Двор со старыми качелями

Двор у нас был обычный, каких в каждом городе сотни. Но вздумай кто-нибудь нам сказать, что у нас обычный двор – он был бы немедленно бит, ибо мы свято верили, что наш двор – лучший в мире.

Наши дворовые угодья были образованы тремя двухэтажками и стихийно наляпанными сараями. Из зелени здесь были два тополя, кривая акация и несколько кустов неопределённой породы. Дальний угол двора служил свалкой строительного мусора и битого стекла, густо зарос крапивой и туда мы ходить не любили.

Из детских развлечений во дворе имелась древняя песочница, от которой остались два подгнивших борта и кучка песка, спрессованная временем до каменной твёрдости. Играть в этом песке было невозможно, его не взял бы даже отбойный молоток. Пробить песок могли только вездесущие одуванчики.

Больше ничего «детского» в нашем замечательном дворе не было. Были гаражи, верёвки для белья, две расшатанных лавки и щелястый дощаной стол. Ещё была водоразборная колонка – ржавая изогнутая труба, торчащая из земли и украшенная латунным вентилем.

Несмотря на скудость дворового инвентаря, наша ватага всегда находила себе занятие. Можно было брызгаться водой из колонки (хотя взрослые нас за это ругали). Можно было лазать по заборам (хотя за это ругали тоже). Можно было летать по гаражам сломя голову (хотя это вообще строго-настрого запрещалось).

Во дворе мы постоянно носились как ужаленные шибздики (по выражению бабы Светы). Кто такие шибздики и кем они ужалены – не могла внятно пояснить даже она сама. Это была маленькая дворовая тайна.

На ровном месте мы изобретали прорву весёлых игр. Если мы раздобывали доску и чурбак, то сооружали из них качели и прыгали на них целой ордой. Если кто-нибудь привязывал к тополю кусок кабеля, на нём можно было висеть, как на «тарзанке» и орать страшным голосом от избытка удали. Зимой мы насыпали снежную горку. А за столом ребята постарше дулись в карты и другие настольные игры.

Игры с мячом во дворе не поощрялись: иначе все первые этажи рисковали остаться без стёкол. В футбол и вышибалы мы играли на пустыре двумя кварталами дальше.

Так выглядел наш двор, когда однажды отец Верки Чибисовой вдруг привёз и вывалил возле песочницы несколько железных труб, а потом достал из машины сварочный трансформатор.

Почуяв событие, из квартир потянулись другие жильцы. Вышли Перемётовы и Охримчуки, Самархановы и Будыгины… Выяснилось, что Чибисов-старший с соседями давно вынашивают замысел облагородить наш непритязательный пыльный дворик. И первым пунктом благоустройства стоят новые качели.

Вечер получился праздничным. Он был наполнен предвкушением чуда. Из ближайшего окна кинули провод. Мужики копали ямки и мешали раствор, а Веркин отец в чёрной маске шипел электродами, сваривая из разнокалиберных труб мощную четырёхногую раму.

Все понимали, что Чибисов-старший стыбзил трубы с работы. Однако стыбзил он их не ради своей теплицы на мичуринском, а ради общего дворового дела. Это создавало вокруг дяди Паши некий героический ореол – не для себя старался человек, для детей!

Смотреть на рождение качелей без восхищения было нельзя. Но все напоминали друг другу, что от сварки можно ослепнуть – и мужественно отворачивались, вдыхая запах окалины. Этот запах резко отличался от привычных ароматов нашего двора: палой листвы, преющей древесины, кухонного чада и вываленных в угол бытовых отходов.

Каждый старался помочь, каждый лез с советом и норовил внести свою лепту. Добровольцы, кто не участвовал в установке качелей, наводили общий «марафет», мели площадку и заново подпирали падающие заборы.

После уборки всех охватила жажда помалярничать. Кто-то расщедрился на банку синей краски, кто-то вынес полбанки зелёной… Выкрасили не только новые качели, но и столик с лавочками, и даже два уцелевших борта детской песочницы.

- Ай да мы! Не хуже, чем у людей! – сказала тётя Женя Самарханова, когда наш двор стал в три раза чище, а посередине засверкало новенькое детское сооружение.

Надо ли говорить, что мы облепили качели, когда ещё швы на трубах не успели остыть, не высох ни бетонный раствор, ни краска? Все мгновенно перессорились, кому полагается первым опробовать спортивный снаряд. Это вам не примитивная доска на чурбачке, а настоящие качели, как в городском парке!

По всем понятиям первой должна была качаться Верка, дочь дяди Паши, главного застрельщика и мастера. Но на качели могли сесть сразу двое, а то и трое. Вокруг двух дополнительных мест и разгорелась война.

Взрослые чудом нас утихомирили, разъяснив, что до утра ничего трогать нельзя. В противном случае сырой бетон даст слабину и качели долго не простоят. Тогда каждый из нас мысленно поклялся, что непременно завтра вскочит раньше всех и займёт качели до самого обеда!

После работы мужчины сгоношили себе пару бутылочек на капоте машины. В кои-то веки жёны не ругались на «алкашню» и даже сами пригубили вместе с мужьями. Вынесли закуску, настойку, чай и пельмени. Пир пошёл горой. Все с гордостью смотрели на творение своих рук.

До темноты мы сидели во дворе – от мала до велика – никто не ругался и не кричал. Сообща строились грандиозные проекты: дескать, начало положено, теперь хорошо бы соорудить турник, брусья и прочие полезные штуки. Мужчины прикидывали, где достать необходимый материал и как половчее втиснуть всё задуманное в ограниченное дворовое пространство…

Это был самый погожий и дружный вечер нашего двора, наполненный новостями и планами на будущее.

***

К сожалению, дальше качелей дело не пошло. Несколько месяцев взрослые степенно обсуждали, как обустроить двор, чтобы мы не «летали как беспризорники».

Выдвигались самые фантастические идеи. Предлагалось одно, другое, третье… но каждый раз что-нибудь мешало. То Чибисовы поссорились с Самархановыми. То у Перемётовых умер дед. То кто-то выехал, а кто-то вселился… И больше ничего в нашем дворе не появилось.

Качели стояли и ржавели много лет. На них качались, на них сушили ковры и выбивали половики, они перестали быть диковинкой и слились с безликим интерьером. Синяя краска на опорах облезла от времени, но никто не собрался их снова покрасить.

А потом во дворе завелось чересчур много машин и стало не до детских площадок. Машины стояли везде – под верёвками для белья, под тополем и прямо в старой песочнице. Даже угол, заросший вековым бурьяном, кто-то вычистил – но лишь для того, чтоб воткнуть туда свои кривобокие «жигули».

В конце концов наши дома объявили подлежащими расселению, жильцы стали разъезжаться кто куда. Забытые качели уже никого не интересовали. И кто-то из стариков в шутку назвал их «памятником добрых намерений».