Черная вершина
Время от времени он резко дергал ее за руку.
Бархатный рукав платья вздрагивал перебитым крылом. Браслеты на запястьях болтались наручниками.
Он толкал ее. Резко. Зло. Переставлял в очереди вместе с коробками, как вещь. Встряхивал, как бутылку с мутной жидкостью. На какое-то мгновение со дна всплывало подобие виноватой улыбки, ужаса… И снова – муть. Тупое безразличие ко всему.
Это был настоящий, живой палач. Маленький. Смуглый. В клетчатом пиджаке. В шляпе с короткими полями. Вспотевший от ненависти.
Весь почтамт оглядывался на них. В основном - на нее. Потому что она
была настоящей восточной красавицей. Полуоткрытый рот. Пустые глаза.
Изувеченная, приговоренная красота. На своей черной вершине.
Я представил их жизнь. Ежедневную жизнь жертвы и палача.
А потом почему-то вспомнил.
…Вечером вся рота была в столовой
Я принес ужин в казарму. Своему механику-водителю. Дембелю, который прикинулся больным.
Он поковырялся ложкой в миске и вдруг с криком «холодный, сука!» запустил в меня ею. Я успел увернуться. Кровь ударила в голову. Я увидел себя, опрокидывающим койку с дембелем, бьющим его кулаками, ногами. Подбежал перепуганный дневальный. Стал расцеплять нас. Я вырвался. Побежал куда-то. Как оказалось, на угольные склады.
Были горы, горы, горы угля. Была ночь, ночь, ночь. Я сидел на черной вершине. С перебитыми крыльями. Приговоренный. Ждал, когда меня найдут и убьют. А потом стал тупо улыбаться звезде, застрявшей в щели шиферной крыши.
Меня нашел мой одногодка. Рассказал, как дембеля вернулись с ужина.
Как перед отбоем хватились меня. Как вытряхивали из дневального правду.
Как вся рота прочёсывала полк и поселок. Как были слышны визг и крики механика: дембеля били его в «красном уголке».
Черная вершина.
Опрокинуть коробки. Бить, бить, бить вот этого, в шляпе.
Но это не мой полк.
Свидетельство о публикации №224031501701