Прощен пророком

Мистический боевик.
Продолжение цикла рассказов на одну букву. Данный рассказ является продолжением истории о майоре МУР Максиме Минаеве. Первый рассказ о нём называется « Мавританская модель »  опубликованный на моей страничке.


                Пьянство пагубно. Пока пьёшь – предвкушаешь превосходство, превозносишься пряничной птахой, пыжишься, петушишься. Память пьяного – плохое подспорье поиску правоты-правды. Плохое.
                Максим Минаев пил, проклиная правобережье Припяти. Пил, придавая проклятью праведность правопорядка, правящий прагматизм, политику.
Портрет пятерых парней – перечёркнутый печальной полосою позумента. Поминальные просфоры – подобно плахам, поджидающим палача. Пять позолочённых патронов – пугающие пиками пуль. Поминальное пламя – пульсирующее, потрескивающее, пронзающее пустоту полумрака. Портрет пятерых… Память, память, память…

                Панин Пётр, Попов Прохор. Пакистанский Пешавар-Пенджаб (Пятиречье) – преторий «правоверных» преступников. Прекрасно проведённая профилактика позволившая подорвать полномасштабную переправку подготовленных провокаторов  пашалыкам Памира. Позже, приговорены  пуштунами - панисламистами. Побег. Помогли пограничники. Подлечились. Полуторагодовалое продвижение по преподавательскому Парнасу. Покой – пресытил. Предлагали повышение, парни предпочли патриархальной Петровке-38, понурое полесье Припяти.
                Подкосин Парамон Поликарпович. Подполковник, поборник правопорядка – прокурор. Патриот Припяти – полномочный представитель пострадавших правобережных поселений.
                Протоиерей Питирим. Прапорщик погранвойск, пожелавший принять постриг после произвола провокаций политбюро. Пастырь – полюбившийся прихожанам прямотой проповедей, прекрасным пением православных псалмов. Пастырь – помогающий престарелым пенсионерам  прозябающих провинций.
                Павлуша – племянник Подкосина. Пятнадцатилетний пацан-подросток. Проказник, пройдоха, проворный, проницательный покладистый парнишка.

         Макс поправил пятернёй поседевшую причёску. Потрогал пальцем простреленное перевязанное предплечье. Почувствовав пронзительный приступ, побледнел. Полумрак, подмяв подоконник, подслеповато полз, плутая печальным полуночником, помрачая периметры, пряча подлунные пейзажи. Пустота – прогорклая, придавленная, почерневшая – поглотила провальной пропастью…
Повинуясь провидению, майор, пролетая, падал, проламывая пурпурные паутины пульсаров…, протыкал полыхающие протуберанцы пространств… Полёт? Падение?… Полёт – покаянного пилигрима – призванного праведными пророками… Падение – падшего пессимиста, порочного пигмея – плакальщика пьяницы… Проклятия? Похвала?… Память прожигала, память преследовала, память повелевала плёткой палача… Портрет… портрет пятерых…

                Минаев преследовал преступников, подробно посвящая Петровку, поясняя пути перехвата. Пятерых преступников повязали питерские «пинкертоны». Пятерых, положил Попов, пресекая перестрелку – передел перессорившихся паханов преступного паблисити.
Погоня произошла после повергшего Полесье печального происшествия – пленение племянника Подкосина. Пленив подростка, преступники пытались прорваться под польское покровительство. Подкупив пограничный пост, предводитель по прозвищу Петух, постарался  петлять по просёлочным пролескам. Подкосин, понимая притеснённое положение, постыдился привлекать профессионалов. Предупредив письмом прокуратуру, пошёл персонально. Преступники, пряча племянника, подталкивали Подкосина приостановить преследование. Преднамеренная пауза позволяла Петуху перейти погранзону. Прокурор прекрасно понимал; приостановить преследование – предать профессию, преследовать – потерять племянника – поэтому пошёл персонально.
Полученное  письмо поставило профессионалов перед пикантностью положения. Панин, Минаев, Попов – продумывая план, попробовали предугадать подтекст противостояния.
Прозондировав почву, прознали про подкупленный погранотряд. Постовых поменяли.
Первым погиб Подкосин. Пренебрёг повадками подонков, полез под пули, пытаясь принудить последних покориться правосудию. Пуля, пробив правое полушарие, прибрала пятидесятилетнего подполковника.
Переступив порог – преступники перегнули палку.
Просторы Полесья позволяли прятаться. Подразделение Попова, прочёсывая пойменные плавни, попало под паводок. Половодье подтопило просёлочные пролески – похерило поиск. Поисковикам пришлось пробираться почти плавая под промозглыми потоками. Попова поглотила промоина «припудренная» песчаником. Помощь пришла поздно… Плащ-палатка Прохора, попав под погрузневший плывун, погребла подрывника-пешеварца.
Проводя поиск порабощённого Павлуши, Панин преднамеренно подставлялся пособникам преступников. Пособники понимали – пахнет порохом. Подростка перепрятали. Поместили пацана под покосившуюся постройку пустынного полусгнившего подворья, привалив подклеть повалушки. Приставив поглядывать пьяницу по прозвищу Плешивый, поспешили покинуть прогнившие покои.
Панин, преследуя подельщиков Петуха, появлялся призраком, привносил потери, принуждая постоянно паниковать постыдную падаль.
Полумрак, принёсший проливень, пугал присмиревшего Павлушу продувными порывами. Помутнённые потоки просачивались по приступкам подземелья, предвещая потоп. Подросток просил помощи. Пытался приподнять прогнившие половицы. Периодически покрикивая, пытался привлечь, пробудить пьяного привратника. Плешивый, приняв первача, пережидал проливень поодаль подворья. Прилёг, постелив прошлогоднюю полову, прикрылся пиджаком – прикорнул. Порожняя поллитровка позвякивала, перекатываясь по полу повети. Покричав попусту, Павлушка принялся подкапывать под прогнившей плахой полов. Посиневший, перепуганный, продрогший, пленник пробивал подземный проход, приспособив поржавевшую, покорёженную пешню. Прорыв пещеру, попытался проделать проход. Поверхностные потоки подмыли подвалину, прогнившая плаха поломалась. Павлушку придавило покосившейся постройкой, покалечило позвоночник, парализовало.
Пётр потусторонне почувствовал последние потуги подростка. Подчиняясь потрясённому подсознанию, повернул. Преодолев пахотное поле, перелесок, перед Паниным предстало пустынное подворье. Проливень пружинистыми пунктирами прошивал почерневшую постройку, пузырился прозрачными полусферами. Пётр притих, присматриваясь. Правые помочи постройки показались подозрительными…  «Проверить!? – подумал Панин, - Проверить, посмотреть подполье…».
Протиснувшись по полутемному подземелью, посветил… Павлуша, покоился придавленный, постанывая. Пётр, подкопав под пострадавшим песок, попытался подтянуть пленника. Почва поползла, перекашивая половицы, подламывая плаху. Панин подставил под плаху полено, приостанавливая перекос. Послал «почту» Минаеву прося побыстрее подмогу. «Почту» приняли – попросили подождать посланный ПАЗик. Пётр  подсунул под позвоночник Павлика плоскую палку, перебинтовал пострадавшего. Подбивая под плаху пилёные поленья, постепенно приподнял постройку. Перенёс полуживого подростка, положил под полати, прикрыв полушубком. Пуля подрезала Петра Панина предательски подло. Покачнувшись, Пётр посмотрел – петляющий по поляне Плешивый поспешно покидал подворье.
Примчавшаяся помощь, подключив приборы, погрузила пострадавших. Панин просил пить – простреленная печень палила пагубным пламенем. Прошептав Минаеву приметы Плешивого, Пётр помрачнел, постигая полузабытьё.
Проливень прекратился. Полуденная просинь просвечивала прозрачные перелески. Потеплело. Прогреваясь, поля парили пульсирующей пеленой. Прилетевшие птицы, проворно перелетая, попискивали, привередливо потроша прошлогодние постройки. Минаев потерянно походил по подворью, постоял подле повети, покуривая папиросу, присел, понуро покатал пилёное полено, подтаптывая пяткой.
По понятиям майора, преступники, подкупая пограничников, просчитались… «Продавшийся погранпост – погранполоса – польские пограничники… Поляков подкупить – проблематично!? Проскочить польскую погранзону – противоестественно!? Противоречиво… противоречиво… Почему Припять? Почему Польша? Преступники прошли полстраны… Польша?? Польша?…» Минаев позвонил. Петровка понимающе помечала постфактум помыслов полпреда, приказав  продолжить план-перехват. «…Польша? Польша…» - призадумался Максим, попыхивая папиросой. Позвонил порученец прокурора: « Протоиерей Питирим повязал Плешивого… Просит помощи.» Макс пнул полено, поспешая, перезарядил пистолет.
Прибыв, Минаева поразила паперть – приступки покрывали пурпурные пятна. Пройдя придел, перед майором предстал – погром побоища… Перевёрнутые паникадила, поставцы, порушенные полки.
Плешивый, полностью перекрученный проволокой, положенный пластом, прикидывался психом-полудурком, ползал, полируя паркет.
Питирим полулежал, подпирая престол. Простреленный позолоченный потир плотно прижимал пах. Порванный подризник, побагровевший, промокший, прилип, пропитывая плисовое покрывало престола. Протоирей пел псалмы, полуулыбкой приветствуя пришедшего Минаева. Майор поднял поваленную панагию, поцеловал, передал Питириму. Протопоп, покорнейше принял Пресвятую помазанницу, помолившись, поставил поверх потиры.
Макс понимал, «…помочь преподобному Питириму практически – пустословие…» Праведный пограничник – потухал, постепенно покорно постигая преимущества полновесных поднебесных пространств парадиза, презирая передряги подспудного прозябания…

          Майор Минаев проанализировал признательные показания Плешивого. Планы преступников простирались – Плутос позавидует! Преступный «парапитек» Петух, под патронажем правительственных партийных «патриотов», прирос пуповиной под передовые профилирующие производства. «Патриоты» - проституируя переходным периодом, подогревали псевдоэкономические показатели, пользуясь профитом. Петух, принуждал последних – поделиться прибылью, понатыкал повсеместно публицистов прославляющих продажный патриотизм.
«…Патриот-петух, промежностью протух… - подумав, пошутил Минаев, - Подождите, подождите – попоёте песенки, пламенные патрио-пенисы… Пишите – пропало! Пальма первенства -  поломалась!…» Майор продумывал план, протирая парабеллум.

План-перехват – провели.
Пройдя пагранпост, подонки попытались подвергнуть польских пограничников провокации. Под покровом полночи, переодевшись пограничниками, пять подлецов подорвали польские погранстолбы.
Поползновение попользоваться переполохом – провалилось. Петровка предупредила поляков – пояснила положения перехвата. Почерневшие просторы пограничной полосы прорезали прожекторы. Преступники, присмирев, попятились, половина, побросав пистолеты – попадала.
Минаев приказал:
- «Пушки» - положить! Подходить – поодиночке!
Процессия – пошла.
Пленённые подонки – паясничали, переругивались. Психовали – проклиная прокуроров, писаные приговоры, позорные порядки. Макс последовательно просматривал «посадочный посев». Петух – пропал! Провалился! « Падла! Плебей плюгавый!… Подставил, подставил – поганок приятелей… Подставил! – печалился майор, - Планету переверну, перерою – поймаю! Поймаю – порву! Порву падаль!…»
Пограничник первогодок, прижимая ППШ, поочерёдно провожал преступников, преодолевая покатый пандус пакгауза. Проехав подошвами, поскользнулся. Прыщавый «повстанец»  перехватил ППШ, подмял падающего первогодка, передёрнул патронник, полосонул… Пуля, прошив предплечье, прожгла падающего Минаева. Падая, майор поспел прицельно поразить преступника. Пробив переносицу, пуля пропела: « Покойник! »

                … Призрачные пейзажи пропали. Просинь, простирающаяся просинь поражала прелестью, простотой, пристойностью притихшего пространства. Пенистым пуншем потеплевшие потоки позволяли преодолеть потрясения прострации…  Паря пушинкой, по пути, Минаев пролетал пансионы покрытые плющом… Полные праздничного покоя прогуливались полюбившиеся майору Павлушка, Прохор, Пётр, Парамон Поликарпович… Макс помахал приятелям. Простреленное плечо послушно подвигалось, порадовав майора. Приятели посмотрели поверх. Промолчав. Минаев пристыжено потупился. « Простите! Простите…» - прошептал майор…
Полёт прервался, перепутав приютившиеся помыслы. Простирающая просинь пропала, просыпалась почерневшим порошком, предельно перепугав майора. Похолодевший пот потёк по промёрзшей, поверженной параличом пояснице. Минаев поднатужился, противоборствуя парализации, простонал: « Петух… поймаю, поймаю… Прежде – поймаю… Простите, простите побратимы-пацаны… - простите… Падаль – поперхнётся…»
Просёкшие помутнение проблески просияли палевыми петардами, пульсирующий просвет пронзил пространство, посвист порыва пригнул Минаева. Подсвет прочертил прямые пересечения, построил подобие пирамиды, переполнив пирамидальность плазмой. Просияв, пирамида повернулась. Под переливчатым покровом перед Минаевым предстал Питирим. Протоиерей почтительно поклонился, поприветствовал майора, перекрестив паломника, преисполнено предвозвестил…. Максиму Минаеву показался профиль - Пресвятой… Максим преклонено пал, прося покровительства. Потом послышалась полифония песнопений прекрасной партитуры…
Поднявшись, Макс предстал перед Питиримом. Преподобный поднёс позолоченный простреленный потир. Макс пригубил причастие…
Пространство пошатнулось, пластично прогнулось, провалилось пустующей прорехой… « Прощаю!!! » - пронёсся пронзительный, проникновенный призыв. Перекатываясь порожистыми переломами пространств, повторился… « Прощаю! »…

Минаев пошевелился. Проснулся. Площадку побелённого потолка пересекали потускнелые полосы, проектирующие портьеру. Прозревающему Максу показалось поразительной – прохладная повязка повыше переносицы, подзабытая приторность парфюмерии, порхающая по покоям… Поскрипывающие половицы?!… « Почудилось!? – подумал Макс, - По правилам – положено похмелиться! Пройдёт…»
- Максим! Перекатный пьяница! Проснулся?!
Минаев попробовал прогнать призрак. « …Похмелиться! Побыстрее – похмелиться… Проклятый психоз…»
- Приоткройся… Приоткройся… Паранджа – пьяниц портит!
Минаев притих. Полупив похмельным пучеглазием, понял – « потускнелые полосы, проектирующие портьеры… - Просто - простынь! …Прикрывающая   простынь!… Перчёное повидло! » Приоткрылся…
Пряная прядь, пощекотав - прильнула, подзором перекрыв прозревающее подсознание. Пробежалась, покрывая поцелуями пол-лица….  « Приехала примадонна!? – подсознание прокачивало презумпцию прецедента «полишинель»…, Макс поглаживал перси, - Приехала! Подмосковная пианистка… Пупочка пригожая!! »
- Макс, прострелено предплечье, потерял полведра плазмы, перикардит… Пьёшь – пока погост покажется? Позвонить – память парализовало?…
- Перекардит… Плазма… Пропади пропадом! Прокололся майор! Прокололся… Подлеца Петуха – прощёлкал… Прокололся!… Позвонить… позвонить… - Прости! Пятерых парней положили… Пятерых. Подонки!
Маринка посмотрела портрет, притихла переживая.
- Макс, перевяжем плечо?
- Перевяжи…
Перепачканная повязка, пропитанная покрасневшая прокладка – прослезили Марину. Поплакав, пошла, приготавливать примочку. Минаев просматривая простреленное предплечье подивился патине полукруга. « Погон плечо протёр?! » - подумал майор. Приглядевшись, прочёл печатную пропись: - Прощён пророком.

Приподняв портьеру, перед майором простиралась полноводная Припять. Поля, полянки позеленелого Полесья подёрнулись пестротой первоцвета. Пришла пора – прекрасная пора…


P. S.      Петровка продолжала поиск. Перетряхивая правительственные «партикулярные пиджаки», пресекая профанации. Продажные патриоты побаивались приставки «псевдо» продали «петушиные потроха»… Петуха повязала полиция Панамы – проверяя паспорта…. Петух, правда, продуманно принял прежде подданство префектуры Полинезии…