Зй, просыпайтесь! 9

Глава девятая
Виктор встретил Лену внизу, обнял, промокнул губами слёзы на её щеках. Она уткнулась лицом ему в плечо. Некоторое время они стояли обнявшись, потом, поддерживая в темноте друг друга, сели рядом с детьми на доску, укрылись одним льняным полотном. Лена склонила голову к нему на плечо и прошептала:
— Прости меня, пожалуйста. Надо было кричать, а я разделикатничалась.

— Ты ни в чём не виновата, — ответил Виктор. — Это Зимин повёл себя по-хамски!

Она помолчала в раздумьи и возразила:
— Сергей Михайлович не хамил. Сегодня в Москве решались вопросы финансирования работы Центра. Пару месяцев назад он поручил мне изучить архивные материалы, касающиеся проведённых нашими предшественниками экспериментов, опросить участников, задокументировать их ответы. Я периодически отчитывалась перед ним. Вчера он вернул мне флэшку, на которой всё представлено в электронном виде, красочно, зримо, с удобной навигацией, и попросил добавить небольшие штрихи — работы на один час, не более. Сегодня утром флэшка должна была быть у него на столе, чтобы в разговоре с министерскими чиновниками стать весомым аргументом, подтверждающим важность проводимых Центром работ. А флэшка сейчас в моей сумочке под водой. Такие вот дела.

— Но, если ты ему звонишь, он вначале должен тебя выслушать, а потом давать волю эмоциям!

— Мой шеф не просветлённый гуру, а обычный человек. Большинство людей цепляются за негатив так, что тот разрастается до космических масштабов. Ты ведь знаешь этот закон: брошенное кем-то дурное слово затмевает для человека десяток сказанных в его адрес комплиментов?

— Ну, и что?

— Вероятно, шеф услышал в Москве немало возражений со стороны консервативных коллег и не смог добиться утверждения планов по дополнительному финансированию проводимых нами работ.

— Меня в школе, должно быть, тоже нехорошо вспоминали: исчезла, никому ничего не сказав, да ещё и мобильник молчит, — подключилась к разговору Даша.

— Дайте поспать, — взмолился Юра. — Надо набираться сил, чтобы выбраться отсюда, — толкнул локтем Сантипова: — Дядя Витя, у вас хорошо получается, усыпите всех!

Повисла тишина. Выждав пару минут, Виктор тихо произнёс:
— Ну, коль никто не возражает, начнём. Расслабьтесь, пожалуйста. Закройте глаза… Глубокий вдох… Задержка…

Минут пять спустя, Юра и Даша, прижавшись друг к другу плечами и опустив головы, стали мерно посапывать.

— А мне, что-то не спится, — прошептала на ухо Виктору Лена. — Думаю, согласиться стать твоей женой, или как?

— Ты сомневаешься в моей искренности?

— Нет. Мои сомнения другого рода. Скажи, ты не догадываешься, почему Зимин именно мне поручил встретить тебя с Юрой?

— Даже не задумывался.

— Дело в том, что я превосходно читаю чувства.

— Я тоже не бесчувственный.

— Тебя могут, осознанно или неосознанно, обмануть, меня — нет. Я улавливаю чувства в их беспрерывном движении, во всех оттенках, взаимосвязях с внешним миром и внутренним состоянием человека. Ощущаешь разницу?

— Не совсем…

— Например, я знаю, что ты ещё до пещеры несколько раз хотел обнять меня, прикоснуться поцелуем к губам, но сдерживался, вероятно, вычислял возможные последствия. Разве не удивительно?

Виктор промолчал, не совсем понимая, какое отношение всё это может иметь к её принятию или непринятию его предложения о браке.

— А здесь, в пещере, вдруг признался в любви. Почему?

— Созрел.

— Не совсем так. Признался потому, что твои чувства окрасились болью и состраданием, оттеснив «вычисления» на второй план.

— Что в этом плохого?

Лена подняла голову с плеча Виктора, подоткнула льняное полотно плотнее под его спину и выпрямившись, ответила:
— Ничего. Констатирую факт, — помолчала в раздумьи и продолжила: —Когда-нибудь мы выберемся отсюда, а значит, твоя любовь, настоянная на боли и сострадании, потеряет эти опоры и снова «вычисления» переместятся на передний план. Ты предложишь мне поехать с тобой в Свободный, я откажусь. Что тогда?

— Сейчас уже ты вычисляешь.

— Поставила себя на твоё место.

— Но почему бы тебе, действительно, не поехать в Свободный? — Виктор развернулся к Лене и, раздражаясь, что не может увидеть в темноте её лицо, выложил неоспоримые на его взгляд аргументы: — У нас будет большой дом, у меня престижная работа и приличный заработок, которого хватит на то, чтобы финансировать обучение Даши в частном университете или проводить отпуска на лучших курортах. Ты, если захочешь, можешь совсем не работать. Чем тебе это не нравится?

Уловив приглушённые нотки раздражения, Лена нашла его ладонь, сжала её.
— Послушай и постарайся понять. Здесь у меня не работа, а то, чем я хочу заниматься всю жизнь. Всю жизнь! Понимаешь? То, что мне за это деньги платят — просто небольшой бонус.

— Мне Зимин тоже предлагает тут у вас такую зарплату, которую иначе как небольшим бонусом не назовёшь. Но на что мы будем жить?

— Ты хорошо сказал — жить. Я хочу именно жить, а не тратить жизнь на зарабатывание денег. Улавливаешь разницу?

— Чистой воды идеализм!

— Ты умный, сильный, бесконечно добрый, но до сих пор не ответил самому себе на главные вопросы всей жизни: Кто ты? Зачем живёшь на этой планете?

— Живу, чтобы жить.

— Это не ответ.

— Есть другие варианты?

Лена отпустила его ладонь, поправила на голове волосы и сделала заход с другой стороны:
— Ну, хорошо, — немного помолчала, собираясь с мыслями. — У меня папа часто напевал одну песенку. В ней есть такие слова:

Понимаешь, это странно, очень странно,
Но такой уж я законченный чудак:
Я гоняюсь за туманом, за туманом,
И с собою мне не справиться никак.
Люди сосланы делами,
Люди едут за деньгами,
Убегая от обиды, от тоски…
А я еду, а я еду за мечтами,
За туманом и за запахом тайги*.

Папа был романтиком. В советские времена многие мечтали быть не толстосумами, а геологами, бродягами, моряками — гоняться «за туманом и за запахом тайги». И люди были счастливы независимо от толщины кошельков. Потому что счастье обитает там, где заканчивается желание брать и рождается потребность отдавать. Сейчас магазины ломятся от избытка товаров, в материальном плане мы живём лучше тех романтиков, а радости стало меньше. Ты психолог, можешь объяснить, отчего так?

Виктор, обрадованный, что от абстрактных «соприкосновений с вечностью» разговор возвращается в привычную для него колею, оживился, нашёл в темноте руку Лены, поднёс к губам, поцеловал тыльную сторону ладони и объяснил:
— Счастье, радость моя, зависит от состояния ума. Когда ум свободен от беспокойств о будущем, он раскрывается. При социализме, в силу множества причин, беспокоились о будущем меньше, поэтому уровень счастья был выше. — Помолчал и добавил главное: — Но не забывай, чтобы многое дарить, нужно многое иметь. Одно без другого не работает.

— Ты опять всё сводишь к материальному. Дарить можно и улыбку, и хорошее настроение, комплимент, сочувствие, любовь… Материальные подарки — это здорово, но без всего перечисленного они оборачиваются в подачки, душу не греют. Почему дети, независимо от материального достатка их родителей, в сотни раз чаще нас, взрослых, улыбаются? Почему радуются жизни даже живя в трущобах?

— Ты хочешь сказать, что в вашем Центре работают над тем, как сделать нас всех счастливыми?

— Примерно так, но не «сделать», а «помочь» найти путь. У каждого он свой, но есть и общие ориентиры. Материальное имеет ценность только как вспомогательный инструмент для духовного развития, но не как самоцель. Ты согласен?

— Чем больше человек захвачен идеей достижения личного счастья, тем дальше оно удаляется, а потому…

Виктор не успел досказать мысль, как раздался истошный крик, неожиданно проснувшегося Юры:

— Бежим! Здесь всё рушится! — Паренёк толкнул в бок Виктора, вскочил на ноги, подхватил на руки сонную Дашу, побежал к ведущему в пещерный зал проёму, споткнулся, чудом удержался на ногах, обернулся и ещё раз прокричал Виктору с Леной: — Спасайтесь! Бегите к нам!

Не понимая, что случилось, оба вскочили на ноги. Виктор пошатнулся. Лена вцепилась в полу его распахнутого пиджака, потянула за собой. Оба сделали несколько шагов вперёд… Позади раздалась дробь падающих камней, треск раскалывающейся доски. Не сговариваясь, оба обернулись. Темноту коридора пронзили лучи света — не яркие: вероятно, солнце ещё не поднялось, но достаточные для того, чтобы осветить масштаб разрушений. На том месте, где они только-что сидели, лежал громадный валун, с одной стороны его торчал обломок доски. Винтовая лестница до половины была сорвана с колонны и, ощерившись изогнутыми прутьями перил, покачивалась над заваленным землей и камнями полом. Выход наружу, большую дыру, в дальнем углу которой бесшумно вращался между двух полос металлический шкив, теперь отчётливо видели все, но путь наверх был разрушен.

Некоторое время они молчали, потом Даша, ещё удерживаемая Юрой на руках, ткнулась лицом к нему в плечо, разревелась и, тут же соскользнув с его рук, закричала:
— Это я! Я во всем виновата! Нас в школе предупреждали, что ходить в пещеру нельзя…

— Что ты, Дашенька, — шагнула к ней Лена, обняла, прижала к себе. — Мы вместе с тобой думали, как лучше развлечь гостей. Правда ведь? У нас на работе тоже говорили, что ходить сюда опасно. Я как мать должна была тебя остановить, но не сделала этого. Это не твоя, а моя беспечность.

Даша, продолжая всхлипывать, подняла глаза на Юру. Встретившись с ним взглядом, тут же отвернулась и ничего не ответила матери.

— Если на то дело пошло, — подал голос Виктор. — Я тоже не могу считать себя жертвой. Однажды меня в Крыму друзья уговорили пойти с ними в одну из местных пещер. Так наш проводник заранее всех проинструктировал, чтобы на каждом были соответствующие одежда и обувь, чтобы средства связи были исправны и заряжены. Перед тем, как мы вошли под своды, позвонил кому-то из друзей, чтобы тот знал, куда мы идём, когда выйдем наружу и перезвоним что с нами всё в порядке. Но я, зная все эти правила, не остановил вас, а сам ввязался в эту авантюру. Так что моя вина, как более старшего, более опытного, более знающего, здесь наибольшая.

Сверху слетело несколько кусков дёрна, следом пролился тонкой струйкой ручеёк, и тут же иссяк. С другого края проёма, монотонно, с интервалами в пять-шесть секунд закапала вода.

— Ну, коль искать настоящего виновника, — прервал молчание Юра, — то это я. Как только мы вошли под своды пещеры, сразу почувствовал, вернее – узнал, что нас ждёт здесь что-то опасное. Понимаете: знал, но ничего никому не сказал. Такие знания приходят неожиданно, как чужие мысли. В достоверности их у меня никогда не возникает сомнений, но я не загородил собой вход. Боялся, что вы меня назовёте трусом. А на деле сам струсил…

Стоявший рядом Виктор, хлопнул паренька ладонью по спине:
— Не возводи на себя напраслину. Мы бы тебе, действительно, не поверили. Зато сейчас всё вышло по-другому, — помолчал. — Удивительно, выходит человек может не только мысли читать, но и предугадывать, исходящую от окружающей среды угрозу, — обнял Юру за плечи. — Выше голову! — перевёл взгляд на Лену с Дашей. — А вы почему сырость разводите? У нас теперь есть свет! До свободы метров восемь осталось! Давайте лучше подумаем, как их преодолеть.

*«За туманом» — популярная песня ленинградского барда Юрия Кукина. Слова автор писал, сидя на платформе товарного поезда во время поездки из Ленинграда в Горную Шорию, куда, сопровождая трактор, ехал в свою вторую геологическую экспедицию в качестве рабочего. Песня долгие годы была неофициальным гимном геологов и туристов

Окончание - http://proza.ru/2024/03/16/1730

Начало повести - http://proza.ru/2024/03/02/712