдостояния, на откуп транснациональным дельцам и отечественным потакателям, мы загоним эту аборигенную породу в неестественные для нее регламенты. И, это не позиция, сходная по своему характеру с принципами «луддитов» – сопротивление  нововведениям. Здесь следует прочувствовать ситуацию порога с контекстуальной точкой бифуркации, при которой, принимая предлагаемые правила, мы – отнюдь не профессионалы в высшей лиге транснационального социального дарвинизма. В попытке начать играть на чужом поле интересов со своими наивными или наигранными посылами мы в постоянной опасности угодить под афальтоукладочный каток вместе с аборигенной породой.
 
Возможно, с подачи ряда кругов для президента и его спичрайтеров это видится азартной забавой и имиджевым экспериментом и удобным кирпичиком для здания странового PR. Но, для ценителей этой породы все это имеет перспективу превратиться в усугубляющиеся заботы. Если государство хочет отдать аборигенную породу под стандартизацию FCI, то почему бы тогда весь казахстанский госаппарат не отдать во внешнее управление транснациональным дельцам окончательно?!

Я уверен, что с аборигенными породами следует выбирать иные подходы и пути их сохранения, ориентированные на рядовых владельцев. Нельзя превращать тазы, исторически маркированных как «кормильцы» в «кормушку», даже если они уже не вписываются в сменившуюся культурно-хозяйственную парадигму, а наш рацион значительно отличается от того, что спасало наших предков.

Мы давно уже не живем в юртах и, вероятно, уже не вернемся в них. На смену кочевому животноводству пришло отгонное и стойловый откорм. В бесбармак мы порой добавляем картофель, о котором не знали ничего пару веков назад. Сложносоставные луки и кольчужные латы – лишь декорации-артефакты на настенных коврах в наших гостиных. И, подобных культурных подвижек очень много. Но, надо глубоко задуматься над тем, чтобы тазы в Казахстане, выйдя и аборигенно-примитивного статуса, не превратилась лишь в индустриальный финт как декоративная выставочная или спортивная порода с высоким маркетинговым потенциалом за счет ее распродажи.

Если честно, то даже видеть тазы на поводке в городских скверах и парках это, как, извините,  – серпом  по яйцам! И, смотрится это подобно тому, как надевать для поездки на итальянском мотороллере вместо пластиковой мотоциклетной каски кованный средневековый остроконечный шлем из родового сундука.